С утра пришли, как уговор,

В контору, чтобы разобраться.

Всё обсудили и потом

Решили: надо собираться.

Присели вместе за столом,

Примерно карту набросали.

Но как теченьем их снесло,

Потом обратно прошагали.

Не смог Иван ничем помочь.

Всё лишь примерно, пальцем в небо.

Похоже, нет туда дорог,

А знать, телеги не проедут.

Ну что ж, идти пешком опять.

Иван, Степан с проводниками.

Еды побольше надо взять

И ружья, пилы с топорами.

И председатель пригласил

В контору мужиков бывалых.

Тех, кто вокруг всё исходил,

Всех старожил, из самых старых.

Спросил, кто может им помочь

Найти людей, сюда доставить.

И были многие не прочь,

Он восьмерых из них оставил.

«Ну что ж, на сборы два денька.

Выходим утром послезавтра.

Дорога будет нелегка,

И нужно хорошо собраться.

Большую реку перейдём

И дальше вверх вдоль так и двинем.

Не знаю, сколько дней пройдём.

Но, думаю, неделя минет».

Кузьма хотел возглавить ход,

Но комиссар сказал: «Негоже

Надолго оставлять совхоз.

Здесь председатель всё ж быть должен».

«Ну что ж, тогда пускай Федот.

Он самый старый, всё тут знает.

Так, послезавтра значит сбор.

Вот здесь с утра и назначаем…»

Разлука долгой быть могла.

Ему идти, ей оставаться,

Но брать с собой её в леса

Иван уж очень опасался.

Она ему за эти дни

Вдруг стала самой дорогою.

И он решил идти один

Ей будет лучше здесь, спокойней.

Пока у деда поживет,

Чего поможет по хозяйству.

Игнат сказал, что у него

Скучать ей, в общем, не удастся.

В обиду никому не даст.

Пускай живёт, как дочка, в доме,

А вот потом придет Иван.

Глядишь, и свадебку устроим.

Так порешили, хоть она

И не хотела оставаться.

Но всё же настоял Иван

Его в деревне дожидаться.

Ночь перед выходом его

Всю провели на сеновале.

И, позабыв опять про всё,

Друг другу страстно отдавались…

А утром восемь мужиков,

Степан, Иван и Александра

Собрались, и Кузьма Ершов

Ещё раз обсудил все планы.

«Вас лодки ждут на берегу.

Федота слушаться, всем ясно!

А в общем, что я говорю.

Всё сами знаете прекрасно.

Идите с Богом, будем ждать

Через недели две, наверно.

И надо ж так людей загнать.

Да, проводник был явно скверный.»

Дошли до леса, через лес.

И вот она, река, открылась.

В ней отразилась синь небес.

Эх, хороша, напилась силы.

Из сотен речек, ручейков

Она течёт, вбирая воды.

Среди полей, среди лесов,

В долинах, огибая горы.

Прекрасна матушка-река.

В ней мощь энергии и жизни.

О камни хлещется волна

И разбивается на брызги.

Она водой питает всё:

Деревья, травы, человека.

И всё растет, и всё цветет

Из года в год, от века к веку.

И убегая вдаль, маня,

Она впадает в море где-то.

И возвращается опять

Из тучек дождиком и снегом.

Дождю мы радуемся в зной.

Пушистому мы рады снегу.

И, глядя на реку, порой

Мы забываем наши беды.

Вода смывает с сердца грязь.

С души смывает паутину.

И вольно дышится опять.

Жизнь интересна и красива…

Четыре лодки на реке

Их ждали, на волнах качаясь.

Иван прижал её к себе,

И они долго целовались.

Как две недели без неё,

А может, больше, кто же знает.

Она уже вот слёзы льёт.

«Да не печалься ты, родная.

Не на войну ведь ухожу.

И мне теперь медведь не страшен.

И не один ведь я иду.

Ну что ты плачешь, Алексаша».

Вернусь я скоро, и тогда

С тобою свадебку сыграем.

Ну всё, не плачь, а мне пора.

Всё будет хорошо, родная».

«Игнат, ты присмотри за ней,

Она совсем ещё девчонка.

Но мне она всего милей».

«Всё будет хорошо, да что там.

Она как дочка для меня.

И присмотрю, и будет сыта.

Не сомневайся ты, Иван,

Её я уж не дам в обиду.

Иди спокойно, не тужи.

Мы здесь с Лександрой разберёмся.

Ты должен что? Людей спасти.

А мы вдвоём тебя дождёмся.»

Они поплыли, а Игнат

И Александра всё стояли.

Катилась тихая волна,

А лодки дальше уплывали.

И вот уж точки вдалеке.

«Ну что ж, пора идти нам к дому.

И вытри слезы ты уже.

Негоже плакать по живому.

А мы пойдём сейчас домой.

Картошечки с тобой отварим.

И ты не думай о плохом.

Эх, повезло с тобою Ване.

Лицом красива, хороша.

И остальное всё при месте.

И, видно, добрая душа,

И скоро будете вы вместе.

Ты мне напомнила жену.

Её Прасковья величали.

Лет восемь без неё живу,

А иногда проснусь в печали.

И вспомню милое лицо,

И сердце жмётся так тоскою.

Я как без жизни без неё,

И душу всё не успокою.

Она такая же была.

Молчунья и краса-девица.

И вышивала, и пекла,

И на все руки мастерица.

Не знаю, что во мне нашла.

Пришёл из леса, небогатый.

Конечно, не пустой карман,

Но уж немолодой и наглый.

И ни кола, и ни двора.

За что, не знаю, полюбила.

На пирожки, на чай звала

И через год всё ж приручила.

И я осел, построил дом.

Её любил, детей растили.

И было в жизни всё ладком.

Так двадцать пять годков прожили.»