На следующий день родителей вызвали к директору. Меня отстранили от занятий на неделю, а ещё на месяц запретили пользоваться школьным автобусом. Джордан больше никогда меня не трогал, хотя всё обошлось без увечий. Никто так и не узнал, что в рюкзаке была труба: в тот же день я выбросил её в мусорный контейнер.
Я не хотел, чтобы он лёг в больницу или получил сотрясение мозга. Только чтобы этот кретин раз и навсегда оставил меня в покое.
Чтобы заставить Джордана уважать меня, мне пришлось избить его. И, знаете, это угнетает. Так это работает.
Но если тогда я не хотел этому придурку по-настоящему причинить боль, то теперь мне всё равно. Есть люди, которые нравятся мне, но их слишком мало в огромной толпе мудаков. Из меня мог бы вырасти неплохой отец: я люблю детей, животных, а летом с удовольствием подрабатывал в доме престарелых. Мне нравится помогать, но последнее время я стал слишком злым: каждый раз, когда в школе ко мне начинают прикапываться или игнорируют, я ощущаю всепоглощающую ненависть. Ненависть не оставляет меня, она всегда со мной, даже если я порву что-нибудь или стучу кулаками в дверь.
Почему в школе так много уродов, которым обязательно нужно достать тебя? Почему я должен выслушивать комментарии о том, как я выгляжу, как говорю и какой я двинутый? Я знаю об этом и без вас, спасибо. Может быть, я совершу непоправимое, и это будет моя ошибка, но вы все, блять, должны помнить, что это вы сделали меня таким.
Все ведь слышали эту фразу, что каждый должен уметь постоять за себя? Так вот, я это сделаю, тринадцатого мая, раз и навсегда. Парни из моей школы считали, что имеют право смеяться надо мной, что они заправляют всем и придумывают правила игры, где такие, как я, всегда в проигрыше. Что ж, посмотрим, сможете ли вы остаться победителями, если один-единственный раз мы сыграем по-моему.
Только что на стол запрыгнула кошка: Мисси часто приходит, когда я рисую или делаю уроки. Ложится в углу стола или ходит вокруг ноутбука, помахивая пушистым хвостом. Она смотрит на меня своими жёлтыми глазами с укоризной, словно догадывается, о чём я здесь пишу.
— Ты ведь не расскажешь маме? — спросил я и ласково потрепал её за ухом.
Кошка мурлыкнула и свернулась клубочком совсем рядом с тетрадью. Её шерсть была немного влажной: снова бегала по газону после дождя или охотилась на кротов. Мисси уже совсем старенькая, но она всегда любила весну. Ей нравится бегать за бабочками и ловить солнечных зайчиков.
В детстве я даже разговаривал с ней: рассказывал, как прошёл день, какие оценки получил за тест. Когда она мяукала, я верил, что кошка отвечает мне, и она всё поняла. Мисси любит меня куда больше, чем маму или папу, спит в моей комнате, а по утрам облизывает лицо, чтобы я проснулся и налил ей молока.
…
Во время перерыва на ланч я проходил мимо столиков, которые обычно занимают девушки из команды поддержки. Бекки и Мэдисон сидели рядом и перешёптывались, а потом обе пристально посмотрели на меня.
— А давай у него и спросим, — неожиданно громко воскликнула Бекки. — Иди-ка сюда, Сэм.
Я непонимающе уставился на них.
— Да-да, я к тебе обращаюсь.
Пришлось протолкнуться к их столику и занять место напротив Мэдисон. Она подвинула ко мне порцию жареной картошки и отложила в сторону конспекты.
— Ешь. Джастин опять пытался меня откормить.
— Ты для этого меня позвала?
— Не волнуйся, я не плюнула в эту тарелку, — рассмеялась она, заметив мой настороженный взгляд. — Ешь. Мы просто спросить хотели. Точнее, Беккс хотела.
— Ну и что вы хотели спросить?
Некоторое время они обе смотрели, как я макаю золотистые ломтики в сырный соус.
— Слушай, Руперт педик или нет?
Бекки спросила об этом так непринуждённо, будто мы с ней всё это время болтали, и она решила продолжить разговор.
— Чего?
— Дура, — шутливо толкнула её локтем Мэдисон. — Она просто думала подкатить к нему, а он во время уроков всё время пялится на тебя. А на вечеринке подговорил Сьюзи, чтобы она сложила бумажки так, чтобы пойти в шкаф с тобой. Так что…
— Там ничего не было, — разозлился я.
— Расслабься, — закатила глаза Бекки. — Мы знаем, что ты не гей.
— Правда, Сэм, не бери в голову.
— Пошли, Мэдс. Приятного аппетита, чудила, — усмехнулась она.
Они обе сразу же встали из-за стола и ушли, а я ещё некоторое время расправлялся с картошкой.
У меня язык не поворачивался даже в уме обозвать Руперта «педиком», но я всё равно думал об их словах не только на перемене, но и весь оставшийся день. Потом я поймал себя на мысли, что у девчонок просто разыгралось воображение и успокоился. Знаете: я и так местный «парень со странностями», не хватало ещё дополнительного повода привлечь к себе внимание. Ну уж нет. К тому же, если рассуждать здраво, с чего бы ему пялиться на меня? Мне самому на себя смотреть в зеркало не хочется.
Короче, их слова меня озадачили, но потом появилась другая проблема. Рик Доусон решил, что будет феерически прикольно вырвать у меня из рук домашнее сочинение по литературе и выбросить листок в окно. Идти на урок без задания не хотелось: мисс Гринвуд всегда очень расстраивается, когда её предметом пренебрегают.
В общем, я попросил одноклассника сказать, что мне стало плохо и родители за мной заехали, но на самом деле пошёл на стадион. Во время уроков там не было ни души, и я забрался на один из первых рядов и просто сидел так целый час и думал о своём.
Странное ощущение — находиться на трибунах, где могут разместиться несколько тысяч зрителей, но остаться там в одиночестве. Лицо обдувал прохладный ветерок, а весеннее солнце ярко освещало деревянные скамейки и ровно подстриженный газон. Я зажмурился, направив лицо навстречу тёплым лучам, и так углубился в свои мысли, что не сразу услышал приближающиеся шаги.
— Я тебя искала, — рядом опустилась Моника. — Увидела в окно, что ты здесь, а у меня как раз свободный урок.
Я недоуменно смотрел на неё и шаркал ногой, счищая жвачку с носка кроссовка.
— Плохой день, да? — сочувственно кивнула она.
— Есть такое.
— У меня к тебе деловое предложение, — начала Моника и закусила губу. Она поёжилась, когда подул особенно сильный ветер, и выпрямила закатанные рукава пушистого свитера. — Я хочу, чтобы ты пошёл со мной на выпускной.
— Ты серьёзно?
— Конечно, серьёзно. Как ты, наверное, догадался, после той вечеринки мы с Кайлом порвали.
— Мне очень жаль.
— Ерунда. Так вот, ты провёл со мной целый вечер и не пытался подкатить. Даже при том, что я была пьяная.
Значит, так она думала — этот тихий парень весь из себя такой скромный и не воспользовался чужими слабостями. Возможно, не будь я таким застенчивым, я и попытался бы, но факт оставался фактом.
— Ты уверена? Может ты найдёшь другого?..
— Другого придурка, который кинет меня сразу после выпуска? Нет, спасибо. Так ты согласен или нет?
— Согласен. Только если не придётся надевать костюм-тройку. И бабочку.
— Ладно, — рассмеялась она, и мы пожали друг другу руки. — Спасибо. Для меня это важно.
После уроков я вручил Руперту диск, на который ушло как минимум часа четыре. Получилось отлично: в основном трэш-метал, немного хоррор-панка и старых добрых the Mamas and the Papas. Он убрал его в сумку, и мы вместе пошли к парковке — Руперт предложил подвезти меня до дома, потому что ему как раз нужно было в ту часть города, чтобы сдать в ремонт компьютер.
Солнечные лучи освещали его волосы, делая их практически золотистыми. Руперт начал рассказывать что-то о своей предстоящей поездке в Калифорнию, и я поймал себя на мысли, что хочу узнать, правда ли то, что сказала Мэдисон или нет. Я весь день думал о том, как завести разговор на эту тему, но тут же отбросил эти мысли.
В его машине панель была идеально вычищена — ни пылинки, а на заднем сидении лежала плетёная сумка, термос с чаем и какие-то зерновые хлебцы. Это совсем не похоже на старый «форд» моего отца, где сильно пахнет яблочным освежителем воздуха, а между сиденьями запиханы бумажные пакеты из «Бургер Кинга» и смятые стаканчики из-под кофе. Руперт включил «Цветы на стене» группы the Statler Brothers — этот до жути заезженный кантри-альбом — и отодвинул на лоб солнечные очки.