— Так что всё-таки произошло вчера? — прервала тишину Йеннифэр.

Геральт не умел рассказывать истории так, как это делал Лютик: ярко, красочно, вкладывая эмоции в каждое слово, погружая слушателей в транс, из которого они не могли выйти, пока мэтр не закончит. Нет. Ведьмак рассказывал сухо и монотонно, но в деталях, благодаря чему Лютик и Йен максимально подробно увидели вчерашние события.

Когда Геральт упомянул о попытках создания ведьмаков, чародейка заинтересовалась, вновь наклонившись поближе.

— Я собираюсь проникнуть туда, — сказал Геральт. И обратился к Йен: — Очень надеюсь на твою помощь.

Она выпрямилась, сменила положение ног, перекрестив их по-другому, и задумчиво проговорила:

— Вчера тебя чуть не убил один-единственный отряд. А сегодня ты рвёшься в главный улей. Раненый.

— Ты же понимаешь, что я не могу это так оставить.

— Так, стоп, погодите, — очнулся Лютик. — Вы же не серьёзно? В смысле, они же выглядят как самые крутые ребята этого мира, и мы уже им насолили достаточно.

— У них в распоряжении знания о ведьмаках, о наших зельях, отварах, оружии и многом другом, что держали в секрете сотни лет. Только этого достаточно, чтобы нанести им визит. — Геральт видел, как многочисленные возражения скапливаются на губах поэта, готовясь выплеснуться наружу, а потому добавил: — Если бы охотники умыкнули единственный сборник твоих стихов, ты бы простил им это?

— Они и так умыкнули, — мрачно ответил Лютик.

— А теперь представь, что они не просто держат эти знания у себя, а вовсю используют их. — Белый Волк помолчал, подбирая слова. — Мы делали ведьмаков из детей, с тщательной подготовкой и помощью Предназначения. Выживали лишь четверо из десяти — и мы обучали их, воспитывали и тренировали, чтобы они стали профессиональными убийцами чудовищ. В этом мире чудовищ почти нет. И тратить годы на воспитание новых ведьмаков никто не будет. Если охотникам удастся создать ведьмаков, это будет просто… военная сила. Тупые маньяки со сверхсилами, не имеющие цели. Брэен был бешеным зверем, они будут в десятки раз хуже. — Геральт увидел, что и Лютик, и Йеннифэр осознают серьёзность ситуации, и это приободрило его. — И время работает против нас. Охотники проводят эксперименты на взрослых людях, что сильно усложняет процесс, да и Брэен не мог предоставить им всю необходимую информацию — всей не обладает уже никто, — но в этом мире наука так развита, что… я не знаю, сколь многое им удалось. Может, мы уже опаздываем. Может, ещё день — и придётся противостоять десятку таких, как я. Не знаю.

Геральт замолчал, чувствуя себя непривычно после такой длинной речи. Шевельнулась Йен.

— Торопиться мы тоже не можем, — сказала она. — Нам нужен план, а тебе — минимум день отдыха.

— Не нужен мне…

— Не глупи, Геральт! Я тебе жизнь спасла, сделай милость, побереги её хоть денёк! — Чародейка встала и перевела взгляд на поэта. — И ты, Лютик, побереги его жизнь. А мне надо кое-что сделать. Поговорим позже.

Йеннифэр постояла пару секунд, но ответа не дождалась ни от одного, ни от другого, а потому вышла из комнаты с поджатыми губами. Друзья продолжали хранить молчание и следующие несколько минут, и даже тогда, когда внизу громко хлопнула дверь. Наконец Лютик перебрался на стул, ранее занятый чародейкой, и обратился к ведьмаку. Смотрел поэт на стену.

— Геральт, я не думаю, что Йен согласится тебе помочь.

— Почему? Я ведь объяснил, как это серьёзно.

— Да, я знаю. Но понимаешь… — Лютик запнулся. — Йеннифэр… Она не такая как мы.

— Что ты…

— Ну же, Геральт, посмотри на нас. Мы живём настоящим, от премии до премии, ничего не планируем, просто ждём возвращения Цири. А Йеннифэр — ты же её знаешь — так не может. В течение года, когда мы жили только для себя, она исследовала этот мир, налаживала связи, строила планы на будущее. Видишь, какой у неё дом? А потому что она умеет находить дорогу в обществе. Как и в нашем мире, здесь Йен весьма известна, и она дорожит своим положением. А кроме того…

— Лютик…

— Кроме того, никто не знает, что она — чародейка. — Поэт повысил голос, не давая Геральту себя перебить. — Представляешь, как она рисковала, телепортируясь к тебе, в самое сердце побоища? Да если бы её просто заметил кто-нибудь в таком районе — поползли бы неприятные слухи. А тут ещё и такие фокусы! — Лютик перевёл дыхание и сразу же продолжил, видимо, опасаясь, что ведьмак снова что-то скажет. — И теперь ты просишь её ворваться в крупнейшую организацию этого города, демонстрируя направо и налево свои способности. Понимаешь? Это нам с тобой терять нечего, а ей — ещё как есть. Йен не пойдёт на это. Даже ради тебя.

Пока все они разговаривали, спорили, слушали, молчали, наступил разгар дня. Через балкон можно было разглядеть зелень небольшого парка и голубизну чистого, прозрачного неба. Но хорошая погода не вызывала отклик в душе ведьмака.

— Геральт? — позвал поэт, обеспокоенный долгим молчанием.

— Я слышал тебя, Лютик. Слышал и понял. — Его зрачки, превратившиеся в две узкие, еле заметные ниточки, были направлены в сторону солнца. — Оставишь меня на пару часов?

— Оставлю?.. А-а-а-а… Э-э, да, конечно. Зови, если что-то понадобится, я буду… тут… где-нибудь.

Лютик закрыл дверь в совершенном смятении, которое проступало на его лице подобно чернильному пятну, расползающимся по бумаге. Геральт это пятно не заметил.

Он думал о том, каким образом действовать, какие слова подобрать, чтобы уговорить Йен; да, конечно, он прекрасно понимал ситуацию чародейки, но чего стоит её положение против судьбы целого мира? Разве она сможет отказать? «А если и откажет, — размышлял Геральт, вновь устраиваясь на подушке, — мне стоит задуматься о том, как справиться одному».

И он задумался. Попытался представить один вариант — не получилось, представил другой — и отмёл его. Ему на ум приходили и другие идеи, но каждая новая казалась слабее и глупее предыдущей. В конце концов представляемые им исходы потеряли всякую реалистичность, потеряли осмысленность, стали больше походить на фантазию, нежели на настоящий план. Геральт засыпал. И какая-то его часть этому не сопротивлялась. Та часть, которая хотела забыться, понадеявшись, что всё разрешится само собой. Та, которая понимала, что без помощи Йеннифэр у него нет ни шанса на победу.

***

В этот раз Геральту приснилась не корчма, а Лютик, неистово трясущий его за плечо и орущий что-то про предательство чародейки. Ведьмак как мог отбивался от поэта, ведь это же просто бессмысленно, ну почему он сам не понимает, что Йен можно верить, глупый Лютик, глупый сон…

— Да чёрт тебя возьми, Геральт! — воскликнул поэт и влепил своему другу звонкую пощёчину, от которой тот наконец проснулся.

— Какого…

— Йен идёт сюда вместе с охотником, слышишь! Вставай, ну же!

Геральт рывком сел на кровати, проигнорировав вспышку в боку.

— Ты уверен?

— Да. Да! Быстрее!

Ведьмак вскочил, бросился к выходу. Вдвоём они пересекли коридор и начали спуск по лестнице, каждая ступенька на которой будто бы вызывала электрический разряд, отдающийся в ране Геральта.

— Я сидел в комнате напротив, там окна выходят на другую сторону, — тараторил Лютик. — Они только подходили к дому. Йен и ещё кто-то, но точно в форме охотника, точно! Слишком много я их видел за последние дни… Они уже, наверное, подходят к дверям…

Друзья оказались в обширной прихожей, плавно переходящей в гостиную. Большую часть помещения занимали диван и кресла, поставленные друг напротив друга. Между ними находился стеклянный столик. Вся мебель соответствовала уже привычному стилю: гармония между чёрным и белым.

Геральт только сейчас заметил, насколько в доме стало темнее. День определённо подходил к своему закату.

Лютик потянул ведьмака в сторону коридора, ведущего куда-то в глубь дома.

— Геральт, давай, — сказал он. — Тут есть ещё один выход, нужно успеть уйти до того, как…

— Я никуда не пойду.