Допустить ошибку. Оступиться. Но кто из них допустил ошибку? Кто из них тянул другого ко дну?

— Нет, — сказала она. — Миранда, нет.

Глаза Миранды лишь сильнее потемнели.

— Я не понимаю, почему мы не можем так же оставаться вместе, — умоляюще произнесла Энди. — Если это то, чего ты хочешь. Мы можем что-нибудь придумать, ведь так? Я… ты расстроена. Ты мыслишь нерационально. — Выиграй время. — Возможно, нам следует поговорить об этом завтра. У тебя же ужин к восьми…

— Нет, нет, — ответила Миранда. — Мы поговорим об этом прямо сейчас.

— М-м…

— Значит, — продолжила Миранда, начиная дышать чуть быстрее. — Ты не хочешь того, что я могу тебе дать. Ты хочешь, чтобы я могла что-нибудь забрать?

— Миранда, — сразу откликнулась Энди, — Миранда, стоп. Не ходи туда.

— Это было бы нечестно с моей стороны, — произнесла Миранда со слегка диким взглядом. — Ты большая поклонница честности, не так ли, Андреа? Полная открытость? Тогда ты должна знать, что я могу опустить тебя на дно вне зависимости от того, какой путь ты выберешь. Более того. Я могу остановить тебя.

— Миранда, — произнесла Энди, — ты должна остановиться. Ты не имеешь это ввиду. Ты пожалеешь о сказанном…

— Думаю, не я одна, — последовал ответ.

Энди чувствовала, как приближается к какому-то обрыву, и не знала, что это было, она лишь знала, что не хочет упасть. Единственная проблема была в том, что она не знала, как остановить все это.

Они не могут сделать это. Все их отношения были о том, чтобы оставаться в границах, не пересекая черту, даже если эти черта была довольно… странной. Размытой. Но это, это была главная черта, красная жирная линия, и Миранда ее пересекла. Ей следовало вернуться обратно, пока не стало слишком поздно.

— Ты пытаешься заставить меня остаться с тобой? — спросила Энди. — Тебе действительно это нравится? Тебе нравится, чтобы я была здесь, потому что должна, а не потому что хочу?

Миранда вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и сказала:

— Ты хочешь быть со мной, Андреа. Ты сама это сказала. Ты солгала?

— Конечно же, нет! Но…

— Ну, вот. Я не понимаю, почему ты не осознаешь ситуацию… Боже, я действительно хорошо постаралась, чтобы объяснить.

— Нет, — сказала Энди. — Я не понимаю. — И тут она поняла, куда движется.

Она замечает безрассудную решимость в глазах женщины, и знает, что должна была быть в силах это обуздать. Достаточно. Уже довольно. Она почувствовала, как что-то зарождается внутри нее, холодное и твердое. Что-то, что нельзя было остановить.

Что-то, что не было, никогда не было и не будет хорошим.

— Но и ты не понимаешь, Миранда, — сказала она. Ее голос будто принадлежал кому-то другому. — Это лучшее, что у тебя есть?

Миранда, только начинавшая говорить, закрыла рот и уставилась прямо на нее.

— Вот это? Серьезно? — спрашивала Энди, шагнув вперед и расправив плечи. Она ощущала злость, пульсирующую внутри. — Ты думаешь, этого достаточно? Думаешь, можешь остановить меня?

— Ты должна знать, что я могу сделать прямо сейчас, Андреа, — мягко ответила Миранда.

Это не волновало Энди. Не было ни малейшего тревожного сигнала на ее радаре.

— Ты знала, что я поступила в Стэндфордский юридический университет? — спросила она.

— Я… — Миранда нахмурилась. — Нет, но какое это имеет отношение к…

— И в Колумбийский. И в Дьюке. И в Северо-западный университет, ради широкого выбора.

Энди могла видеть, что Миранда не понимает, куда она клонит, и что все это значило.

— Мои поздравления, — отрезала Миранда. — Но что…

Энди была единственной, кто двигался сейчас. Она двинулась вперед, сузив глаза и сосредоточив внимание на Миранде. — Они все еще будут рады принять меня, — сказала она. — Я могу прийти в любое время. Журналистика. Думаешь, это мой единственный вариант в жизни? Думаешь, ты моя единственная возможность? Как если я должна лизать твои пятки, чтобы добиться чего-то?

Миранда моргнула и поджала губы.

— Отлично блефуешь, Андреа, но ты не хочешь быть юристом. Ты хочешь…

— Не говори мне, чего я хочу, — ответила Энди. — Ты не знаешь. Ты понятия не имеешь. Ты уже доказала это. — В глазах Миранды мелькнула подлинная ярость. Энди встретила ее без страха. Она подняла голову.

Потому что теперь она знала. Она любит Миранду. Она безумно любит ее. И только так она могла стать чем-то хорошим для нее. Это то, что она должна была сделать.

Она должна быть сильнее Миранды. И прямо сейчас она была. Она была непробиваема. Неприкасаема. Она могла наступить на Миранду Пристли и даже не почувствовать хруст под ступней. Сейчас это было проявлением любви.

— Знаешь, что еще, Миранда? — тихо спросила она. — Даже если бы это была неправда. Даже если бы ты знала каждого важного человека в юридических кругах страны и смогла бы держать меня от них подальше. Даже если бы могла испортить мне жизнь в любом из направлений, знаешь, что? — она сузила глаза. Миранда замерла.

— Я скорее бы, — продолжала Энди низким голосом, — вернулась в Огайо и жила бы со своими родителями, и потратила бы всю оставшуюся жизнь строча свадебные речи и описания местных ярмарок, нежели осталась бы здесь, с тобой, — она добавляет с последним вздохом: — или с кем бы то ни было.

Миранда побледнела. Она, казалось, лишилась дара речи.

— Так что, решай, — произнесла Энди. — Делай свой выбор. Я свой сделала. — Она протянула руку, чтобы прикоснуться к лицу Миранды, которое было словно камень, но женщина не отпрянула. Она, видимо, была не в состоянии двигаться.

— Только подумай о том, что я могу сделать для тебя — прошептала Энди, ведя рукой вниз, чтобы коснуться ключицы Миранды. — Как насчет этого? — Она опустила руку и осмотрела сверху-вниз по-прежнему одетую в черное платье Миранду. А затем она грустно рассмеялась. — Ты выглядишь действительно красиво сегодня, — произнесла она. — Я люблю тебя.

Миранда ничего не сказала. Возможно, просто нечего было сказать. Энди развернулась и покинула номер. Она закрыла за собой дверь, а после оперлась на нее всем телом, потому что ее колени внезапно задрожали.

Ниже по коридору открылась дверь. Это был номер Найджела. Он вышел и направился прямо к ней.

Энди подняла руку и двинулась к нему.

— Даже не пытайся, — сказала она тихим голосом на случай, если Миранда могла услышать. — Держись от нее сейчас подальше.

— Что ты сделала? — прямо спросил Найджел. — Что она сказала?

— Вот, что я тебе скажу, — Энди засунула руку в карман на платье и достала из него несколько евро. Она дала их Найджелу. — Позже, когда она придет в себя, сходи и купи ей копию «Руби Тьюсдей». Скажи ей слушать песню до тех пор, пока она не поймет.

— Энди, — ответил Найджел в легком шоке.

— Прости, — сказала она, проходя мимо него и направляясь к собственному номеру, гадая, станет ли она смеяться, или плакать, или что-то другое. — Думаю, я просто устала быть хорошей.

Она захлопнула за собой дверь и замерла в растерянности, потому что, наконец, поняла причину, по которой ее колени ослабли: она спала всего лишь час прошлой ночью, едва поела на банкете, провела весь день в состоянии повышенного напряжения, и, честно говоря, было чудом, что она все еще держалась на ногах. Она подумала позвонить в сервис и заказать что-нибудь отвратительно жирное и калорийное, и сладкое, прежде чем поняла, что скорее всего потеряет сознание, пока дождется.

Энди прошла в ванную и умыла лицо. Затем она сняла одежду, кинула черно-зеленое платье на стул и рухнула прямо в кровать, не снимая белье. Она чувствовала, что может проспать в такой позиции аж до утра. Возможно, так и было. И почему она не должна была? У Миранды был еще один ужин, на котором для Энди не было места. Скорее всего будет поздно, и Энди могла поспорить, что Миранда не станет как в прошлый раз стучать в ее дверь после. А все, что касалось других заданий, таких как ее перевод, то Энди стало абсолютно плевать.

Она заползла под простыни и отключилась.