Я отказываюсь, я просто отказываюсь это слышать. Пусть он и не знает всего, что со мной произошло. Пусть не ведает той боли, которую мне пришлось через себя пропустить. И пусть он отчасти прав, что я со всем происходящим попросту смирилась за неимением лучшего, но ему запрещено вот так в открытую насмехаться и быть убеждённым в том, что сам себе придумал.
Моя реакция не заставляет себя ждать. Я не желаю отвечать, я быстро выхожу из себя и злостно свожу челюсть, ни на секунду не задумываясь, что моё поведение выглядит ничем иным, как подтверждением его словам.
— Свали.
Колко кидаю, срываясь с места и порываясь уйти. Но в двух шагах от двери чувствую грубую силу, когда он хватает за руку и прижимает к себе спиной, не давая сдвинуться с места.
— Так я прав?
Богом клянусь, я разорву тебя в клочья, если не перестанешь.
— Миронова нет, а ты даже не предпринимала попыток сбежать, пытая удачу, — мои жалкие попытки вырваться из рук насмешили бы Бога сильнее, чем мои планы на свободную счастливую жизнь, — выводишь меня, испытываешь моё терпение, зная, что играешь с огнём, — говорит тихо, с претензией на шёпот, держа свои губы в считанных миллиметрах от моего уха. — Я насквозь людей вижу, это моё преимущество, — чувствую сгусток горячего воздуха, что проходится вдоль шеи, когда он выдыхает слова, от которых внутри всё сводит, — и я мог бы дать тебе то, чего ты хочешь, — он легко справляется со мной одной рукой, покуда свободная скользит вдоль по талии, а после — его ладонь плотно ложится на мою промежность и он буквально давит своей силой, заставляя дёрнуться и сбито выдохнуть. — Не нужно играть со мной в кошки-мышки, — едва разбираю слова, глаза невольно закатываются, а я пытаюсь вспомнить, как сглотнуть, чтобы это было не чересчур громко, — я в два счёта с тобой расправлюсь.
Не помню, сколько проходит времени, прежде чем мне всё-таки удаётся сглотнуть. Помню только его пальцы, которые грубо, но в то же время до жути возбуждающе давили на бугорок, рождая животную страсть, идущую в разрез с логическим положением вещей.
Его голос опьянял, движения заставляли забыть, что мне нужно вырываться и бежать, покуда ноги ещё держали, а колени не стали непроизвольно подкашиваться, создавая впечатление, что его руки — единственное, что меня держит и не даёт рухнуть.
Под тяжестью царящей атмосферы, в какой-то степени столь пугающей, я слегка разворачиваю голову, отслеживая его лицо. Его губы чуть скошены, смотрю на них из-под полуприкрытых век и вижу, как они становятся ближе. Его рука всё ещё там, где по логике вещей её вообще быть не должно, он доводит своими манипуляциями до критической точки, пока я совсем перестаю сопротивляться, а после — расползается в фирменной усмешке, резко выпуская меня из своих рук.
— Мне не нужно ствола в руке и пустых угроз, коими тебя осыпал мой товарищ, чтобы проявить себя, — сквозь омут необъяснимой эйфории мне наконец удаётся расслышать сказанное, я даже ощущаю буквально, как мои зрачки сужаются, — а тебе не нужно брать на себя больше, чем можешь вывезти.
Свобода от оков, он отходит всё дальше, оставляя меня так и стоять, еле сдерживая дрожь в коленях. А затем и вовсе уходит из комнаты, хлопая дверью с обратной стороны. Ну а я, тем временем, сполна отвечаю себе на вопрос, заданный несколькими часами ранее.
Он не идёт с Мироновым в сравнение.
Он не насилует, не принуждает, он лишь насквозь пробивает стену между горькой реальностью и напускными убеждениями, кои были сформированы и утверждены.
До этого момента.
Комментарий к Глава 23. В два счёта Кто там хотел главу без стекла и интриг? Держите :З
У меня для вас ещё кое-что:
1) Вы все, каждый, до единого — моя семья. Я всех вас люблю одинаково, и поскольку не имею возможности закрыть вас в комнате с ящиком виски и заставить любить друга друга также, то просто прошу и надеюсь, что ругани между вами не будет. Кусочки моей души с каждым из вас, я безмерно благодарна за то, что вы есть. Те, кто делает меня счастливой каждым своим отзывом, и те, кто просто тихонечко наблюдают, никак себя не проявляя. Давайте с этого момента оставим весь негатив и запустим режим добра. И закрепим на мизинчиках :З
А ещё я делаю предложение: создать вк группу, где каждый сможет выкладывать свои мысли, делиться зарисовками и AU-шками всеми нами любимой Династии. Будь то любимые фото наших исполнителей с короткими историями или ваши истории, связанные с ними (концерты, желания, тайные мысли, которыми раньше не делились). Не могу тут уместить всей задумки, просто предлагаю хотя бы попробовать воплотить эту идею, а вдруг получится? Кто за, дайте знать)
2) Писала от первого лица и нечаянно чуть не потекла.
P.S. Просто автор поехал крышей по одному брюнету, который из головы не выходит (а вы типа ни разу не догадались, о ком речь)
Всем мур :З
====== Глава 24. Рассвет ======
— Слушаю, — зависая каменным взглядом на одну точку, нарисованную себе где-то на массиве входной двери, Макс нехотя принял входящий от Глеба, затягиваясь кальянным дымом.
— Я обо всём позаботился, — вторил голос из трубки сразу же, стоило брюнету озвучить приветственную речь, — больше никого не увидишь.
И прекрасно понимая, что за этим следует ожидать, Макс неспешно выдохнул, растворяя клубы пара, отдающего ментолом и признаками сладостной малины, ещё больше откинулся на диване и недоброжелательно фыркнул.
— Заезжай завтра.
Но смешок, короткий и язвительный, отдающийся с того конца провода, ясно дал понять, что изложенное предложение звонящего в корне не устраивает.
— Я заберу её сегодня, — короткое время, чтобы Макс лениво поднял глаза на часы, отмечая, что уже довольно поздно, но Миронов даже не думал сдавать позиции, оставляя слово за собой и сбрасывая вызов, — скоро буду.
Возможно, ему хотелось подняться и сказать, что девчонка может сидеть на чемоданах, что ей стоит привести себя в порядок, и что этот вечер — последний, и больше они друг друга не увидят. К лучшему, возможно. Но блондинка словно чувствовала, чем и вызвала короткую эмоцию, когда Макс чуть скосил губы, продолжая затягиваться кальяном.
— Миронов скоро придёт за тобой, — чувствуя спиной её присутствие, он бросил фразу, как приговор, за которым не последовало ни единого слова от находящейся рядом девушки, — прости, но обниматься не будем. Ненавижу сентиментальные прощания, — то ли с укоризной, то ли с фальшивым сарказмом, он кинул это умозаключение, словно не желал произносить того вообще. А после вновь принялся вдыхать сладковатый дым, пока чуткий слух улавливал шаги вверх по лестнице, а после — раздражённый хлопок дверью.
Поразительно, ещё днём я хотела, чтобы блондин вызволил меня отсюда, практически молилась на него и желала покинуть это место, а теперь... Теперь меня снова тоска гложет, что так и придётся кочевать дальше, забывая, что такое обоснование.
Во мне не было столь явных противоречий, моё сознание не повернуло основательно, но отчего-то в стенах этого дома я смогла на львиную долю почувствовать себя в безопасности. Почувствовать, что мне не грозит опротивевшее скитание, где в любой момент меня может настигнуть резкая смена настроения моего спутника, от которого зависит моя воля.
Стою всё ещё у двери, пялясь на окно, а потом едко усмехаюсь, потому как напутствие “собирать вещички” здесь до жути неуместно.
Здесь нет ничего моего.
И никогда не было.
Разве что развеянный страх и чувство пожирающей тоски, стоило мне остаться наедине с собственным я, стирающимся в пух и прах с каждым днём.
Я молча провожу возможно последние минуты в этом доме, раз за разом прогоняя в памяти то, что произошло буквально недавно. То, что говорил мне Макс, не неся своими словами никакой угрозы. А ведь действительно... я могла бы выбивать двери, ломиться в окна, делать всё, что только возможно. А я в итоге лишь позвонила и на том успокоилась, когда услышала Лесин голос. Бред...