Она Откуда в беспризорнице-малышке Горит идея маленького счастья? Она когда-то родилась в манишке С таинственным браслетом на запястье. Но Рок её удерживал в узде. Ведь на планете родилась она. Нигде не миновать возмездья на Земле, Где в ожидании она ломала руки… Оно
Забрезжил свет голубенький. Ну что ты стонешь, миленький? Ты плачешь, будто маленький, И нос твой очень красненький. Случилось что-то мнимое, Оно – непоправимое, Такое неопрятное, Безумно необъятное. Нашёптано подружками, Они такие ушлые. Оно такое грязное И челюстями лязгает. Платочек На мне платочек беленький шифоновый, И свет вокруг сверкающий неоновый, Чулок поехал новенький нейлоновый, А ты всё ждёшь меня, как околдованный. Ты ждёшь меня у поворота левого, С Садового кольца от снега белого, Под небом почему-то цвета серого, В пальто покроя старого нелепого. Трущобы опустели здесь от холода, Юродивые умерли от голода. И вроде бы нет никакого повода Бояться электрического провода. Post mortem Я в этом измерении погибла. В другом – ещё как будто не была. И кажется, что в сердце боль утихла. А, может быть, я вовсе не жила? На свете том не надо кругозора, Не надо деньги делать и платить. Булыжные неровные узоры, Во сне иль наяву, мне не забыть. Реальности размыты горизонты, Межзвёздный ветер пахнет высотой, Седые колорадские курорты Растаяли на солнце подо мной. Поэтический момент Сойдя с подножки «Северной стрелы», В советской грубой «парке» на ватине, В тумане сером сумрачной зимы, Бутылку крепкой водки по пути Я взять решила в винном магазине. Мой друг, по сути уличный поэт, Вздохнул почти пророчески и с грустью, Взглянув на мой потрёпанный берет, Приобретённый где-то в захолустье. Его стихов возвышенных абсурд Мне импонирует сегодня, как ни странно, И на перила резко сброшенный тулуп Открыл вдруг бурю поцелуев ураганных. В подъезде вымершем осипшим баритоном Читает он забытые стихи Среди колонн, как в древнем Парфеноне, Где пахли розами тончайшие духи. «В ночи слепые небоскрёбы…» В ночи слепые небоскрёбы Мне шепчут в ухо – быть беде. Бездомных тощие утробы И их урчанье в темноте. В моей душе растёт тревога, Что ты исчезнешь под луной. Куда ведёт тебя дорога? И где твой берег, мой родной? Разговор с Врубелем Как устрица в сияньи перламутра, Я утопаю в скользком бытие. Дела свои откладывать на утро Не принято на нашем корабле. Под парусом, луну опережая, Босые, чтобы устоять, На палубе, святых всех проклиная, Мы время поворачиваем вспять. Я помню, как молчал ты отрешённо, Как дождь стучал в каютное окно. Как я болтала что-то нерезонно, Как пили чай и красное вино. Ты говорил – процесс творенья важен, Что смерть холстов не главное теперь. Что Демон жив, нам жизнь ещё докажет — Есть в прошлое невидимая дверь. А мы седеем, выглядим серьёзно. Плывём на корабле в небытиё. И молния из серой тучи грозной Расходует сверкание своё. «Разделена с тобой бездушною толпой…» Разделена с тобой бездушною толпой, Глотаю слёзы, чтоб не зарыдать. В собор Исакия, французский долгострой, Я забрела, но не молиться, не стенать. Сверкает серебро, Мадонна в злате, Непостижимого символика – алтарь. Колоколов тяжёлых медные набаты Зажгли в душе моей божественный пожар. Гремя карманной мелочью нескромно, Я покупаю белую свечу. Чтоб не остаться в старости бездомной! Чтоб заплатить последнему врачу! Среди толпы я оказалась одинокой. Не нужны мне богатство и любовь. Мне б умереть на дикой Ориноко, Пролив турецкую и взбалмошную кровь. «Мечтаю, что мы встретимся в Гаване…» Мечтаю, что мы встретимся в Гаване, Среди лимонов и оранжевой хурмы, Песочно-ананасовой нирваны И джаза экзотичной кутерьмы. Большое небо что-то обещает, Гостеприимна атлантическая мель. За друга моего я поднимаю Бумажным зонтиком украшенный коктейль. |
