— Я останусь для Парижа, — произнесла она, ощущая, как учащается пульс с каждым произнесенным словом. Как раз был чертовски подходящий момент, чтобы обнаружить остановку сердца из-за любви к Миранде Пристли, и, как вишенка на торте, из-за взаимной любви женщине к ней. — Я хочу сказать, что сделала уже все приготовления, — на лице Миранды отразился ужас, как будто она знала, к чему ведет Энди. — Но, м-м, после этого я уволюсь.

— Ты не можешь уволиться! — огрызнулась Миранда, словно совершенно не считала подобное разумным. — Ты… я собиралась сделать тебя первой ассистенткой.

Энди могла бы быть тронута, если б Миранда не приняла это решение прямо сейчас. Кроме этого, неужели она думала, что это сработает? Энди резко махнула рукой.

— Я не могу остаться.

— Не будь абсурдной, — зашипела Миранда. — Мы… мы не животные, в конце концов. Мы можем себя контролировать.

— О, да уж, — ответила Энди, прежде чем подумать. Миранда выпрямилась и вздернула брови в возмущении, будто бы имела на это право. — Прости, — пробормотала Энди, хотя говорила лишь правду. — Я останусь для Парижа. Я обо всем позабочусь.

— Обо всем, — Энди показалось, что плечи Миранды опустились во что-то похожем на поражение. — Да, ты очень хороша в том, чтобы заботиться обо всем. — Миранда прикрыла глаза.

— Ты собираешься остановить меня? — прошептала Энди, потому что ей нужно было знать. Знать, если Миранда собиралась испортить ей шансы на поиски другой возможной работы.

— Нет, — ответила Миранда с закрытыми глазами. — А сейчас, пожалуйста, уходи.

Энди ушла, молясь не столкнуться по пути к выходу со Стивеном. Слава богу, обошлось. Она села в ожидающую ее машину (Рой был слишком добр, ожидая ее, чтобы потом отвезти домой, потому что нравилась ему, ведь она была такой хорошей) и уткнулась головой в руки, разразившись слезами. Она ничего не могла поделать с этим. Она чувствовала, будто находится в плохой комедии, и сейчас вдруг поняла, как никогда раньше, что эта ужасная комедия была реальностью. Ей словно разбили сердце. Ей нужно было выплакаться, и, кажется, не в последний раз.

Прошло некоторое время, прежде чем ее поток слез стих, затем она порылась в сумочке, чтобы достать ватные диски для снятия макияжа от Клоран, чтобы стереть с глаз и щек длинные полосы потекшей туши. Она слышала, как девушки в «Подиуме» говорили, что вместе с макияжем «наносят свое лицо». Так что, она, вероятно, только что сняла свое. Она почти хотела этого: стереть лицо, начать новую жизнь другим человеком. Кем-то, кто никогда не слышал о модном журнале, и тем более никогда там не работал.

Нейт все еще бодрствовал к тому часу, когда она протащила свое тело сквозь дверной проем квартиры, что было ей совсем не на руку. Она надеялась распить стаканчик вина в темноте, а затем тихо скользнуть в кровать к нему, уже мирно спящему. Но он сидел на кровати, читая книгу (вероятно, Вольтера, которого он читал раньше), и ждал ее. Он улыбнулся, когда она закрыла за собой дверь.

— Эй. Посмотрите-ка, кто к нам пожаловал.

— Привет, — ответила Энди, пытаясь улыбнуться. Хорошо, что она сняла макияж и теперь надеялась, что вокруг глаз ничего не осталось, потому что Нейту не следовало видеть доказательство ее слез. Она забыла положить зеркальце в сумочку, и ей совсем не хотелось неловких вопросов.

— Рад, что ты вернулась, — сказал Нейт. — Я собирался ложиться спать, но подумал, что ты заинтересуешься этим, — он поднял книгу. Не Вольтер; Кант. — Помнишь занятия у Зукера на первом курсе? Когда мы не могли прекратить болтать об этой вещи? Я читал это, как до меня дошло, что…

Он замолчал, а его глаза расширились при взгляде на Энди, замершую около двери.

— Что? — спросила Энди. — Что до тебя дошло?

Его глаза лишь стали еще больше, а меж бровей появилась линия, когда он скривил губы будто бы в неверии, или же в отвращении.

— Что? — потребовала Энди, чувствуя, как по спине побежали мурашки от страха.

— Ты знала, — начал слабым голосом Нейт, — что у тебя помада на шее?

Энди ахнула и быстро дотронулась до шеи, прежде чем смогла себя остановить. Блять. Черт возьми.

Ее реакция сказала Нейту все, что нужно было знать.

— О, боже, — сказал он. — О, боже мой, — он соскочил с кровати.

Энди невольно отступила, когда он достиг ее и остановился, не касаясь.

— Я в это не верю, — произнес он, а затем буквально залаял от смеха, что было ужасно. — Нет. Знаешь, что? Я верю. О, боже.

— Нейт, — начала Энди, тяжело сглотнув. — Нет, это… Это не…

— Не то, что я подумал? Не чья-то помада? Хочешь сказать, ты сама себя в шею целовала?

— Нейт…

— Как долго это продолжается? — заорал он. — Все эти последние ночи…

— Нет!

— Говорила мне, что ждала эту треклятую книгу, или что зависала с тем парнем, Найджелом, или что-то еще, пока сама…

— Нет! — закричала Энди, наплевав на то, что могла разбудить соседей. — Нейт, все не так!

— Так скажи мне, как это! — тон Нейта был даже выше, чем ее. — Это было хорошо, а? — его голос надрывался от сквозившей в нем боли. — Теперь ты говоришь мне, что любишь женщин? Когда ты это поняла?

Энди схватилась за голову, сжимая виски. Эта ночь не могла стать хуже. Даже если бы ядерная бомба угодила в Нью-Йорк прямо сейчас, все равно бы не стало хуже.

— Я не люблю женщин. Это… это была ошибка. Это случилось лишь один раз, вообще-то ничего и не случилось, всего лишь поцелуй… — Множество поцелуев. При любом удобном случае. Теперь она знала об этом. — Мне жаль, — произнесла она, извиняясь не за поцелуй или помаду, а за предательство, которое она совершала так долго даже не признаваясь в этом самой себе. — Мне так жаль, Нейт.

— И мне, — сказал он. — Знаешь, что? Могу поспорить, что если я очень постараюсь, то смогу угадать, чья это помада.

Энди замерла.

— Да-а, — продолжил Нейт, замечая ее состояние. — Да уж, все как я думал. Ты действительно исполнишь все, о чем она тебя попросит.

— Нет.

— Она просила?

— Я ухожу с работы, — отчаянно произнесла Энди. — Я сказала ей сегодня. Я останусь для Парижа, а потом…

— Что? Прости, ты только что сказала, что отправишься с ней в Париж? После того, как пришла домой с ее помадой на шее… Как это должно заставить меня чувствовать себя лучше? — Нейт подлетел к комоду и начал открывать ящики. — Я убираюсь отсюда. Знаешь, а ведь я не должен. Это ты изменяла, ты должна быть той, кто сегодня будет ночевать на чужом диване, но я ухожу.

— Нейт, — захныкала Энди, чувствуя, будто распадается на миллион кусочков.

— Заткнись, — отрезал Нейт, хватая одежду и запихивая ее в спортивную сумку, вероятно, наугад. — Просто закрой рот, ладно, Энди? Ой, прошу прощения. Ан-дре-а. Это так она тебя называет?

Энди не могла ответить. И спустя пять секунду дверь захлопнулась за спиной ее парня. Бывшего парня. Очень бывшего. Это был конец, прямо сейчас.

Она упала на кровать, прямо в тепло, оставленное Нейтом.

— О боже, — выдохнула она, уставившись в потолок. Шок от расставания и истерия уже прошли. Сейчас она просто была немного отрешенной. За последний час произошло столько всего, что было сложно переварить. Однако было чувство — и она понимала, что это неправильно — чувство, похожее на облегчение, в том числе.

Это был конец. И, вероятно, он должен был наступить еще давным-давно. Может, это к лучшему.

Никто не примет ее сторону. Нейт получит всех в свой лагерь, особенно, если расскажет всем общим друзьям о том, что Энди изменяла ему с Мирандой, из всех людей. Энди предполагала, что всегда сможет все отрицать, конечно же, но они все равно узнают правду. Это будет видно по ее глазам. Она бездарная лгунья.

В то же время, у Нейта была гордость. Он мог вообще ничего не сказать. А если скажет, то лишь то, что Энди изменила, и остановится на этом. Ему будет чертовски трудно справиться с тем, что она изменила ему с ее сумасшедшим (к тому же женщиной) боссом, не то, чтобы еще и сказать об этом кому-либо.