— Разумеется, профессор, — вполголоса прокомментировал Люпин. — Ведь фамилия Слизнорт звучит куда благозвучнее какого-нибудь там Льюиса или Толкина.

— Мисс Тонкс, будьте непременно, — Слизнорт словно не заметил подначки. — Начало в четыре вечера. Ровно в пять нам подадут настоящие английские бисквиты и чай. Разрешите откланяться.

И он, грузно покачиваясь на коротких ножках, растворился в толпе.

— «Слизни», подумать только! Я слышала о чём-то подобном в колледже, но восприняла это как не слишком удачный анекдот.

— Вы пойдёте? — спросил Люпин.

— Жалко время терять… Странно, почему он воспылал ко мне такими дружескими чувствами?

— Мисс Тонкс, мне кажется, я знаю причину, по которой вас пригласили в клуб, — Люпин развёл руками. — Некая миссис Тонкс вам случайно не родственница?

— Вы хотите сказать…

— Именно. Если решите пойти на собрание, то запаситесь парочкой пригласительных на спектакли леди Андромеды.

— Глупость это всё, — Нимфадора встряхнула розовой чёлкой. — Глупость и гадость.

— Я испортил вам день. Простите.

— Пустяки. Кстати, давно хотела спросить: а как вас занесло в Или?

— Очень просто, — Люпин пожал плечами. — Закончил Оксфорд, немного помотался по свету. Попробовал преподавать теологию — не сложилось. А потом умерла дальняя родственница и оставила мне в наследство домишко с садом. Я приехал сюда, чтобы оформить документы на продажу, и остался.

— На всю жизнь?

Люпин улыбнулся своей мягкой грустной улыбкой:

— На последние восемь лет.

— Но это же почти вечность!

— Для меня жизнь здесь — скорее награда, чем наказание. Вы же видели Ильскую библиотеку? Такого количества старых фолиантов не найдётся и в Королевской библиотеке Лондона… — На мгновение он запнулся. — Куда теперь вас отвести?

— Я устала. И хочу кофе. А то, что называется эти гордым словом здесь, на ярмарке, внушает мне гораздо больший ужас, чем все эти искусственные челюсти и парики.

— Всё настолько плохо?

— Кажется, я объелась сладостями. Всё мне кажется слишком ярким, нарочитым и пошлым… Отвезёте меня домой?

Люпин растеряно развёл руками.

— Я хотел предложить другой вариант. Мой дом недалеко отсюда, и, если вы позволите, я с огромным удовольствием пройдусь пешком. На вторую такую поездку меня попросту не хватит. Вы доберётесь сами?

— Разумеется.

— И не обидитесь на меня?

— Ни капельки. К тому же дома я наконец-то смогу распаковать ваш подарок, — Нимфадора похлопала по рюкзаку.

— Ваш энтузиазм меня немного пугает. Боюсь, вы будете разочарованы подарком… как, впрочем, и всем остальным. Этой ярмаркой, к примеру. Но мне действительно пора.

Неожиданно для себя Нимфадора порывисто поцеловала Люпина в щёку:

— Удачи! Увидимся в понедельник.

И, несмотря на усталость, рассмеялась его растерянности:

— Спасибо за чудесную прогулку!

Люпин неловко поклонился и поспешил смешаться с толпой.

6

Н. Тонкс — С.Т. Снейпу

«Вы обвиняете меня во множестве смертных грехов. Сегодня к ним добавился ещё один — чревоугодие. Местная ярмарка просто чудесна: такое количество сладостей за один раз я поедала только в детстве под Рождество. В Лондоне наверняка тоже бывают ярмарки. Я уверена, они даже лучше этой. Но мне не с чем сравнивать: мама считала подобные мероприятия слишком «простецкими», а папа был больше занят моторами, чем мной. Нет, я не упрекаю его: он просто очень сильно скучал по маме. Однако и не оправдываю… Вот видите, я совершенно запуталась. А всё дело в огромном количестве поглощённых (проглоченных?) мной углеводов…

Вспоминается один наш разговор. Мне тогда было лет двенадцать, не больше. Я попросила папу назвать десять фактов о маме…

Впрочем, вряд ли это будет вам интересно…

Учёба идёт просто великолепно. Г.С. пытается заманить меня в кембриджский дискуссионный клуб с дурацким названием. И ненавязчиво, не больше раза в день, намекает мне, в каком он восторге от искусства и от спектаклей моей маменьки в частности. Если леди Андромеда вспомнит о моём существовании, я обязательно замолвлю словечко за этого милого старичка.

Сегодня мне хочется быть краткой… связано ли это с отсутствием новостей, достойных вашего критического взгляда, или просто — с монотонной размеренностью моей теперешней жизни, я не знаю.

Вы так часто распекали меня за малейший проступок, что, вероятно, это пошло мне во благо. Возможно ли, что за короткий промежуток времени я перестала лениться, научилась ответственности и разумному планированию своего бюджета? И вам теперь не за что меня упрекнуть? Иначе как ещё объяснить тот занятный факт, что вы не находите в своём, разумеется, плотном рабочем графике времени на короткий телефонный звонок?

А во мне, кроме приобретения прочих достоинств, проснулась совесть, и велит не надоедать вам по пустякам.

С уважением,

Н. Т.»

***

— Вы меня избегаете?

Нимфадора с самым независимым видом курила возле библиотеки.

После того странного прощания на осенней ярмарке чаепития с Люпиным внезапно прекратились. Он выглядел потерянным и больным, не заходил поболтать, дольше положенного задерживался в архиве, а на работе появлялся раньше. Если же они случайно встречались в коридоре, Люпин вежливо кивал и спешил исчезнуть, отговариваясь занятостью.

Нимфадора честно выдержала неделю, но сейчас решила выяснить причину этой непонятной холодности. Она не спеша рассортировала читательские формуляры, потом нарочито медленно привела в порядок читальный зал, перемыла до блеска чайные чашки. Но Люпин всё не появлялся. Нимфадора решила ждать его на улице, чтобы точно не упустить, продрогла, разозлилась на себя за глупую блажь, успокоилась, опять разозлилась, попинала ногой камешки на гравийной дорожке. Но когда увидела на крыльце знакомый силуэт, прикурила заранее заготовленную сигарету, притворившись, что только что закончила работу и собралась домой.

— Вы меня избегаете? — Язык как всегда оказался быстрее головы.

И вся напускная независимость исчезла, уступив место детской обиде.

— Вы ещё здесь? — удивился Люпин, и Нимфадора поморщилась, настолько ненатуральным вышло это удивление.

— Как видите. Не только у вас возникают ужасно неотложные дела на работе. И мне пришлось задержаться. Но не беспокойтесь, я уже ухожу.

Для важного разговора Нимфадора успела переодеться в самую яркую из всех своих ветровок. Пронзительно-пёстрый полосатый оранжево-зелёный свитер и жёлтые вельветовые брюки, купленные в кембриджском секонде, сегодня вызывали ужас у всех ильских домохозяек, вздумавших поискать в библиотеке схемы для вышивки или обсудить местные сплетни. Но яркие краски не придавали уверенности. Нимфадора чувствовала себя ужасно глупо. И оттого прошедшая было злость вернулась, вспыхнув с новой силой.

— Постойте!

Люпин догнал девушку и пошёл рядом, приноравливаясь к её раздражённому шагу.

— Я хочу объяснить. Дело не в том, что я вас избегаю… хотя да, я избегаю… но потому, что вы слишком… настоящая для меня. И могут пойти… я уверен, что уже пошли… разного рода… сплетни. Рядом с вами я веду себя неосторожно, могут подумать, что я…что между нами есть какие-то отношения…

Нимфадора резко остановилась.

— То есть, вы хотите сказать, что могут подумать, будто мы…

— Да. Понимаете, я слишком стар для вас… я мог быть вашим…

— Отцом? — Нимфадора не удержалась от шпильки. — Глупости! Не настолько — я! — молода!

— Не перебивайте, прошу вас. Я мог быть вашим куратором — тем самым, что звонит вам с суровыми отповедями. А люди достаточно злы, чтобы поставить нам это в вину…

— Милый мой, хороший вы мой мистер Цветик, — Нимфадора схватила его за руки. — Так дело только в том, что подумают люди? Уверяю вас, мне плевать на них! А если вы боитесь, что я влюблюсь в вас и буду преследовать своей неземной страстью, то вы ошибаетесь. Вы — умный, хороший, совсем-совсем не старый, весёлый собеседник. Я обожаю вас именно за это. Но… я уже влюблялась несколько раз… и могу вас заверить, что к вам испытываю совершенно другие чувства. Вы рады? Ну, скажите же мне, что вы рады, и покончим с этим глупым объяснением.