Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Диого уселся на опрокинутое ведро. Свободные от вахты матросы, предвкушая веселье, расположились вокруг него.

– Так вот, братцы, – начал Диого, – видно, не помогли молитвы доброй матушки, мечтавшей увидеть своего маленького сыночка в докторской мантии. Исполняя её волю, я честно зубрил науки целых три года. Целых три года питался пищей духовной, а от неё, друзья мои, в брюхе урчит так, словно сидит там еретик и приговаривает: «Продай за хороший обед чёрту собственный скелет, да и душу в придачу». А чёрт не дремлет. Никто как он подбил меня поухаживать за профессорской дочкой. «Что ж, – решил я, – может, и впрямь повезёт, стану зятем профессора, каждый день обедать буду».

– Губа не дура, – ехидно вставил боцман.

– Ну вот, прокрался я вечером в сад, притаился в кустах под окнами профессорского дома, жду – не покажется ли мой предмет. И впрямь, появилась. Ручками за перила балкона держится, глазки к небу подняла – на звёзды смотрит.

«Красавица», – прошептал я тихонько.

Испугалась барышня:

«Ах, ах, кто здесь?» – И веер из правой ручки от страха выронила.

Я веер схватил – да к балкону.

«Не бойся, чудная, это твой раб, умирающий от любви».

Соловьём разливаюсь. Уж так её красоту и свои чувства описываю, словно стихи читаю. Слушает, не уходит. Потом говорит:

«Я тебе не верю».

«Прикажи убить меня, только не отрицай моей любви».

«Может, ты и вправду любишь, – говорит мне на это красавица, – да только студенты – народ легкомысленный».

«Что-то голос у моей козочки хриплый, – подумал я, – уж не простудилась ли ночью на балконе? Надо закутать её в мой плащ».

Прыгнул я на балкон, накинул плащ на белые плечи, заглянул в личико моей суженой – да как заору. Была-то это, братцы, не дочь профессора, а его сестра. Ведьма, каких свет не видывал. Двух мужей свела в могилу. И не иначе как своей злостью. Бросил я плащ – да через перила, да вон из сада. До самого дома бежал, словно дьявол за мной гнался.

Громкий смех заглушил последние слова рассказчика. Смеялись все: и матросы, и кормчий, держащий румпель. Даже боцман, всегда такой хмурый и важный, снисходительно хохотнул в рыжую бороду.

– Ну, а дальше? – спросил кормчий сквозь смех.

– А дальше… Храню веер на память о дивном свидании, в склянки бью да вам, дуракам, похлёбку варю.

За разговором не заметили, как наступили сумерки. Дневной свет угас. По воде заскользили лёгкие тени, предвестницы ночи. Свободные от вахты моряки ушли спать.

Спали на корабле вповалку, подстилая под себя собственное платье.

Спальными помещениями служили свободные от груза трюмы. Там пахло гнилью, обильно плодились насекомые, пищали и дрались крысы.

Диого остался один.

Внизу, под его ногами, бежали быстрые волны и, ударяясь о нос корабля, разлетались множеством мелких брызг.

Над его головой небо светилось махровыми звёздами. Впереди, словно лоцман, плыло созвездие Южного Креста.

Пришёл вахтенный проверить время. Сделать это здесь, в Южном море, было задачей нелёгкой. Европейские мореплаватели привыкли узнавать время по «стражницам». Вращаясь вокруг Полярной звезды, они, подобно стрелке часов, свершают полный круг за двадцать четыре часа, а за один час описывают дугу в пятнадцать градусов. Но вот уже несколько дней, как небо изменилось и ни Полярной звезды, ни Большой Медведицы, в которую входят «стражницы», не было видно.

Пока вахтенный заносил в журнал свои наблюдения, Диого недвижно стоял на носу «Санта-Инес». Однообразно и мягко плескался океан. Огромная ночь и огромное небо казались чудом.

И, обратив лицо к звёздам, юноша тихо сказал:

– Не было профессорской дочки, не было профессорской сестры. Я покинул Коимбру, для того чтобы увидеть мир. Но через год, и не позже, я вернусь в университет, так как без знаний слепы глаза.

– Что ты, сынок? – не отрываясь от журнала, спросил через некоторое время вахтенный.

Диого не ответил.

Расчистив место среди ящиков и канатов, он лёг тут же на палубе и сразу уснул.

Разбудил его утренний холод. Звёзды погасли, и где-то далеко на горизонте появилась светлая полоса, отделившая небо от моря.

Вскоре в эту полосу врезался, выплыв из толщи воды, край золотого плоского диска. Он увеличивался, рос, делался объёмным и наконец нестерпимо сверкающим шаром поплыл по небу. Призрачная паутина, сотканная из тысячи золотых лучиков, окутала корабль. Диого показалось, что не ветром, а солнечным светом наполнились паруса «Санта-Инес».

Восход солнца обещал хороший день. Ничто – ни небо, ни море, ни люди – не ждали бури. Даже боцман, бывалый моряк, не почувствовал её приближения.

Великий Бенин - i_007.jpg

Глава III

Буря

Так водные пути мы открывали,
Дотоле не открытые никем.
Камоэнс, португальский поэт XVI века
Великий Бенин - i_008.jpg

Около четырёх часов после полудня южная часть неба начала заметно темнеть – на ней появились маленькие тучки. Они медленно поплыли над синевой спокойного моря, сначала поодиночке, а затем сбившись в дружные стайки.

Тучек становилось всё больше, и скоро сплошная тёмная масса заволокла южную часть неба вплоть до самого горизонта.

– Взять марсель на рифы, – отдал приказ капитан.

Матросы быстро уменьшили поверхность паруса, прикрепив его свёрнутую часть к нижней рее.

– Убрать малые паруса!

– Есть убрать малые паруса!..

Тем временем тучи закрыли всё небо и чёрная мгла опустилась на воду.

Огромные вспененные волны, догоняя друг друга, понеслись навстречу «Санта-Инес», и страшный удар потряс её корпус. Высоко задрав нос, каравелла взмыла на гребень гигантской волны. Упавшие назад паруса уже готовы были коснуться воды. Но этого не случилось. Корабль медленно выпрямился, чтобы тут же столкнуться с новой водяной горой. Им не было числа, этим чудовищным волнам! Одна за другой налетали они на корабль, пытаясь опрокинуть его, содрать обшивку. «Санта-Инес» стонала, как живое существо, её крепкие мачты гнулись, снасти рвались под тяжестью наполненных ветром мокрых парусов.

Сикейра стоял на высокой площадке, крепко держась за ванты.

– Убрать все паруса! – гремел его голос, перекрывая рёв и грохот моря.

– Есть убрать паруса!

Но это не помогло: вот-вот перевернётся корабль вверх килем.

– Рубить бизань-мачту! Рубить грот-мачту! Качать воду! Качайте воду – тысяча чертей! – или мы все очутимся на рыбьем пиру…

В блеске непрерывных молний, рассекающих небо и море, матросы деревянными насосами откачивали воду из трюмов. Сикейра бранью и угрозами подгонял их, грозил кинжалом, обещал ужасные наказания на том и этом свете. Его жёсткий кулак не раз опускался на спину замешкавшегося.

А буря продолжала свою страшную игру. Ветер без устали швырял каравеллу по гигантским волнам, и казалось, корабль не выдержит этой бешеной скачки: вверх – на гребень волны к чёрному небу, вниз – в чёрную бескрайнюю бездну моря.

К утру ливень стих и только мелкая, гонимая ветром водяная пыль носилась в воздухе. Затем угомонился и ветер.

Море сделалось смирным, свернуло свои гигантские волны и спрятало их в толщу спокойной, слегка качающейся глади. Все облегчённо вздохнули: буря кончилась, опасность миновала, корабль, хотя и сильно пострадавший, был способен держаться на воде. Отец Педро громко возносил хвалу богу за чудесное спасение, матросы, опустившись на колени, вторили молитвам святого отца. Ди Сикейра и кормчий, наспех перекрестясь, склонились над круглой коробкой, установленной в ящике на подставке. К счастью, коробка уцелела. В ней помещалась магнитная игла, укреплённая на круглой картонной картушке. В центре картушки была нарисована фигура – роза ветров, от неё во все стороны расходились компасные направления. Покрутившись, картушка направила иглу остриём к лилии – цветку, отмечавшему север. Капитан велел принести карту, данную ему в Лиссабоне Гомишем, и долго изучал её. Он точкой пометил местонахождение корабля в начале бури, затем, прикидывая силу штормового ветра, попытался установить, как далеко был отнесён корабль, и, наконец, решительно отдал команду: «Плыть на северо-восток и не менять избранного направления, пока не покажется земля».

3
{"b":"639336","o":1}