© С. И. Фингарет, наследники, текст, 2017

© Р. С. Гудзенко, наследники, иллюстрации, 2017

© ЗАО «Издательский Дом Мещерякова», 2017

В Бенине было тридцать улиц. Главная – широкая и прямая – делила город на две части. В юго-западной, меньшей части города возвышались дворец обба и дома знати, в большей – жили простые горожане.

От главной улицы под прямым углом отходили боковые. Вдоль улиц в строгом порядке стояли одноэтажные дома, обмазанные красной глиной и крытые пальмовыми листьями. Стены домов были причудливо расписаны; столбы, поддерживающие кровли, украшены искусной резьбой. Всё это содержалось в чистоте и опрятности, поражавшей португальцев.

Жилые помещения состояли из четырёх или шести комнат, двери которых выходили в открытый дворик. Вокруг дворика шла крытая галерея, служившая защитой и от палящего солнца, и от потоков воды, низвергавшихся с неба во время коротких частых дождей.

Узнав, что в Бенине примерно восемьдесят тысяч человек, Сауд сказал, что даже в Европе редко встретишь город с таким большим числом жителей.

Бенин делился на несколько самостоятельных кварталов. В каждом из них жили люди, объединённые по ремёслам: в одном квартале – кузнецы, в другом – ткачи, в третьем – кожевники, далее – резчики кости, мастера, изготовляющие посуду, и другие. В квартале, который назывался Игуер и который Диого посещал особенно часто, жили литейщики.

Фернан Гомиш, богатый купец и уважаемый гражданин Лиссабона, сидя в удобном широком кресле, читал письмо. Он читал внимательно, не спеша, время от времени бросая быстрые взгляды на стоящего несколько поодаль человека.

Этот человек ему положительно нравился: он невысок ростом, но в его стройной фигуре угадываются сила и ловкость; мелкие черты лица жёсткие; тонкие, очень красные губы упрямо сжаты, а глаза, чёрные, живые, быстрые, смотрят смело и вызывающе. Да и то, что о нём пишет доверенный Гомиша, характеризует молодца с наилучшей стороны. Он хорошо фехтует, ездит верхом, держит в руках кинжал и шпагу; метко стреляет из аркебузы; дважды плавал в качестве капитана, правда, не далее кастильских портов, но корабль знает отлично. К тому же он младший сын давно разорившейся дворянской семьи и готов на всё ради лёгкой наживы.

«Да, – подумал Гомиш, с удовольствием разглядывая потёртый камзол просителя, – трудиться молодец, видно, не любит. Для таких труд горше позорного клейма. Вот и бегут они к нам. Ремесленник или крестьянин не станет рисковать головой – тут нужен обедневший дворянин».

– Мой доверенный отлично рекомендует тебя, сеньор ди Сикейра. – Гомиш жестом пригласил молодого человека занять место в кресле, стоящем по другую сторону стола. – Поэтому я решаюсь доверить тебе мой лучший корабль. «Санта-Инес» должна через две недели – самое большее через двадцать дней – покинуть лагашский порт. Ты поведёшь её по морю, отделяющему страну белых от чёрных. Плавание к берегам Африки длится семь недель. В августе корабль должен вернуться с трюмами, полными малагетой – гвинейским перцем, которым мы вытесним с рынков пряности генуэзских и венецианских купцов. Тебе не возбраняется также привезти золотой песок и слоновую кость, если таковые встретятся на вашем пути.

Важный купец прикрыл веки, словно бы устав говорить и смотреть на своего собеседника. Он ждал радостного согласия, благодарности. Но вместо этого вдруг услышал:

– Какую часть прибыли я получу, ваша милость?

Гомиш быстро вскинул глаза: вопрос звучал дерзко – молодчик воистину не боится ни бога, ни чёрта, а прямо берёт быка за рога.

– Я ведь только посредник нашего милостивейшего короля, ничтожный компаньон в его африканской торговле. Всю слоновую кость, которую привозят мои корабли, я продаю его величеству по твёрдой цене. Прибыль моя невелика, и потому я могу предложить тебе не более чем десятую часть общей выручки. Если ты окажешься предприимчивым, то и награда будет немалой.

– Путь, который вы мне предлагаете, опасен. Ведь плыть предстоит среди островов, где нет ни поселений, ни людей, где мелкое дно и сильные ветры. Я рискую головой.

– А я – хорошо оснащённым кораблём, командовать которым почтёт за честь любой моряк.

Гомиш снова прикрыл глаза, и лицо его стало сонным, скучающим, только широкие чёрные брови, сдвинувшись к переносью, выдавали нетерпение, с которым он ожидал согласия кавалера.

Руки Сикейры впились в подлокотники кресла: уж не хочет ли этот купчишка обвинить его, дворянина, в трусости? Его, чей род столь же древен, сколь род самого короля! Сикейра с ненавистью взглянул на широкое мясистое лицо почётного гражданина Лиссабона. Это была ненависть дворянина к выбившемуся в люди человеку из простого сословия. «Сиди тут, – возмущался про себя кавалер, – и слушай насмешки торгаша, хоть и пожалованного в рыцари, но всё равно торгаша. Ведь мой дед, будь он проклят, промотал имущество, оставил нас нищими, так глотай теперь всё, что предлагает тебе купец, будь он проклят вместе с моим досточтимым предком».

Золотые пуговицы белого атласного камзола Гомиша и перстни, сверкавшие крупными камнями на его коротких пальцах, казалось, дразнили Сикейру. Его уязвлённое самолюбие тут же восстановило в памяти отцовский дом, старый дом кавалеров ди Сикейра, стоявший на площади против церковки, к ограде которой проезжие крестьяне привязывали своих мулов.

Этот дом ничем не отличался от ветхих домишек простых людей их маленького, грязного городка – такой же старый, с тёмными сырыми комнатами, заставленными скрипучими скамьями и неуклюжими сундуками. Только над покосившейся дверью жилья ди Сикейра гордо высился щит с гербом древнего рода. Перед большими праздниками отец сам брал в руки кисть и подновлял выцветшие краски.

Сикейра вспомнил своих изнывающих от безделья братьев, их сварливых жён, одетых не лучше простых горожанок…

«Нет, безродный купчишка, ты не будешь смеяться надо мной, – думал он. – Я, маленький Руи, спасу свой род от нищеты. Я уйду в океан, к чёрной земле, в пасть дракону! Но я вернусь, и, попомни моё слово, купец, вернусь с золотом, и тогда поглядим, кто веселее смеётся».

– Идёт, – сказал он вслух, – согласен. Дайте мне хорошего кормчего, чтобы знал, как держать астролябию, квадрант да угловую линейку, и я поведу ваш корабль хоть в самый ад.

Тут что-то заставило Сикейру обернуться. Он не сразу понял, что именно: его никто не окликнул, до него никто не дотронулся, – очевидно, он почувствовал пристальный взгляд. К столу подходил высокий худой монах в чёрной рясе. Сикейра не слышал, как он вошёл. Монах шёл бесшумной поступью, в упор разглядывая вскочившего от неожиданности кавалера.

Навстречу вошедшему поднялся и Гомиш.

– Брат Педро, полномочный инспектор короны, – с некоторой торжественностью представил он монаха. – Он будет сопровождать вас в плавании.

Сикейра низко склонил голову, принимая благословение святого отца. Монах молча обошёл стол и сел, отодвинув в тень кресло так, чтобы свет не падал на него. Пока монах шёл, Сикейра успел разглядеть восковое жёлтое лицо поразительной худобы, на котором горели глубоко запавшие глаза без ресниц.

Повернув голову к святому отцу, Гомиш ждал, не скажет ли тот чего-нибудь. Но монах сидел молча, его лицо и длинное тело казались окаменевшими. Тогда заговорил купец: