Времени дожидаться её не осталось, поэтому я практически бежал к кабинету. Все парты там оказались сдвинуты к стене, так что получилось открытое пространство. Отчасти поэтому я и выбрал эту аудиторию.

— И тогда ты выстрелил? — уточнил Хастингс.

— Мне нужно было привлечь их внимание.

Никто не смотрел в мою сторону, когда я зашёл, и я сразу закрыл за собой дверь изнутри — так, чтобы никто из взрослых не смог войти. А после этого быстро достал винтовку и выстрелил в потолок. Попал куда-то в вентиляционное отверстие, но звук получился что надо — все замерли. Одна девушка соображала быстрее остальных: она громко завопила и спряталась под парту, будто это могло её спасти.

— Всем сесть! Живо, или я выстрелю!

Вскрики и перешёптывания смешались, но все сели на корточки или пытались заползти под столы. Я высматривал знакомые лица: Моника скрючилась рядом с чужими рюкзаками. Тоби Янг гладил её по плечу. Руперт сидел рядом с книжным шкафом: я видел его рыжую макушку, но — к счастью — не пересекался с ним взглядом.

— Ничего не делать без моего приказа! — обычно перед доской у меня дрожит голос и начинают потеть ладони. Даже прочитать доклад перед классом — настоящее испытание. Но тогда получалось говорить уверенно и громко, словно ничего особенного не происходило.

— Джастин, вставай, — сказал я.

Джастин поднялся на ноги, цепляясь рукой за край стола, словно древний старик, который и шагу не может ступить без костыля. Тем не менее, он вышел в середину класса и терпеливо ждал. Девушка под соседним столом читала молитву, но, видимо, от волнения сбивалась и через каждые пару строк начинала сначала. Её бормотание здорово действовало на нервы.

— Ещё один звук оттуда, и я стреляю, — выкрикнул я, направив прицел в сторону парты. Девушка всхлипнула и замолкла. — Рик! Ты тоже!

Рик, который до этого ютился в углу, ужасно побледнел. Но винтовка была угрожающе направлена в его сторону, и он начал медленно отодвигать рюкзаки, за которыми надеялся укрыться.

— Не надо, — попросил он. — Пожалуйста, Сэм!

— Вставай! Быстрее! — раздражённо выкрикнул я.

Также медленно Рик вышел в середину класса и встал рядом с Джастином. Его взгляд рассеянно бегал по партам, словно он рассчитывал, что сможет спастись от всего, спрятавшись под деревянной поверхностью. Я оглядывал класс ещё раз и вспоминал список, который составил ещё на первой странице тетради… Почти все имена, как назло, вылетели из головы.

— Бекки, — наконец позвал я.

Она издала истошный вопль, но тоже выбралась из-за учительского стола. Её лицо всё покраснело от слёз, она тяжело дышала. Бекки споткнулась об упавший глобус и чуть не распласталась сама, пока выходила на свободное пространство.

— Ну хватит, — раздалось откуда-то со стороны.

Руперт тоже поднялся на ноги и приближался ко мне. Расстояние между нами постепенно сокращалось. Четыре фута, два, один…

— Сядь на место, — зло бросил я. — Не вынуждай меня…

— О, давай, вышиби мне мозги. Я ведь это заслужил, да?

— Руперт, ты его злишь, — тихо пошептала Сьюзи Ли. — Не надо. Сядь.

— Сядь, ненормальный, — вторил ей кто-то.

— Кого ещё поставишь к стенке, а? — продолжил он. — Девчонок, которые тебя отшили? Или тех, кто в первом классе не позвал играть в салочки?

— Замолчи.

— Не буду я молчать!

Никогда в жизни не видел его разгневанным, но если я хоть немного понимал его, то тогда Руперт просто сходил с ума от злости. Может быть, непривычная эмоция и подтолкнула его к безрассудству — остальные одноклассники боялись даже шевельнуться. И, не знаю, это как-то отрезвляло меня, вся решимость буквально таяла. Руперт в тот день просто поразил меня. Он ниже меня всего на голову, но тогда казался непривычно хрупким и беззащитным, как маленький ребёнок; его единственным оружием были слова, и он верил, что у него получится достучаться до меня.

— Зачем ты это делаешь? — уже спокойнее спросил он.

После того, как прозвучал этот вопрос, наступила тишина. Её перебивали чьи-то всхлипы, вздохи. Кажется, кто-то начал стучаться в дверь. Но это могло показаться мне — мне тогда было всё равно. Я, наверное, не услышал бы, даже если кто-то начал бы выбивать эту чёртову дверь ногами. Самым сложным было посмотреть ему в глаза, но я тогда справился.

— Зачем? — Мой голос начал дрожать, словно в нём не осталось и следа прежней уверенности. — Я хочу, чтобы они умерли!

— Нет, это ты хочешь умереть, Сэм. Не так ты и дорожишь своей жизнью, если готов провести её в тюрьме. Или ты планировал всё сразу закончить? Испортить всем вокруг жизнь и уйти?

Именно это я и планировал. Испортить жизнь всем вокруг и уйти. Хотя, если уж начистоту, я понял, что никого не пристрелю с того момента, как дал Джозефу уехать. Я думал, что знаю на что иду, но увидел его тупую рожу и понял, что не могу этого сделать, но отступаться было слишком поздно. Одно лёгкое нажатие, и Бекки, Джастин, Рик Доусон — кто угодно, могли бы никогда не поехать в колледж, никогда не завести семью, никогда не воспитать детей. Не знаю, сколько мы так простояли, но в конце концов я опустил винтовку. Руперт продолжал смотреть на меня выжидающе, и даже некоторые одноклассники высунули головы из-за парт.

— Убирайтесь все отсюда.

Никто не двигался.

— Быстро, пока я не передумал! Уходите все!

Первой выбежала Моника. Она несколько раз опасливо оглянулась на на винтовку в моих руках, прежде чем открыть дверь. Следом за ней вышел Джастин, отталкивая остальных и на ходу прошептал Руперту:

— Я думал, ты покойник.

— Я тоже так думал, — ответил он.

Руперт остался в помещении последним, а в дверях остановился и посмотрел на меня. Его лицо искажал гнев, разочарование и ещё множество эмоций, прочесть которые было невозможно. Глаза у него начали слезиться, а щёки странно покраснели и на бледном от пережитого страха лице это выглядело почти пугающе.

— Ты… ты просто сумасшедший! Ненормальный псих, чудовище! — выкрикнул он и выбежал из класса, громко хлопнув дверью.

И я остался там один. Прятаться не было смысла: к школе начали подъезжать полицейские машины, и я знал, что сцепят меня или нет — вопрос времени. Поэтому оставалось выполнить последнюю часть плана. Я достал винтовку и на некоторое время даже задержал дыхание. Я думал — там будет просто темно, это лучше, чем смотреть родителям в глаза, чем оказаться за решёткой, чем… но мне не хватило смелости нажать курок и в этот раз.

Не знаю, как долго я говорил, но Хастингс не пытался перебить меня или выпытывать подробности. Он выслушал всё до самого конца, а потом молча протянул мне свой шёлковый носовой платок, на котором были вышиты его инициалы. Только тогда я заметил, что у меня глаза на мокром месте и вытёр слёзы рукой: брать его платок я постеснялся.

— Незаконное ношение оружия… демонстрация в угрожающей манере…

Хастингс продолжал бубнить себе под нос названия статей, но я и без него знал, что дело плохо. До года тюрьмы по законам штата Вермонт и клеймо угрозы для общества на всю оставшуюся жизнь. Хастингс большая шишка, но сомневаюсь, что он может что-то сделать для меня. Никто ничего не может сделать. И я не заслуживаю оправдания — хоть я и не довёл дело до конца, мне придётся ответить за свои поступки. И я об этом знал с самого начала.

Ну что же, Руперт теперь герой. Весь Мидлбери будет на него молиться.

Получается, он спас жизнь и мне, но я не уверен, что меня стоило спасать. Лучше бы я тогда всё-таки умер, потому что сейчас чувствую себя потерянным, как никогда. Тринадцатое мая было моей целью. Ужасающей, но всё-таки целью: я продумал всё до мелочей, жил мыслями об этом — Господи, да я готовился к этому тщательнее, чем чокнутые задроты к выпускным экзаменам.

Знаю, вы хотите услышать, что я раскаиваюсь, но я не буду этого говорить. «Мне жаль» — самое глупое выражение на свете: его используют слишком часто, даже когда не хотят извиняться. Джеффри Дамер [3] тоже говорил, что ему жаль, но оживило ли это десятки его жертв? Какой-нибудь ублюдок может запустить ядерную ракету, разрушить к чертям целый континент, а потом фальшиво улыбнуться и сказать, что он очень сожалеет, но так уж вышло.