Но прекратил он всё это сам, отлипая от меня и как-то странно в глаза заглядывая, каким-то недоверчивым прищуром.

— Или, — даю ответ спонтанно, облизывая губы и закрывая рот.

И по выражению его глаз я вижу, что такой ответ его устроил. Что моё некое поражение перед ним лишь подогрело, и что наступить себе на горло и высказаться мне было просто необходимо, пускай я и считала это чертовски сложным.

Но самое сложное было впереди. И заключалось оно в том, что простые разговоры не помогут, когда Миронов обо всём узнает. А он узнает, непременно узнает.

И вот тогда мне понадобится нечто большее, чем способность переступить через себя. Ведь с высоты нынешнего полёта мне казалось, что все испытания мне под силу. Но окрылённая последними событиями я и позабыла, на что будет способен обезумевший псих, если обнаружит, что происходит за его спиной.

Слова сказаны, решение принято, теперь мне только и остаётся, что ждать, когда воцарится хаос. И что-то мне подсказывает, что долго ждать не придётся.

Тик-так.

Комментарий к Глава 34. Рестарт Все поняли, о ком речь?)

====== Глава 35. Вспомни, кто ты ======

Мир рейвов и беспредела, отовсюду манит жаром пылающей молодости, особенно в тот момент, когда тебе можно всё. И ему было всё можно всю его сознательную жизнь, куда бы он не явился. Рамки только в голове, а все проблемы решаемы. Жить нужно сейчас. Сейчас, или никогда.

По крайней мере, он жил этими убеждениями до этого момента, когда он выжимает из-под капота все двести кобыл и мчит навстречу закату.

Дорога длинная, длинная и практически пустая. Внутренний отголосок души требует сделать остановку, выместить клубком намотавшиеся чувства на какой-нибудь бедолаге, дабы освободиться наконец от плена хаоса, что в голове осел плотно.

В ход пошла, кажется, четвёртая сигарета. Салон прокурен насквозь, из-за дыма дорогу еле видно, да ещё и туман так и напрашивается в компанию этого вечера.

— Да чтоб тебя! — удар по рулю и резкая остановка на обочине.

Миронов выходит, что есть силы хлопая дверью и, кажется, сотрясая землю. Достаёт очередную сигарету и выписывает возле автомобиля шаги, оставаясь наедине с самим собой и вроде даже затевая с собой беседу.

“Это просто дурное влияние вечера, старые шрамы, оно не стоит того. Вспомни, кто ты есть...”

В какой-то момент кажется, что он находит те самые ключевые слова, которые должны вернуть жизнь в прежнее русло, но всё работает от обратного.

Фильтр сигареты еле касается губ, Глеб держит её меж пальцев и не убирает руку ото рта, застывая на мгновение и будто погружаясь в прошлое, будто действительно вспоминая, кто он есть на самом деле.

Забитый мальчишка, не знающий родительской любви. А после неуёмный подросток, который так и не сумел влиться в компанию своего окружения. И лишь одна заставила его верить в ошибку суждения о собственной ненужности, заставила наконец почувствовать себя живым и любимым, со всеми его манерами и замашками. Но ровно до тех пор, пока на пути не попались такие же отбитые придурки, которых в детстве недолюбили. Разница была лишь в том, что в силу неопытности Миронов повёлся на их трёп о том, что рано или поздно эта девчонка его бросит.

— Посмотри, где она, и где ты. Нахер ты ей сдался вообще, она наверняка с тобой из жалости замутила. Бросит тебя и останешься с носом, не будь лохом.

Но девушка продолжала стоять за его плечами несмотря ни на что, в то время как по другую сторону находилась отбитая компашка, именующая себя семьёй. Братьями, как они любили говорить, которые не размениваются на баб и дорожат друг другом. Вот и приходилось порой плясать под их дудку, ибо первое за всю жизнь чувство единения с кем-то заставляло держаться за себя зубами.

Наташа же была чем-то иным. Некой отдушиной и просто девушкой, словно из параллельного мира, которая разглядела в монстре человека. И эту часть души он умудрился потерять, за что корил себя до такой степени, что постепенно покрылся коркой льда. Льда и жестокости, спрятавшись за ними, как под панцирем, непробиваемым и защитным.

А после время. Время, которое вроде бы и подлатало раны, но не до конца. И это он почувствовал как никогда явно, когда встретил врезавшуюся в него девчонку, несущуюся по своим делам.

Затем боязнь. Боязнь повтора ситуации и неминуемой боли, которой он так не хотел. И по глупости своей увяз в наркотическом угаре, что помогал бороться со страхами и повернул его голову, кажется, на сто восемьдесят.

Паранойя и сумасшествие стали для него родными, он целиком и полностью отдал себя той мысли, что не упустит подаренного ему второго шанса, вот только увлёкся сильно.

Будучи неуверенным в своих силах, он уверил себя в том, что человека можно удержать и физически, силой. По крайней мере, этот метод самый действенный и подвластный, пускай и бесчеловечный немного. И в его действенности он убеждался с каждым разом, как только Лера порывалась уйти.

Страх и агония, его превосходство усмиряло, сковывало невидимыми цепями и разрушало постепенно, пока Миронов стирал грани допустимого в больном мозгу. Он этого не чувствовал, для него эта психоделика стала вполне себе сносной нормой, за безумием которой он отказывался понимать, что здоровому человеку это может быть чуждо. И он целиком и полностью отдал себя той идее, что сможет сделать из неё такую же. Такую же, как и он сам. Тайные грезы о том, чтобы девчонка видела мир его глазами не отпускали, обволакивая своими ветвями всё прочнее, покуда переключатель в мозгу не сломался окончательно, не позволяя более отличать свой собственный мир от реального.

Наверное, проще оправдать окружающий тебя хаос, когда ты псих. Проще видеть жизнь глазами ненормального, заколотившего жалость и чувства в бетонную коробку. И ещё проще создавать себе условия комфорта, не ссылаясь на боль тех, кто рядом.

В этой его игре пострадала больше вторая, ставшая для него персональной грушей для битья, покорной и смиренной. А первая... первая даже сейчас сидела в голове, управляя его мозгом невидимыми нитями, от которых не отмахнуться. Это как прошлое, что тянет за собой, заставляя погрязнуть в воспоминаниях.

Осталась половина пачки.

Глеб смотрит на оставшиеся сигареты и швыряет их обратно в машину, на пассажирское.

На завтра... Эту порцию он оставит на завтра, как и решение, которое как и всегда придёт само собой. А потом он снова садится за руль, сворачивая с обочины и подъезжая к обрыву, откуда открывается вид на море.

Спокойные, умиротворяющие волны. В свете уходящего солнца они переливаются красками небывалой красоты, которую так часто можно встретить в природе. Точнее, можно встретить практически везде, другое дело — заметить.

Блондин откидывается на опущенном сидении и с умиротворением смотрит вдаль, изредка поглядывая на припасённую на следующий день пачку. Рука снова тянется за сигаретой, он растягивает её на множественное количество затяжек, наслаждаясь каждой. А после засыпает, встречаясь с опускающейся на местность темнотой, отдаваясь желанию выспаться хотя бы раз в жизни.

Здесь его никто не найдёт, не потревожит. Здесь безопасно и надёжно. Здесь нет людей. Здесь нет ничего, что может помешать...

Нужно отдать должное своему организму. Он словно черпает силы из сна, восстанавливаясь и запасаясь энергией.

Пятнадцать.

Он проспал ровно пятнадцать часов и двадцать одну минуту.

Выключенный мобильный после удержания боковой кнопки тоже пришёл в себя, но уведомлениями не блистал. Ни входящих, ни смс, ничего ровным счётом. И Глеба бы это насторожило, если бы не мысли, которые побудили его вставить ключ в зажигание.

Он не думал о голове, о желании выпить крепкий горький кофе, он попросту выехал по зову голоса, внутреннего, что послужил этим утром персональным маршрутизатором.

Он не знал, зачем возвращается по пройденному маршруту. Не знал, какого чёрта снова едет к её дому и что скажет. А ещё он не знал, что, чёрт возьми, будет делать. Он, слетевший с катушек псих, такой потерянный сейчас и будто разделённый надвое.