Кто-то тронул и обнял меня в темноте. Я вытянула руку и отвела ее чуть назад, тронув локоть меня обнявшего: «А, это ты… Да нет, ничего! Все нормально!» Ощущение ушло. Так со мной иногда бывает. Я знаю, кто там, сзади. Просто пока еще не время! Люди пришли с палубы и продолжили пир. Еда и напитки заканчивались, и народу поубавилось. Наиболее стойкие гости остались праздновать до полуночи.

– Смотри, проспишь все со своим разломом! – шепнул мне подвыпивший шеф. Он всегда добивает лежачего. Я встала, вышла из лаборатории, поднялась по трапу на верхнюю палубу, оперлась локтями о борт и стала наблюдать за волнами, летящими из-под корпуса судна. На палубу с мостика вышел капитан и тихо подошел ко мне сбоку.

– Штиль, как на озере! А вы что ушли с танцев?

– Сегодня я плохой танцор. Нога болит.

– А что случилось?

– Упала перед самым рейсом.

– Зайдите завтра к фельдшеру, пусть посмотрит!

– Зайду! А море – прелесть!

– А я по настоящей воде скучаю! После рейса возьму отпуск и отгулы и поеду рыбачить куда-нибудь в глушь, на речку.

– А это разве не вода? – я сделала жест в сторону моря.

– Нет, – просто сказал капитан, – это не вода, это работа!

– А я хотела бы быть моряком! Жаль, что не мужчина.

– Мы все о чем-то жалеем! Я бы взял вас матросом. Дал бы ведро с краской, кисть, ветошь – и чтоб пароход сверкал! – Он улыбнулся. Мы с ним еще поговорили, и он вернулся на мостик. Я спустилась вниз, зашла в лабораторию. Там женщины мыли тарелки и убирали посуду со столов.

«Ничего, обойдутся без меня!» – подумала я и пошла к себе в каюту. Легла, но не могла уснуть. Первый день в море всегда особенный: он как бы закладывает суть, основу всего рейса, выстраивает отношения. Вспомнила старую морскую шутку: «Женщин в рейсе разбирают в момент подъема на судно по трапу». Понятно, кого выбрал Андрей! «Может, и меня уже кто-то приметил? Ах, только бы не химик! – усмехнулась я. – Но кто бы он ни был – он будет лучше Андрея!»

Следующий день начался с собрания в лаборатории. Начальником нашего отряда сейсмопрофилирования был назначен Андрей. Мне досталась вахта с 8 до 12, как обычно, дважды в сутки. В помощники я получила двух студентов – посменно. Андрей отдал предпочтение блондинке, как соруководитель ее диссертации, и вписал в свой график других ребят для помощи в сборе данных. Они заступали на вахту сразу после нас. Остальные члены нашего отряда, включая университетскую молодежь, после дебатов на тему распорядка дня без особых проблем заполнили оставшееся судовое рабочее время. На том и разошлись.

Начались сейсмические работы в котловине, где шел сбор первичного материала для студенческих работ и пополнения архива Института геофизическими данными для дальнейшего построения карт подводных структур региона. Такова была основная программа рейса. Для съемки на разломе было отпущено всего два дня. И хотя я уже не рассчитывала на полноценный полигон, у меня все же оставалась надежда на отработку нескольких качественных пересечений на важных участках в области глубинных нарушений коры. Мое вахтенное время почти полностью исключало социальную жизнь на пароходе, в то время как Андрей собирал студентов у себя в каюте каждый вечер сразу после ужина. Поскольку вахта Андрея начиналась сразу после моей, мне никогда не удавалось присутствовать на их посиделках. Это неизбежно возводило границу, барьер в отношениях. В замкнутых пространствах, таких как пароход, это чувство отчуждения быстро перерастает в конфронтацию. Странное дело – люди с восторгом создают чужаков! Образ «отверженного» необходим для построения системы. Перекинуться многозначительными фразами, понятными не всем, таит в себе прелесть заговора, исключительность, принадлежность к высшей касте. На этом строится любое общество. В этом мощь создания монархий и религий. Пометить свою территорию имеет смысл, только если существует некто, способный ее пересечь! Таких создают, формируют, иначе игра не стоит свеч! Остановка в эволюции! Застой! В крупных городах и организациях это не так заметно. Там иерархия построена сложнее и выстраивается в виде социальных пластов. В маленьких пространствах она носит клеточный характер и столбовую структуру.

Если все же не усложнять атмосферу, царившую на судне, то посещение такого рода мероприятий – дело вкуса. Я начинала скучать минут через десять. В тридцать лет уже волнуют другие частоты. Андрей – другое дело, он любит быть в центре внимания, и рафинированное окружение – его стихия: удобно и безопасно. Бардовская песня и раньше не слишком меня волновала: искусственно зачатая, для избранных, она маркирует момент. На мой взгляд, срок годности ее – быстротечен. Простая деревенская песня с ее монотонным припевом заводит меня сильней. Поэтому я просто даю возможность своим студентам во время вахты навестить Андрея, поочередно, по-быстрому, по-тихому, без рассказов и комментариев.

Так прошла неделя. Мы отработали два полигона с сейсмической съемкой в котловине. Потом была геологическая станция для сбора образцов донных осадков и переход в другую часть запланированного для работ региона. Там снова сутки простояли на станции, где биологи ловили свой планктон. В столовой также царило разобщение. Андрей пребывал в молодой шумной компании, где не смолкали шутки и смех. Он с радостью пожертвовал свое место в кают-компании, где столовалось начальство и научные сотрудники со степенями. В самом деле, внизу, в столовке, было все проще и вкусней. К тому же буфетчицы вели себя приветливей с «голытьбой» и могли под шумок дать добавки. Я там же скромно делила трапезу за столиком с людьми постарше и поскучней, как это виделось со стороны. Разговоры велись степенные, темы поднимались серьезные, замечания и шутки казались сдержаннее. Впрочем, народ в экспедициях заводной, и часто наш столик с успехом обставлял других по разнообразию и интеллектуальности бесед и качеству юмора. Случайных людей среди нас не бывает! У многих за плечами были годы опыта полевых работ в различных местах на море и суше. Забавные случаи, рассказы, комментарии, воспоминания, парадоксы – обычная приправа к нехитрой судовой еде!

Так проходили будни. Я привыкла к своей изоляции. Она не казалась мне столь уж тягостной, когда меня не задевали открыто. Нога моя заживала, но медленнее, чем хотелось: сгибать колено было еще больно.

Итак, первый этап запланированных в рейсе работ закончился, и на пароходе устроили вечер отдыха. Праздники на судне – дело обычное, они носят терапевтический эффект. Монотонность существования по расписанию и замкнутое пространство требуют эмоционального выхода. Праздновать решили, как всегда, на корме. Там больше жизненного пространства для сейсмических утех! Поэтому свободные от вахт женщины уже с утра начали готовить еду для вечернего пира и сразу после обеда в помещении лаборатории стали застилать бумагой столы. Лучшие рестораны мира блекнут перед скромным убранством судового банкета! Пасодобли корриды не устоят перед грядущей драмой на борту! Здесь все возможно: здесь порок на грани совершенства!

У нас в лаборатории еще шли работы на ходу судна с попутной съемкой. Я была занята оцифровкой данных. После обеда работы закончились, и народ вывалил на палубу порыбачить. Если случается большой улов, то часть рыбы жарят на камбузе на больших сковородах и противнях. Мелочь обычно разбирают по лабораториям, и там идет своя стряпня. Судовые вытяжки работают на износ в борьбе с ароматами! В отрядах начинается «брожение» и хождение в гости – повальная дегустация рыбацких деликатесов.

Приготовленные блюда уже были расставлены вдоль столов. Принарядившийся народ собирался в нашей кормовой лаборатории. Многие уже успели загореть, работая днем на палубе. Другие умудрялись провести часок после обеда на шкафуте, подставляя себя солнцу и морскому бризу. В рейсах народ хорошеет! Вот показались студенты, за ними другие сотрудники. Я поймала себя на мысли, что жду, когда появится Андрей со своей белокурой дивой. Я была готова к этому и все же знала, что удар будет жестким и устоять будет трудно.