— Он на старой даче, — хриплый голосок вдруг режет уши, она сквозь всхлипы задевает наше внимание, продолжая говорить, — она под снос, там практически всё разрушено, но он обустроился под землёй, — каждое новое слово даётся с трудом, она морщит нос и заходится плачем, осознавая, видимо, что собственноручно подписывает мужу смертный приговор, — пожалуйста... — снова всхлип, — пожалуйста... — совсем поникает, опускает голову и начинает реветь, роняя на пол слёзы.
А Глеб молчит. Лишь задирает голову и гривой встряхивает, что-то обдумывая в своей мозговой коробке. Затем сам себе кивает и устремляется на выход.
Четверть минуты требуется, чтобы я поняла, что нужно за ним следовать. Вот и вылетаю, сломя голову, перебирая ногами быстрее обычного и семеня по лестнице.
— Ты оставишь её там?!? — он уже на выходе из подъезда, и наверняка вопроса моего не услышит, поэтому я прикрикиваю, ускоряя шаг и догоняя его.
— Я же оставил ей жизнь, — услышал, значит.
Непосредственный ответ возмутил не на шутку, я уже было начала скучать по своей недавней способности сохранять спокойствие даже в экстремальных ситуациях, но сейчас... Сейчас я попросту не знала, возмущаться или действительно радоваться, что он не подверг девчонку мучительной смерти от своих рук.
За всем этим я забываюсь, отчего скорость не сбавляю. И как следствие — врезаюсь в спину внезапно остановившегося блондина, еле успевая сообразить, что к чему.
— Я пытал её три дня, — он неспешно ко мне разворачивается, пока я пытаюсь понять, что мне с этой информацией делать, — а тебе удалось разговорить её за три минуты, — неожиданный стоп, неожиданное высказывание, и ещё более неожиданное прикосновение его ладони к моей шее, когда он прикладывает чуть усилий и придвигает, торопливо и напористо целуя в губы, и также быстро отпрянывая. — Ты была превосходна.
Это выглядит и правда как секундный порыв, потому как он снова разворачивает и продолжает также целеустремлённо двигаться к автомобилю, будто тешась надеждой покинуть это место как можно быстрее.
Недоумеваю, брови к переносице свожу, но всё же перебираю ногами, оказываясь вскоре рядом с ним: на пассажирском. И всю последующую дорогу пытаюсь прикинуть, чего стоит ожидать. Если это был пряник, то где тогда кнут? И в чём его издёвка проявится на этот раз?
Размышлять долго не приходится, ответ разворачивается перед глазами сам собой. И выглядит он, как дом Морта.
Мы останавливаемся неподалёку, но достаточно, чтобы я видела детали. Окна авто наглухо тонированы, а это значит, что меня никто не увидит. Нас никто не увидит...
Миронов глушит машину, и вместо этого тихого шума салон заполняет биение моего сердца. Оно, кажется, приходит в бешенство. То прекращает удары на мгновения, но вылетает из груди, прихватывая с собой пульс, что отдаётся даже в висках и мешает восстановить дыхание. Наверное, Глебу сейчас до жути потешно наблюдать за всей этой картиной, когда я чуть не ёрзаю на месте, молясь всем известным Богам, чтобы не протереть дырку в этом долбаном кожзаме.
И, наконец, апофеоз всего этого хаоса, когда я замечаю приближающуюся к дому машину Михайлова. Кажется, я уже грызу не только ногти, но и пальцы, и локти, и всё салонную обивку.
Какого чёрта у Миронова в голове? Что сейчас будет? И что, чёрт возьми, мне делать? Каким на этот раз Богам молиться, чтобы все остались живы?
Но буквально через несколько мгновений я вдруг неосознанно оседаю, а моя подвижность разом гаснет. Лишь к окну свой корпус подталкиваю, на пару сантиметров, не больше. И глаза протираю, чтобы не ошибиться в правильности увиденного.
Из машины выходит Слава. Он всё такой же... Такой же растерянный и может чуть похудевший. Он достаёт ключи, а после... После открывает пассажирскую дверь и подаёт руку Алесе. А вот её я узнаю с трудом.
Похорошевшая, чуть набравшая вес. В ней больше не было былой зашуганности, она напоминала мне распустившийся цветок, которого всего лишь водой надо было полить, да из темницы вызволить.
Михайлов по сторонам настороженно глядит, а потом... потом на его шее виснет Леся. Она целует его, и её поцелуй находит ответ. И сцена эта длится словно вечность, убивая и растаптывая во мне всё живое. Я хотела, хотела верить и надеяться, что то проклятое видео было лишь постановкой, её коварными узами, не более. Я хотела верить, что у Михайлова голова всё ещё на плечах, но как же я ошибалась...
Как на автомате прикладываю ладонь к стеклу и не смею спускать с этой парочки взгляд, провожая их до самого порога. И так и остаюсь сидеть, даже когда дверь его дома захлопывается.
Удар. Ещё. Сердце о себе напоминает, но как-то слабо.
Хочется уехать. Подальше. В тайгу. А после хочется безостановочно и громко кричать, выпуская из себя всю боль.
Откашливание за спиной напоминает, что я тут не одна.
Миронов.
Как же...
Прописал мне не слабую дозу кнута, сам того не подозревая. Но я медленно переставала чувствовать боль... Оставалась лишь агония. Агония и отчаяние, когда я физически ощущала, как из меня выходят чувства.
Тишина расщепляет, но недолго. Поворот ключа и снова звук мотора.
Миронов не говорит ни слова, просто выезжает на дорогу и молча едет в известном только ему направлении.
И именно с того момента мне становится безразличен весь наш дальнейший путь. Пускай хоть по кольцу ада, наплевать. Наплевать не только мне. Пожалуй, это и становится моей отправной точкой.
Больница. Два года спустя.
— Подожди... — мой рассказ, кажется, был таким монотонным и утомляющим, что начал усыплять даже меня. Но Михайлов слушал. Слушал, не упуская ни единого слова и даже заостряя внимание на некоторых моментах. — Так ты всё это время знала? — он бы спрятал глаза, если бы смог. Но он смотрит виновато, как бы не решаясь задать вопрос более точный: знала ли я про их союз с Лесей. Мучать его не решаюсь, я предвидела этот вопрос ещё до его озвучки.
— Ага, — пытаюсь безразлично ответить, но голос срывается, а скулы дрожью заходятся.
Знал бы он, чего мне стоило сидеть в нескольких метров от всего этого. И чего мне стоило не рассыпаться от эмоций, рвущих душу изнутри.
Мой ангел, мой спаситель, моя единственная надежда и причина дышать. Каково мне было видеть то, что я увидела в тот роковой день собственными глазами?
Но я сглатываю, сглатываю ком обиды, который, кажется, образуется даже спустя года. Тихо сглатываю и делаю вдох. Спокойствие.
— Почему... — открываю доселе прикрытые глаза и вижу его опущенную голову и свисшие отросшие пряди. — Почему так...
Почему я не вышла из машины и не сообщила, что жива? Почему не спровоцировала бойню тем вечером? Почему решила вдруг, что ему нет до меня никакого дела, и почему он занят далеко не поисками, а своей новой пассией, пришедшей мне на смену?
Ещё несколько вопросов, и голова просто закипит. Поэтому делаю глубокий вдох во второй раз, допиваю остатки воды из полупустого стакана и решаю переключиться, продолжить свою персональную историю.
— Что было, то было, — отставляю опустошенный стакан на тумбу и будто решаюсь подбодрить, не усугубляя и не взваливая на его плечи груз вины. Сам всё понимает. — Самое интересное ещё впереди...
Комментарий к Глава 30. Опустошение Девочки, всю главу писала с телефона и с горем пополам, поэтому прошу простить за ошибки, исправлю как только вернусь домой. И на отзывы отвечу обязательно, просто телефон крышей поехал и не позволяет мне этого сделать.
Всех люблю, всех целую, всем интриги :D
====== Глава 31. Некуда бежать ======
На удивление, да и на радость наверное, дорога не вызывала никаких эмоций. Сквозь время я решилась на один безразличный вопрос, и заключался он в моём фальшивом интересе.
— Ты вроде на квартиру обещал заехать?
Вскользь вспоминаю о его недавнем обещании, которым он кичился по приезду в город. Но сейчас мы держим путь явно на выезд, вот и роняю убогий интерес, пялясь на нескончаемую трассу.