Ухмыляется, качая головой и даже в ус не дуя, что за халявное пиво парнишке за стойкой может неслабо прилететь.

Но сейчас всё равно. Сейчас только асфальт под ногами и отрезвляющий осенний ветер. Он сопровождает Миронова до самого общежития, и тот даже чуть пошатывается, когда хватается за ручку входной двери и с размахом открывает.

И идёт от отнюдь не к себе. Он чётко шагает по лестнице, шаркая по старому паркету ровно до дверей Вишну. Уверенно стучит трижды, даже громче положенного. Хотя, если цель этого стука — перебудить весь этаж, то диапазон выбран правильно.

Открывая дверь, Гоша смотрит практически исподлобья, морща нос, как только чует запах всё ещё исходящего алкоголя.

— Чего тебе? — время за полночь, или около того, Глеб и знать не знает.

— Она у тебя? — косой взгляд на стоящего напротив парня, а внутри дикое желание оттолкнуть его от прохода и войти внутрь.

Но Вишну вдруг заставляет от планов отойти, удивляет даже, когда делает шаг вперёд, заставляя таким образом Глеба отшагнуть, захлопывая за собой двери.

— Ты либо в башке своей контакты наладь, либо оставь её в покое, — Вишну шипит в вытянутое от удивления лицо. И губы на этом лице, кажется, забывают, как шевелиться. — Ей тоже нелегко, и прежде, чем обвинять всех вокруг, задай себе вопрос: почему она идёт ко мне? — Миронов только смотрит глазами округлившимися, пытаясь в этот момент совладать с трезвостью рассудка, ибо нужно. — Ты не сделаешь ни шага за этот порог, пока я не буду уверен, что после встречи с тобой на её глазах не будет слёз, — он будто рычит в лицо блондина, даже не дожидаясь его ответа и хлопая перед его физиономией дверью.

И у того чувства смешанные. То ли ногой эту дверь выбить, после чего выбить и всю дурь из башки этого наглого типа, то ли действительно задуматься, почему сказанные им слова так овладели мозгом, обволакивая и забирая в плен.

Он несвязно ругнётся, понимая, что виток пьяного настроя требует продолжения банкета. Но свернувшиеся морским узлом чувства возьмут верх, и он вынужденно двинет к своей комнате. Откроет дверь настолько громко, бесконтрольно ударив по ней кулаком так, что сидящая на кухне Оксана подскачет чуть ли не до потолка. И что-то ей подскажет в этот момент, что смываться отсюда надо было, пока была такая возможность.

— Он весь день звонил, — она встанет в проёме, наблюдая, как Глеб возится с оставленным дома мобильным. И пожалеет и об этом. Кто знает, вдруг он бы не заметил, продолжил бы себе тихонько телефон материть.

Нервы обжигает внезапным пламенем, когда девчонка настораживается, стоит Глебу повернуться. И бежать теперь хочется ещё больше и, желательно, дальше, когда он настигает её в буквально считанные секунды.

Её шею, едва отошедшую от покраснений, снова обвивают холодные пальцы, а жёсткий напор сбивает с ног, и она быстро оказывается прижатой к столу.

Тик-так

— Как!? — кричит, вынуждает жмуриться, чуть ли не вжимать в шею голову. — Как ты это делаешь? — держит не так сильно, но пошевелиться страшно, да и возможности нет совсем, учитывая, как в эту долбанную столешницу он вжимает всем своим телом. — Он ведь с ней, наверху, а тебе плевать... — до неё наконец доходит суть вещей, как и то, почему она снова вдруг стала грушей для битья. — Улыбаешься, делаешь вид, что ничего не произошло... — крик сходит на гулкое шипение, теперь ничтожно малы даже шансы пошевелить головой. — Как? Как, сука!?

Всё, что сейчас в её силах — вспомнить, кто она есть. Кем ей приходится быть, чтобы выживать. И пускай Глеб не видел её настоящую, пускай он в какой-то степени уверен, что ей действительно плевать, то так тому и быть. Может, она хоть для кого-то немного побудет полезной?

И без всякого смятения она преодолевает донельзя маленькое расстояние, прикасаясь к его губам своими, на мгновение образуя оглушающую тишину, нарушать которую рискуют только настенные часы.

Тик-так

Этот поцелуй нельзя назвать взрослым, нет. Он отнюдь не глубокий и даже какой-то робкий, но блондинка требовательно закусывает его нижнюю губу и проводит по ней языком.

— Что... — вертит головой, пытаясь разорвать поцелуй, — ты... — сразу не выходит, и ему нужно это признать, — делаешь...

Она не скрывает улыбки, которая лезет на ангельское личико. И для него оно действительно ангельское... с глазами демона. Который прожигает в душе дырку своим взглядом и ничуть не смущается, когда облизывает пухлые губки после поцелуя.

— Просишь помощи? — она ухмыляется сильнее, стреляя глазами, кажется, бесконечно.

И он противится. Противится до конца и до полного провала, когда наконец опускает взгляд.

Тик-так

На ней её тонкий, шёлковый халат кофейного цвета. Широкий пояс на нём служил верой и правдой, вот только от грубых движений блондина не сильно стянутый узел дал трещину, и ткань чуть спала, предоставляя теперь полный вид на её вздымающуюся грудь. Часть плеча немного оголилась, и бархатная кожа была так близко, как желание разорвать эту особу прямо на кухонном столе.

Мысли о том, что происходит этажом выше, временно покинули, верх взял только первозданный инстинкт.

— Сука... — она никоим образом не старалась освободиться, наоборот. Блондинка не шевелилась даже, давая понять, что она полностью под контролем его желаний. — Наглая, эгоистичная сука, — забывая об осторожности, он смещает руку и сжимает в кулак её волосы, оттягивая назад и вынуждая запрокинуть голову.

Шея оголена ещё больше, но даже при слабом искусственном свете он отчётливо видит на ней каждую венку, что пульсирует мелко и часто. Приоткрытые губы невесомо касаются её кожи и почти что опаляют её горячим, сбитым воздухом.

Между ними — пропасть и ничтожно малое расстояние одновременно, и оба застывают в молчаливом диалоге, которым обмениваются терзаемые души.

Но всего один момент, и ко всем чертям летит со стола салфетница, прихватывая с собой пустую солонку. Туда же летят и взращённые принципы, что обволакивали доселе забытое «Я», хранящее себя, настоящего.

Тик-так

Причины разбившейся утвари витают сейчас над этими двумя, переплетаясь и, возможно, заставляя мозг отключить сердце, потому что другого способа выхода эмоций сейчас не дано.

И как бы он не противился, его губы теперь намертво впиваются в её, целуя глубоко и в какой-то степени, кажется, насильно, что у девчонки попросту не остаётся возможности вздохнуть.

Его руки больше не держат, и она ловко прижимает блондина к себе, разжигая огонь страсти и буквально сгорая изнутри. И, если быть с собой хоть капельку честной, то эта страсть — первая за последние пару лет, когда она действительно чувствовала самое настоящее возбуждение.

То, что не даёт внутренним противоречиям дать отпор.

То, что заставляет кусать его губы практически до крови и впиваться когтями в спину, оставляя багровые тропы.

То, что сейчас застилает разум обоих и остаётся на стенках сознания мутной дымкой.

Глаза в глаза и жаркий воздух, покрывшиеся испариной тела и бешеная дикость в глазах. Сейчас они отражение друг друга.

А завтра...

Завтра не умрёт никогда.

Только бы не тушить. Только бы не позволять этому огню погаснуть, потому что слишком велик риск остаться во мраке.

Тик-так...

Комментарий к Я в кусты

====== Часть 40 ======

— Это был он? — я даже не вставала с дивана. Просто сидела, поджав колени и подбирая под себя плед, стараясь взять эмоции под контроль. Я знала, что это был Глеб. Не знала только, зачем спрашиваю.

— Он, он, — вздыхает, приподнимает брови и тут же опускает, как будто старается успокоиться. — Знаешь, — он подходит ближе, садится рядом с диваном на корточки и заставляет меня непроизвольно поджать ноги ещё больше, — я не хочу лезть в ваши отношения настолько нагло, но если ты не захочешь, чтобы я стоял между вами, то только скажи.

Мне, очевидно, сказать надо? Да, но я ни черта сейчас и вымолвить не могу. Потому что просто смотрю в его глаза и понимаю, насколько право выбора иногда бывает лишним. Да, я люблю сама принимать решения, люблю делать то, что приходит в голову. Но сейчас... сейчас мне как никогда не хватает той напористости, того характера. И как никогда хочется, чтобы всё сейчас взяли в свои руки и приняли решение за меня. Просто потому, что я сама не знаю, чего хочу.