— Да неужели, — фальшивое удивление овладевает его мимикой, он даже тарелку с пирогом подальше отодвигает, — за кого?
— Ты его вряд ли знаешь... — смущается, это видно. Она никогда не умела скрывать эмоций. Всё было, как на ладони. — Правда, он в командировке, — выдыхает, как будто разочарованно, словно только пытается показать свою осведомлённость, — сказал, что на неделю-другую.
А Глеб и вовсе глаза опускает, кусая нижнюю губу. Сейчас его желание вылить на жену врага всё сполна застряло где-то в груди, если не глубже.
Ему под силу всё, он справлялся всегда и со всем так, будто лучше его в подобных делах просто нет. Да и не существовало никогда. Его не сбивали даже пули, но сейчас он сидит, как водой облитый, не в силах вымолвить ни слова. Нечто свыше будто держит его рот на замке и не позволяет сделать этой девушке больно.
Глаза вновь подняты, он осматривает её фигуру и немного щурится, пытаясь понять, с каких это пор его импульсивность потушили давно позабытые чувства. Или, не такие уж они и позабытые?
— Может, ты голодный? — она будто отряхивается от гнетущих домыслов и подскакивает со стула, подлетая к холодильнику. — А то может ты еды нормальной хочешь, а я тебя тут пирогами кормлю... У меня мясо есть, с картошкой, хочешь?
Она увлечённо рассматривает полки и погрязает в этом деле, не замечая, как Глеб медленно поднимается из-за стола. Как неслышно подходит, закрывая дверь холодильника и будто призывая её угомонить невесть откуда взявшуюся энергию.
Но девчонка лишь пытается скрыть так свои нервы, что дают о себе знать с каждой минутой всё лучше, покуда Миронов рядом.
— Может, тогда чего покрепче налить? Я сейчас...
Она уже было разворачивается, окунаясь в идею убежать в другую комнату, чтобы просто перевести дух, но блондин хватает за локоть, неаккуратно, но с долей бережности притягивая к себе и оказываясь практически лицом к лицу.
— Наташа... — тянет созвучие её имени шёпотом, чувствуя её сбитое дыхание и, кажется, ощущая, как колотится её сердечко.
Подумать только... Безжалостный убийца и любитель изощрённых пыток, но сейчас у него буквально потеют ладони от близости его бывшей. Еле с собой совладает, пытаясь услышать собственные мысли, которые последние года только и рисовали, что красочные сцены насилия и жёсткого секса. Но сейчас отчего-то не было ни единого извращённого помысла, он просто стоял, держа её рядом и не желая отпускать.
— Не нужно... —девушка практически дрожит, выдыхая в губы непонятную просьбу, словно знает, чем подобное может кончиться. Ведь первая любовь — самая яркая, и забыть её сложно.
Но Миронов не знает, даже понятия не имеет, что говорить, что делать. Она до сих пор является воплощением ангела в его глазах, а у него руки в крови по локоть, да и не самая лучшая жизнь за спиной. Он даже не осмелился сказать ей то, ради чего пришёл. И что ей не стоит ждать мужа из командировки, покуда он лично пустил ему пулю в лоб несколько часов назад.
— Береги себя.
Монстр внутри больше не может ждать. Он рвётся наружу, и Глеб поспешно молвит первое, что приходит в голову, а после скрывается из дома быстрее ветра.
Наташа только и успевает, что на порог выбежать, но видит лишь его удаляющуюся спину, постепенно скрывающуюся в омуте подступающего тумана.
К своей машине он движется быстро, даже слишком. На ходу шарит по карманам и достаёт пачку сигарет, вставляя в зубы фильтр и поспешно щёлкая зажигалкой. Останавливается возле авто и нервно курит, словно второе “я” возвращается из потёмок, встречаясь с обратной стороной медали и вступая в какую-то внутреннюю перепалку. А Глебу лишь ждать остаётся, пока голова не взорвётся окончательно.
Хочется, до жути хочется вернуться и проучить эту девчонку. Проучить за тот вечер, в который он увидел её с другим. За то, что из-за гордости собственной не решилась дать второй шанс, а ещё за то...
— Да блять!
Не знает, за что. Просто громко чертыхается, ударяя кулаком по капоту и нервно поджимая губы.
Дьявол просится наружу. И он хочет видеть эту светловолосую под собой. Хочет слышать её стоны, своё имя, которое она будет кричать, царапая ноготками спину. Хочет овладеть её телом полностью, без остатка. Хочет впервые доставить удовольствие не только себе...
В голове сбой, Миронов швыряет сигарету на асфальт и садится за руль.
Он не знает, куда поедет. Не знает, что будет делать. Но он знает, что внутренний демон не успокоится, а это значит, что этой ночью всё равно кто-то будет кричать его имя, умоляя о пощаде.
Я была готова говорить и без крепких градусов, но они лишь облегчили мою участь.
Осталось только воздуха побольше в грудь набрать, да смелостью запастись, дабы начать этот чёртов диалог. Который, чёрт возьми, никак не выходил и не хотел начинаться. Чтоб его...
— Прости, просто в тот вечер в мотеле всё было так спонтанно, я и понять не успела... — и договорить не успела, к слову, тоже. Макс перебил, едва я оживилась.
— Не будем о том вечере. Я тогда всё понял.
— Нет, не всё! — его упёртость поражает, но уступать я не собираюсь. — Потому что да, возможно, у меня есть какая-то невидимая связь с Мироновым, и уж извини, но я не могу в один момент просто щёлкнуть пальцами и избавиться от паранойи, которая, блять, просто срослась со мной и стала моей неотъемлемой частью! И всё это, казалось, начало становиться личным адом, но тут появился ты! — эмоционально всплёскиваю руками и, кажется, ругаюсь между словами, как матёрый сапожник, но Макс просто молча слушает, выпучив на меня свои огромные глаза. — И я задала себе вопрос: неужели в этом адском пекле, где сплошь котлы и багровые реки, действительно может быть человек, который видит во мне нечто большее, чем податливый мешок с костями!? Вот я и растерялась! Но ты просто не имел права требовать с меня незамедлительный ответ, ибо учитывая всю мою эмоциональную нестабильность, я вообще подумала, что ты меня проверяешь, а после доложишь всё Миронову! Может грубо, зато правда. Я потеряла веру в людей, уж прости. И это можно понять, учитывая то, с кем я делила годы своей жизни. Да и не такими мы с тобой были близкими, чтобы я вот так просто бы тебе доверилась! Ты игнорировал меня вообще первое время, на секундочку! — всё ещё жестикулирую, на мгновение забывая, что мой тон сейчас высшего уровня, и что были бы соседи — слышали бы отчётливо каждое слово. И междометие тоже. — Так что я имею полное право на второй шанс, и попробуй мне только его не дать!
Выдыхаю чётко после последнего слова, сглатывая. А Макс так и стоит, не моргает даже. Только губы свои немного поджимает, да бровь изгибает, словно бред сумасшедшей только что выслушал.
Но это не бред. Это всего лишь импровизация, сотканная в слова из мыслей, к которой я не была готова. Вот и пришлось вывалить всю кучу в виде несуразной ереси, чтобы хоть как-то донести то, что хотелось сказать.
— У меня есть вопрос, — Боже... опять? — Ты хочешь этот шанс потому, что желаешь сбежать от Миронова, или... — он не заканчивает, только приподнимает вторую бровь и вопросительно смотрит, будто ожидая, что эту мысль я закончу за него.
— Или... — и я продолжаю, включая дурочку и делая вид, что ни черта не понимаю. — Или мы тут ребусы разгадываем? — так и не дождавшись продолжения, завершаю фразу, наблюдая, как он пододвигается чуть ближе.
— Я повторю, — конечно, я ведь не из тех, до кого доходит с первого раза. —Ты хочешь этот шанс ради свободы от Миронова, или... — но теперь договорить он не успевает, потому что после этого дурацкого и затяжного “или” я резко подаюсь вперёд и затыкаю его. Затыкаю поцелуем, находя ответ в ту же секунду и проскальзывая языком по нижней губе.
Я хотела простого прикосновения, но это “простое” затянулось, заставляя дышать тяжелее и ощутить его жар буквально в себе. И не припомню уже, когда меня в последний раз целовали вот так. Напористо, страстно, подрывая желание продлить эти ощущения на как можно дольше.