Жертва Кольца Садового угрюмое ненастье Обрушилось внезапно с облаков. Её он держит крепко за запястье В одном из прилегающих дворов. Упрямых глаз бездонные глубины Как омуты чернеют подо льдом. Неловкий шаг – зелёная от тины, Она всплывёт, отвергнутая дном. Визг тормозов, сирены воют, Ко лбу волос прилипли завитки. Её у Склифосовского обмоют И швы из шёлка разукрасят ей виски. «Воспоминания, как жгучие сапфиры…» Воспоминания, как жгучие сапфиры, Бушуют в аметистовой волне. Судьба нас растранжирила по миру, Вчера тебя я видела во сне. Мы исчезаем гордо и степенно, Не теребим гнедого старого узды. Друг друга будем помнить непременно, Мясницкую и Чистые пруды. Детские забавы Девчонка в парусиновых туфлях Осталась в этой жизни без присмотра. Она мечтает вечно жить в стихах И есть кусочки яблочного торта. Её пальто запачкано бензином, Одёжка выцвела, и вытерлось сукно… Немногим беспризорникам дано Так грациозно уколоться героином. «Я молодою головой на старой шее…» Я молодою головой на старой шее Кручу из любопытства, как дитя. Далёкой юности желанья уцелели: Любовь, вино и быстрая езда. В аллее отцветающих магнолий По-прежнему тянусь к тебе рукой. Ты разделил со мной скитальческую долю. Готов ли разделить со мной покой? «Сбивая варежкой сосульки на Покровке…» Сбивая варежкой сосульки на Покровке, Я пробегу по тротуару без труда. Стучит капель по барабанной перепонке, И впереди уже грядёт моя судьба. А у черёмухи в Машковом переулке Уж набухают изумрудные листы. Я отправляюсь по бульварам на прогулку В браслетах из кудрявой бересты. В утробе Земных полей далёкий небосвод Манит меня мерцающей полоской, Тревожный зов околоплодных вод Как будто шёпот в Тишине Матросской. Отголоски Родившись затруднительно и в муках, В день осени, дождливый и сырой, Очнулась я в дешёвых серых брюках На лавочке в метро на «кольцевой». Заглатывая жёлтый мрак туннельный, Держусь за поручень, как птица за червя. Дыханье моей музы из вселенной Я чувствую у своего плеча. Локомотива электрическая сила Меня уносит – может, навсегда? С туманных сопок западных Курилов Луна глядит раскосо на меня. Моргает она белыми глазами, Вся праздничная в облачном манто. И, спрятавшись за теми облаками, Скрывает оспой поражённое лицо. Прощай, Цветной бульвар, моё почтенье! Бубнят в аллее сонно циркачи. Пьют пиво с воблой после представленья Свободного паденья короли. Вероятность Я в облаках, с подносом из пластмассы, Жую салата вялые листы. Мотора реактивные фугасы Ревут, не испугавшись высоты. Забыты мною лестницы и стулья, И мусор, и бензин на мостовой, Забыты шляпы, туфли, пчёлы в ульях, Забыты тополя на Беговой. Вернусь ли я когда – никто не знает. Умру ли я от пули басмача? Иль до смерти меня кто укачает? Или взорвусь, на демонстрации крича? А, может быть, меня пырнут кинжалом. А, может, глыба свалится с небес. А, может, скорпион достанет жалом И мне могилой станет темный лес. Судьбы моей я старая игрушка. Руки уж нет, и зрение не то. Кукует всё ещё моя кукушка, И я ношу любимое пальто. Прощание Москвы-реки тяжёлая вода Покачивалась сонно на рассвете. Глаза твои застыли навсегда, И лужа крови ссохла на паркете. Лежишь теперь, прозрачная, в гробу, Как птица, что с небес, и голубая. Ты отыскала наконец свою судьбу И сгинула навек, нас всех прощая. «Смолк колокола звук, пропев вечерню…» Смолк колокола звук, пропев вечерню, И выплыла холодная луна, Чтоб осветить дорогу в богадельню И стен её пастельные тона. Красавицы-природы безразличье Бушует на могиле за рекой. Москвы золотоглавое величье, Храни души измученной покой. «Определённо холодны…» Определённо холодны Во льду московские пруды. Сверкает снег, алмазов полный — Беспечный баловень воды. Скользим, в полночном звёзд сияньи, По Чистым призрачным прудам, И от горячего дыхания Луна разбилась пополам. |
