— Дурацкая фотка.

— Нет. Хорошая. Сразу видно, что у тебя был отличный день, — улыбнулся он.

После этого мама позвала нас к чаю: Руперт отказывался, но она уговорила его остаться и расспрашивала о планах на будущее. Мы с ним часто говорили об этом: он собирался вернуться в Калифорнию и учиться на режиссёра. Не знаю точно, как должен выглядеть режиссёр… Зато легко могу представить, как Руперт руководит съёмочным процессом сериала по типу «Спасателей Малибу» в пляжных шортах и гавайской рубашке.

— Очень хороший мальчик, — умилённо вздохнула мама, когда он распрощался с нами и обещал заглянуть как-нибудь на ужин.

Я только кивнул — она была права. Руперт до безобразия хороший, и из-за этого я всё чаще думаю о том, что он совершил большую ошибку, когда подумал, что нам стоит общаться. Видит Бог — если он есть, конечно — я не хотел об этом писать, но я привязался к нему.

Руперт решил, что я боюсь говорить с ним о том, что чувствую. Это правда. Но причина ещё и в том, что я до последнего не верил, что нравлюсь ему.

Мне нравится слушать его. Даже когда он говорит полную чушь, будто звук его голоса что-то значит сам по себе. Мне нравится, что он уделяет мне внимание, проводит со мной время, уговаривает пойти с ним куда-нибудь. Господи, это ужасно. Только не сейчас.

Кстати, Руперт тоже записал для меня диск. В шутку. Вложил туда листок бумаги с надписью «На случай, если устанешь искать в песнях смысл». И там были все эти идиотские попсовые хиты, вроде Джастина Тимберлейка, Ашера и Мадонны, но, должен признать, это было забавно. И я несколько раз прослушал диск до конца.

Комментарий к four

[1] Действия происходят примерно в 2007 году. Уже в 2011 по приказу Барака Обамы была проведена операция, вследствие которой Усама Бен Ладен был ликвидирован.

[2] Описываемый случай действительно имел место быть. Более подробно в книге Эми Гудман “Static: Government Liars, Media Cheerleaders, and the People Who Fight Back”.

[3] Полный провал (ит.)

========== five ==========

Не знаю, зачем я всё ещё хожу в школу. До выпуска остались считаные дни, и учителя перестали наседать с домашними заданиями и внеплановыми контрольными. Почти на всех уроках мы страдаем фигнёй: смотрим фильмы или занимаемся своими делами. Миссис Стэнхоу — наша преподавательница экономики — и вовсе принесла коробку с печеньем и устроила чаепитие.

На перемене мы с Рупертом разместились на деревянных настилах позади спортивного комплекса и ели клубнику. За несколько недель я привык к тому, что мы вместе сидим за ланчем, на химии, и что после школы он практически каждый день подвозит меня до дома. Очень мило с его стороны, потому что тащиться полчаса по жаре — не самое приятное занятие. Попутно Руперт рисовал какую-то странную рожицу на рукаве моей джинсовки; она такая старая и замызганная, что мне уже и не жалко. Ладно, сначала было жалко, но я не мог ему отказать.

— Дай нарисую тебе что-нибудь на память, — предложил он. — Ты ведь не будешь покупать ежегодник?

Конечно, я не собирался платить пятьдесят баксов за альбом, где одноклассники смогут оставить фальшивые пожелания. Кто-нибудь вообще достаёт их после выпуска? Разве что те сумасшедшие, которые уверяют всех, что провели в этих стенах свои лучшие годы.

— Ни за что на свете.

— Ну вот, видишь, — он достал из рюкзака маркер. — Придётся на куртке.

Прежде чем начать рисовать, Руперт расписал маркер об уголок тетрадного листа.

— Кстати, Сэм… а мне ты напишешь что-нибудь?

— Нет.

— Ну, как хочешь. — Он как-то помрачнел, и тогда пришлось всё-таки объясниться.

— Ты и так знаешь, что ты мой лучший друг. Мне не нужен ежегодник, чтобы это сказать.

Он попросил не смотреть на рисунок, пока не будет готово, и я отвернулся. Руперт почти невесомо касался моей ладони, придерживая рукав, но я от этого испытывал что-то вроде трепета. Пока мы дурачились, к настилам подошла Бекки Берковитц с банкой колы в руках.

— Привет, Руперт, — произнесла она, улыбаясь во все тридцать два.

На меня она посмотрела, но не поздоровалась. Будто меня там не было. Неужели сложно сказать «привет» или хотя бы кивнуть? Почему все эти новоявленные «сливки общества» думают, что доброжелательность мгновенно опустит их на нижнюю ступень иерархии? Причём так ведут себя люди, которые ничего из себя не представляют, честное слово. Интересному человеку не приходится смотреть на всех свысока, чтобы что-то доказать.

Ладно, это ещё было нормально. Но Бекки попросила меня подвинуться и села рядом, наплевав, что мы, вообще-то, разговаривали.

И тут она завела пластинку про выпускной, и оказалось, что они идут вместе. Руперт не говорил мне, что пригласил её. Некоторое время я слушал её бестолковый трёп, и смотрел, как на футбольном поле девятиклассники перекидывают друг другу мяч. Внешне я, наверное, казался спокойным, но меня это просто выбесило.

Опустим тот факт, что она ведёт себя, как тупая стерва. Как сторонний наблюдатель заявляю, что Руперт мог найти себе спутницу и получше. К тому же, у неё нет никакого чувства такта. Недавно я сидел в столовой неподалёку от того столика, который обычно занимает Бекки со своими подружками, так она даже не понизив голоса рассказывала про огромный член своего пижонского дружка из братства «Дельта Тау Дельта»[1]. Так что за завтраком я невольно услышал всё, чем она занимается с ним в спальне. Считайте, что я ханжа, но меня блевать тянет от обсуждения таких вещей во время еды. Да и в любое другое время.

Бекки с Рупертом продолжали разговаривать, а я сидел молча, как полный идиот, и это начинало действовать на нервы. Поэтому я просто встал и ушёл: если чувствую, что начинаю закипать, лучше отойти куда-нибудь. Иначе всё плохо кончится. Сидеть с ними стало просто невозможно.

— А что с чудилой? — спросила Бекки мне вслед.

— А… его тошнит.

Да. Меня действительно тошнит: от вас обоих.

Иногда я могу дико вспылить из-за фигни. Тогда мне необходимо сломать что-нибудь или подраться — но с драками давно покончено, поэтому я сел у дерева, где никто не мог меня видеть, и медленно рвал свои тетради. Лабораторные работы по химии, конспекты по английскому — всё разделил на мелкие фрагменты.

Самое ужасное, что такие вспышки невозможно контролировать. Мозг отключается, будто по щелчку, и все мысли только о том, как хорошо было бы что-нибудь разнести. Случались эпизоды, когда я приходил в ярость из-за того, что в холодильнике заканчивался майонез. Или из-за того, что мне ставили «неуд» за тест, к которому я вроде как подготовился. После курса управления гневом такое случается редко, не чаще двух-трёх раз в месяц. Но никогда не знаешь, что именно спровоцирует вспышку — Бекки тысячу раз проворачивала ту же ерунду, но именно в тот момент меня пронзило острой неприязнью к этой ничем не примечательной, зазнавшейся суке.

Пришлось несколько раз долбануть кулаком по дереву. Кожа на костяшках стесалась о шершавую кору, но неприятные болевые ощущения сразу отрезвили. Сделав несколько глубоких вдохов, я поднялся, собрал уцелевшие бумаги и потащился на химию. Опоздал минут на пятнадцать, но, видимо, лицо у меня было такое зверское, что учительница молча указала на свободное место в самом конце рядом с каким-то задротом.

От её монотонного голоса ужасно клонило в сон, и меня постепенно отпускало. Хотя руки всё ещё тряслись и, судя по всему, подскочило давление — аж голова закружилась. Так всегда случается. Но мама повторяет, что мне просто нужно «контролировать себя», и у меня «небольшие проблемы».

Мне удалось впасть в блаженное состояние испорченного радио, когда ты практически не слышишь того, что происходит вокруг. Кажется, мы должны были закончить таблицу, но я даже не взглянул на листок, который с удвоенным усердием заполнял сосед. Вместо этого положил голову на сложенные на столе руки и бессовестно закрыл глаза. Слова учительницы, перешёптывания одноклассников — всё доносилось будто издалека. К реальности меня вернул телефон, который завибрировал в кармане.