Понять. Простить.

====== Глава 23. В два счёта ======

Признаться, я ожидала обнаружить себя где-нибудь в машине, в дороге, или в каком-то очередном неизвестном мне месте, когда открыла глаза. Но я обнаружила себя всё в той же кровати, в тех же вещах, укрытой одеялом.

Я прекрасно помнила, что произошло перед тем, как я в сон провалилась. Но не было ничего: ни боли от укола, ни головной боли, ни каких-либо сопутствующих неизвестному влитому в меня составу факторов.

Встав с кровати относительно бодрой и выспавшейся, я побрела в покои дома, чувствуя какую-то странную лёгкость. Добрела до первого этажа, обнаружив пустой как кухню, так и гостиную. Наверное, впервые за это время я хотела увидеть Макса. Просто для того, чтобы спросить: какого хрена вчера было?

— Доброе утро, — и тебе здравствуй, испуг первой степени. — Выспалась? — из-за спины появляется, а точнее сказать — из ниоткуда. Ведь только что же никого не было, ни звука, ни души, как он это делает?

— Ага, — робко отвечаю, пока он с какой-то странноватой улыбкой вскользь меня осматривает. — Я видела, — я не собираюсь задавать тот же вопрос для приличия, я вообще кокетничать с ним не собираюсь. Мне просто необходимо знать, что за дрянь он в меня влил.

— Что ты видела? — набирает воду в чайник, поджигает конфорку, и всё это до жути мягко и непринуждённо, в мою сторону ни взгляда.

— Как ты со шприцом обращаешься, — но в отличие от него я нагло на него таращусь, даже губы от нетерпения поджимаю, на время забывая, что его, вообще-то, стоит бояться.

— Хм, — повторяет за мной жест губами, хотя даже его не видел, — это успокоительное, — а ты, значит, забота первой степени? — тебе нужно было отдохнуть.

— А тебе нужно перестать решать за меня, — мне для пущей наглости не хватает руки по бокам расставить, я уже даже было делать это собираюсь, но брюнет вдруг неожиданно ко мне поворачивается, заставляя вспомнить, что я тут мало того, что на птичьих правах, так ещё и сгинуть от его руки могу в любую секунду.

Он не кричит, не угрожает, не заявляет права на первенство в нашем инородном союзе, а просто молча сверлит взглядом, делая в мою сторону шаги. Спокойные такие, размеренные, вынуждающие меня невольно начать пятиться назад до тех пор, пока я не ощущаю спиной холодильник.

— Что ещё мне нужно? — когда путей отступления уже нет, я застываю на месте, не уверенная даже в том, что расстояние между нами хотя бы на вытянутую руку. Отнюдь нет.

— Ты... — наверное, хочу сказать, что ему нужно покинуть моё личное пространство, — я... — но вместо этого я вдруг вспоминаю, что у меня прогрессирующий рак речи, — мне... — дышать тяжело рядом с тобой, но вслух я это скажу только под дулом пистолета.

— Тема закрыта? — на лице ни тени усмешки, а вот в голосе явное насмехающееся ликование.

Блять, ведь будь это Миронов, давно бы уже ладошками в грудь пнула.

“Возьми себя в руки”

Киваю.

— Вот и славно, — мышцы на лице абсолютно расслаблены, он просто отходит обратно к плите, где и стоял с минуту назад.

Что.

Блять.

Происходит?

Богом клянусь, я готова просить его облить меня кипятком, только бы избавиться от гнетущих мыслей, которые пляшут в голове самбо, подпевая: “Верните мне Миронова”.

Верните мне свободу — вот, о чём я должна думать. А ещё я должна избавить свою голову от навязчивой идеи быть вечно под чьим-то крылом, будь это заботливый ангел или дьявольское отродье. Причём, кто из последних двоих в моей жизни ещё больший демон — я пока не знаю.

— Погулять можно? — я здесь, я рядом с ним, я прекрасно оцениваю положение вещей, но съехавшая с крепления крыша почему-то пребывает в адском желании побесить этого брюнета, вырывая из него спокойствие по кусочку. — Вокруг дома. — Скоро будут гулять другие. Вокруг моей могилы.

— Издеваешься? — да.

— Нет.

Снова ухмыляется, оттягивая губы и продолжая наш, прости Господи, диалог.

— Вместе пойдём, — он серьёзно сейчас? — оба наденем очень красивый металлический браслет, который не даст нам друг друга потерять, если что, — один-один, чёрт тебя дери, — но только после того, как я позавтракаю, — после того, как я сквозь землю провалюсь, — идёт?

Мне не нужно отвечать, моё выражение лица говорит обо всём. Ещё я с этим типом в наручниках по улице не расхаживала, мало мне в жизни унижений было.

“Ещё на поводке предложи вывести...”

Как следствие, раздражённо хмыкаю и удаляюсь из кухни, спиной чувствуя на себе его взгляд.

Меня даже мысли о забастовке посещают, я не хочу притрагиваться к еде и вообще на глаза ему показываться. Покуда мои сегодня видеть его уж точно не желают.

Но уже к вечеру мой желудок исполняет практически оперу, меня не отвлекает ни одна книга, я раздражённо откидываю от себя очередной скрашивающий скуку сборник и нарочито поднимаюсь с кровати, стремительно топая к двери и выходя наружу.

Первый этаж, я вижу брюнета. Сидит себе на диване, покуривая кальян и рассматривая что-то на экране своего смартфона.

— Проголодалась? — идея остаться незамеченной стирается в пыль.

— Где Глеб? — потому что я не собираюсь обсуждать с ним мою потребность в пище.

— Понятия не имею.

Он не поворачивает в мою сторону головы, отвечает сухо и будто бы на отъебись, а я ну просто не могу оставить это без внимания и дальше мирно топать себе, куда шла. Чемпион по нелепым действиям, я подхожу к нему ближе и переспрашиваю, давая понять, что его ответ меня в корне не устроил.

— Ты врёшь мне.

Руки скрещены на груди, я становлюсь практически напротив, пока он полностью игнорирует моё присутствие и пялится в свой телефон, делая вид, что меня тут нет.

— Эй! — снова окликаю, но реакции ноль. — Я, вообще-то, с тобой говорю! — а ему откровенно похуй, что ведёт мою импульсивность прямо в логово к зверю, когда я забираю из его ослабленной хватки мобильный, заставляя обратить на себя внимание.

Но всё, что он предпринимает — это тяжкий вздох.

Сперва стою, будто с моря погоды ожидая, а после практически сгораю под тяжестью его волчьих глаз, что устремляются прямо на меня.

Не шевелюсь, просто ожидаю, что будет дальше.

А он молча, но достаточно резко пытается выхватить трубку обратно, но моя быстрая реакция даёт о себе знать, и желаемого он не получает.

И проходит лишь пара мгновений, когда он злостно поджимает губы, вновь делая резкое движение, но уже хватая не мобильный, а мою руку. А после резко притягивает, сбивая с ног и усаживая к себе на колени.

— Слушай... — инстинктивно пытаюсь тотчас встать, но вторая рука обвивает талию и удерживает, — я тебе не попугай, — да, спасибо, я вижу, только отпусти. — Когда я что-то говорю, это означает, что для особо глуховатых я повторять не собираюсь.

Мои глаза везде: на диване, на стеллаже, на полу, на окне, да где угодно, только не на нём. Я даже несвойственно дрожу, только слегка морщусь, покуда давка его обхвата больно нарушает частичку той свободы, что у меня осталась.

— Поняла? — он не отводит глаз от моего лица, а я лишь скованно киваю и громко сглатываю, чувствуя, как его хватка слабнет.

Только вставать не спешу, абсолютно не знаю, чего ожидать. Его усмешка подгоняет, когда сквозь секунды до меня доходит, что он вообще не держит.

Подлетаю, как ошпаренная, уже напрочь забывая о том, что сюда меня привёл мой истошно орущий желудок.

Пролетаю мимо кухни и бодро поднимаюсь на второй этаж, скрываясь за дверью спальни и не переставая дрожать, хотя всё плохое, что могло случиться — уже позади. Интересно, насколько это утверждение ошибочно?

Мне понадобилось каких-то десять минут, чтобы ответить самой себе на этот вопрос. Точнее, ответ сам открыл двери, появляясь на пороге всё той же рослой фигурой с тёмными волосами.

— Ты ведь не против всего этого, да? — слышу звук закрывающейся двери и не совсем понятный для меня вопрос, отчего поворачиваюсь и вопросительно уставляюсь на брюнета, хлопая глазами. — Ты не бежишь, не стучишь во все двери, не орёшь во всё горло и не ноешь, сутками роняя слёзы и задыхаясь от удушаещего желания располосать себе руки? — ты просто не знаешь, через какое дерьмо я прошла. — Твоя роль жертвы — лишь иллюзия, которая стала для тебя реалью.