– По хорошенькому личику, – выговариваю я, медленно пряча кинжалы. Касаюсь пальцами щеки. Вулсибер ударил достаточно сильно, и мои собственные зубы поранили щеку изнутри. Сплевываю кровь на каменный пол. – Вы мне льстите. С короной я обвела вас вокруг пальца, поэтому считаю, что вы имеете право на сильные эмоции. Особенно если они сопровождаются комплиментом. Только не испытывайте мое терпение еще раз.

Вулсибер внезапно теряет всю свою уверенность.

Балекин отхлебывает из чашки.

– Ты говоришь очень дерзко, смертная девочка.

– Почему бы и нет? – спрашиваю я. – Говорю от имени Верховного Короля. Думаете, ему интересно отрываться от удовольствий и тащиться сюда из дворца, чтобы пообщаться с братом, от руки которого он принял страдания?

Принц Балекин наклоняется в своем кресле:

– Любопытно, что это ты имеешь в виду.

– А мне любопытно, какое сообщение вы хотели бы передать Верховному Королю.

Балекин рассматривает меня. Без сомнения, одна щека у меня горит. Он делает еще глоток чаю.

– Я слышал о смертных, что для них чувство влюбленности сродни чувству страха. Твое сердце бьется быстрее. Ощущения обостряются. Голова кружится, как у пьяного. – Он смотрит мне в глаза. – Это так? Это многое объяснило бы про таких, как ты, если возможно спутать два столь разных чувства.

– Никогда не влюблялась, – возражаю я, стараясь, чтобы голос не хрипел.

– И опять же, ты умеешь лгать, – продолжает Балекин. – Понимаю, Кардан счел это полезным. И Дайна тоже понимаю. С его стороны было умно включить тебя в эту маленькую банду неудачников. И очень умно – догадаться, что Мадок тебя в любом случае пощадит. Что бы ты ни говорила о моем брате, но сентиментальностью он не страдал. Я со своей стороны о тебе почти не думал, а если и вспоминал, то лишь в связи с тем, как с твоей помощью подстрекать Кардана. Но у тебя оказалось то, чего никогда не было у моего брата, – амбиции. Если бы я это вовремя понял, то носил бы сейчас корону. Но, думаю, ты меня тоже недооцениваешь.

– Вот как? – Эти слова мне отчаянно не нравятся.

– Я не отправлю с тобой послание Кардану. Оно дойдет другим путем, и дойдет очень скоро.

– Значит, вы тратите свое и мое время, – говорю я сердито. Проделала такой путь, перенесла пощечину, испугалась – и все зря.

– Ах, время, – тянет он. – Только тебе, смертная, есть до него дело. – Принц кивает Вулсиберу: – Можешь увести ее.

– Идем, – рычит страж, невежливо подталкивая меня к ступенькам. Начиная подъем, оглядываюсь на Балекина; лицо его кажется суровым в зеленом свете факела. Он так сильно похож на Кардана, что мне становится тревожно.

Мы уже на полпути вверх, когда сквозь решетку протягивается рука с длинными пальцами и хватает меня за лодыжку. Испугавшись, я поскальзываюсь и растягиваюсь на ступеньках, исцарапав ладони и ударившись коленками. Старая рана в левой ладони начинает пульсировать. Едва удерживаюсь, чтобы не покатиться по каменным ступеням вниз.

Прямо перед собой вижу худое лицо женщины-фейри. Хвост ее обвивается вокруг прутьев решетки. Короткие рожки загибаются ото лба к темени.

– Я знавала твою Еву, – говорит она, и глаза мерцают во мраке. – Знавала твою мать. И многие из ее маленьких секретов.

Вскакиваю на ноги и что есть духу бросаюсь по ступенькам вверх; сердце рвется из груди, и я едва успеваю сбавить ход, чтобы в темноте не налететь на Вулсибера. Судорожно хватаю ртом воздух: дыхание сбилось, и легкие начинают стонать.

На верху лестницы останавливаюсь и кладу израненные ладони на грудь, стараясь прийти в себя.

– О, совсем забыла, – говорю Вулсиберу, когда дыхание немного успокаивается. – Верховный Король передал мне свиток с распоряжениями. Там некоторые изменения относительно условий обращения с его братом. Свиток снаружи, в седельной сумке. Если можешь проводить меня…

Вулсибер вопросительно смотрит на стража, который отправил его со мною к Балекину.

– Только быстро, – изрекает фигура, больше похожая на тень.

И Вулсибер сопровождает меня через дверь, ведущую из Башни забвения. Залитые лунным светом черные камни сверкают от покрывающих их поверхность брызг и отложений соли, словно засахаренные фрукты. Пытаюсь сосредоточить внимание на стражнике, а не на имени матери, которое не слышала столько лет, что не сразу поняла, почему оно так важно для меня.

Ева.

– У этой лошади только уздечка да удила, – говорит Вулсибер, хмуро разглядывая животное, привязанное у стены. – А ты сказала…

Вонзаю ему в руку булавку, спрятанную в ткани камзола.

– Я солгала.

Требуется усилие, чтобы подтащить его и перекинуть через спину лошади. Она обучена военным командам, умеет становиться на колени, и это помогает. Стараюсь действовать как можно быстрее из опасения, что еще один стражник придет проверить, как у нас дела, но мне везет. Никто не появился, а мы уже верхом и едем.

Еще одна причина ездить, а не ходить в Инсуил: никогда не знаешь, что потребуется оттуда забрать.

– Ты руководитель шпионской сети, – говорит Таракан, оглядывая меня и пленника. – Значит, должна быть проницательной. Рассчитывать только на себя – верный способ попасться. В следующий раз возьми одного из королевских телохранителей. Возьми одного из нас. Возьми кучу спрайтов или пьяного сприггана. Только возьми кого-нибудь.

– Прикрывать мне спину – замечательная возможность всадить в нее нож, – замечаю я.

– Говоришь прямо как Мадок, – отвечает Таракан, недовольно шмыгая длинным изогнутым носом. Он сидит за деревянным столом в нашем логове при Дворе теней, спрятанном в глубоких туннелях под дворцом Эльфхейма. Занят тем, что обжигает наконечники арбалетных стрел, а потом щедро покрывает их дегтем. – Если не доверяешь нам, так и скажи. Мы заключили одно соглашение, можем заключить другое.

– Я не это имела в виду. – Опускаю голову на руки и задумываюсь. Я им доверяю. Если бы не доверяла, не говорила бы так, а здесь просто не удержалась и выплеснула раздражение.

Сижу напротив Таракана, ем сыр, хлеб с маслом и яблоки. Ем первый раз за день, и желудок голодно урчит. Еще одно напоминание о том, что тело у меня не такое, как у них. У фейри в животе не урчит.

Может, я из-за голода такая сварливая? Щека горит, и хотя я перевернула ситуацию с ног на голову, это последнее, в чем мне хотелось бы признаться. Плюс ко всему я так и не узнала, что Балекин хотел сказать Кардану.

Чем сильнее усталость, тем больше я совершаю промахов и допускаю ошибок. Нас подводит человеческое тело. Оно испытывает голод, болеет и изнашивается. Но у меня столько дел, что просто нет времени обращать внимание на слабости.

Рядом с нами сидит Вулсибер, опутанный веревками и с завязанными глазами.

– Хочешь сыру? – спрашиваю у него.

Стражник отрицательно рычит и настороженно шевелится в путах. Он очнулся несколько минут назад и чем дальше, тем больше беспокоится, что мы не заговариваем с ним.

– Что я здесь делаю? – наконец выкрикивает он и начинает раскачивать стул взад и вперед. – Развяжите меня! – Стул опрокидывается, Вулсибер ударяется о землю и лежит на боку. Потом начинает рваться из веревок уже по-настоящему.

Таракан пожимает плечами, встает и стаскивает повязку с его глаз.

– Приветствую! – произносит он.

На другом конце комнаты Бомба чистит ногти длинным серповидным ножом. Призрак сидит в углу так тихо, что, кажется, его здесь и нет вовсе. За происходящим с интересом наблюдают несколько новых рекрутов – паренек с воробьиными крылышками, трое спригганов и девушка из слуагов. Я не привыкла к такой аудитории.

Вулсибер не отрываясь смотрит на Таракана, на его зеленую, как у всех гоблинов, кожу и глаза, горящие оранжевым светом, на длинный нос и одинокий клок волос на голове. Потом оглядывает помещение.

– Верховный Король такого не позволил бы, – говорит Вулсибер.

Я грустно улыбаюсь ему:

– Верховный Король ничего не знает, и ты вряд ли расскажешь ему, когда я вырежу тебе язык.