Джеймс не сводит с них насмешливый взгляд близоруких глаз.

Я делаю робкую попытку остановить друзей, но разве может кто-нибудь остановить пламя? И дело совсем не в Лили, мало ли в провинциальных городках симпатичных рыжеволосых официанток, мечтающих стать актрисами? Дело — в хмельном кураже, будоражащем кровь, бьющем в голову. Юность — благодатное время, благословенное время, когда мы ведём себя подобно богам на рассвете мира. Юные, насмешливые, непокорные боги — что им до недовольства смертных?

Лили легко вскакивает на мотоцикл позади Джеймса. Рука Нюниуса, протянутая, чтобы её удержать, повисает в воздухе.

— Лунатик, ты можешь остаться! — небрежно бросает мне Сириус. — Тебе всё равно не по вкусу такие забавы.

— Не срывайся на Лунатике, Бродяга, когда-нибудь повезёт и тебе, подхватишь ещё цыпочку в седло!

— Как минимум двух, Сохатый! Одну — сзади, вторую — спереди! — подхватывает Сириус, который не умеет долго дуться на Джеймса.

Моторы ревут. Волосы Лили взметаются языками пламени.

Нюниус медленно опускает протянутую руку.

Отчего-то мне становится жаль его. Я ведь даже не помню его фамилии. Только имя — и дурацкую кличку, придуманную моими друзьями.

— Они спокойные ребята, несмотря на внешнюю браваду, — говорю тихо. — У них и в мыслях нет обидеть вашу спутницу.

— Передай дружкам, что если хоть волос упадёт с головы Лили, я… — он задыхается от ярости.

— Я знаю место, куда они могли поехать, хотите, отвезу вас…

На его бледных скулах вспыхивают лихорадочные пятна.

— Ты ещё смеешь издеваться надо мной, подонок!

— Вы не на меня злитесь, мистер, — я изо всех сил стараюсь быть спокойным. — Не мне вам и отвечать.

— Трус!

Я надеваю шлем. Моя старенькая Хонда заводится не так лихо, как мотоциклы друзей, но всё же заводится. В спину мне летят проклятия.

5

Ласточка промчалась по Серебряной улице, разогналась на улице Святой Мэри, пролетела Хай-стрит.

— Держитесь крепче! — прокричал Люпин, круто сворачивая в сторону Линн-роуд.

Он затормозил так резко, что Ласточка слегка припала на переднее колесо.

— Приехали!

— О-бал-деть! — Из головы Нимфадоры, кажется, вылетели все остальные слова.

— Всё было настолько плохо? — рассмеялся Люпин.

— Наоборот. Всё было превосходно.

— Я думал, что девушку, приехавшую на мотоцикле из самого Лондона, уже ничем нельзя удивить.

— Разве что только ярмаркой на кладбище, — Нимфадора с интересом огляделась по сторонам.

— Кладбище — в другом конце парка. На нём уже давно никого не хоронят. А местной мэрии нужны деньги.

— Думают заманить сюда побольше туристов?

— Разумеется, сегодня же канун Дня всех святых.

И в самом деле, первый же встреченный на ярмарке человек оскалился дружелюбной вампирской улыбкой.

Нимфадора, ожидавшая увидеть очередную вариацию сельского рынка, была приятно удивлена.

Яркие палатки трепетали на октябрьском ветру. В ветвях деревьев покачивались бумажные фонарики в виде маленьких тыковок. Миловидные ведьмочки бойко торговали с лотков сахарными пальцами, желейными глазными яблоками и клубничной пастилой в форме человеческих внутренностей.

Люпин оставил Ласточку возле палатки с горячими бутербродами и заплатил продавцу — бесполой с виду мумии, обмотанной кровавыми бинтами, — чтобы тот присматривал за ней.

— В этих пятнах крови угадывается кетчуп, — шепнул Люпин Нимфадоре.

— Зато как удобно: испачкал руки — вытер о костюм, а все думают, что так и надо.

— Нужно заметить, мы с вами слегка выбиваемся из общего стиля.

— Говорите о себе. У меня даже гольфы полосатые. Так что я вполне сойду за отбившуюся от компании ведьмочку.

И Нимфадора быстро закатала до колен джинсы.

— Ну как?

— Увы, вам не хватает шляпы. И летающего пылесоса вместо мотоцикла, — Люпин окинул её оценивающим взглядом.

— Не занудствуйте. Человеку, который полчаса назад мчался по улицам с какой-то абсолютно головокружительной скоростью, это не идёт… Ой, каруселька!

Нимфадора резко рванула в сторону. Люпин еле за ней успевал. Однако замеченная девушкой карусель не работала, и мрачный вид карусельщика не позволял надеяться на лучшее.

— Не расстраивайтесь. Хотите я куплю вам сахарной ваты?

— Хочу! И ещё хочу вон на те качели, где раскачиваются вдвоём. С детства их обожаю.

— Помилуйте, — Люпин приложил руку к сердцу. — Я их до жути боюсь. Меня укачивает за полминуты, а потом ещё полдня мутит. Лучше вдобавок к вате я куплю вам мороженое и … эээ… — он близоруко вгляделся в ассортимент ближайшей палатки. — Мозгов?

— Это орехи в карамельной глазури, — отчего-то обиделась продавщица.

Нимфадора расхохоталась. И чтобы окончательно не расстраивать девушку за прилавком, купила у неё небольшой пакет хэллоуинских сладостей.

— Вы точно собираетесь это есть? — с опаской поинтересовался Люпин.

— А то! Вы только взгляните, какие милые могильные черви! Какие вкусные косточки! Какие свежие мозги! — плотоядно оскалилась Нимфадора, с видом глотателя шпаг засовывая в рот желейного червяка.

— Ну не знаю, по мне так плитка шоколада — самая честная сладость. От неё всегда знаешь, чего ожидать, ведь состав большими буквами написан на обёртке. И никаких неожиданных начинок, как в конфетах.

— Хотите глазик?

Нимфадора достала из пакета нечто, по внешнему виду напоминающее глазное яблоко в натуральную величину. Слегка расплывшийся от тепла её ладони мармеладный зрачок пристально уставился на Люпина.

— Смелее!

Поколебавшись, Люпин протянул руку и кончиками пальцев ухватил глаз.

— Ты знал лучшие времена, друг, — патетически промолвил он. — Ты верой и правдой служил своему хозяину, в свете настольной лампы читая бессмертные творения классиков прошлого. Ты любовался восходами и закатами, ты смотрел вслед красивым девушкам и с надеждой вглядывался в будущее. Но злая судьба подстерегла тебя. И теперь ты являешься презренным лакомством на потеху жадной до зрелищ толпы.

Люпин помедлил, словно собираясь с духом, а потом целиком засунул конфету в рот.

— Ну, как? — смеясь, поинтересовалась Нимфадора.

— Пока мерзко… Но погодите… какая восхитительная вишнёвая начинка… какая приятная неожиданность… — жуя, он одновременно жестами показывал переход от крайней степени отвращения до полнейшего восторга.

— Вот видите. По внешности никогда не угадаешь, какие сокровища таятся внутри.

— А ещё есть?

— Есть, но не дам. Хватит с вас стрессов, — Нимфадора спрятала пакет в карман куртки. — Ой! Смотрите, — внезапно воскликнула она, — вон Гораций Слизнорт, мой преподаватель! Что он тут делает?

— Вообще-то живёт, — Люпин мгновенно посерьёзнел. — У него небольшой особняк на окраине Или. И квартира в Кембридже.

— Откуда вы знаете?

— Тсс. Он идёт сюда.

Маленький мистер Слизнорт вблизи походил на лысеющего пожилого пингвина или усатого хоббита.

— Здравствуй, милочка! — добродушно кивнул он Нимфадоре.

— Здравствуйте!

— Вы, кажется, моя студентка, рекомендованная мне этим угрюмым мальчиком… как бишь его?

— Неважно, — Нимфадора тихонько хихикнула, настолько определение «угрюмого мальчика» не подходило профессору Снейпу.

— А вы, юноша… ваше лицо мне знакомо… Вы тоже мой студент?

Люпин поклонился:

— Настолько давний, что вам не следует утруждаться.

— Ах, нет же… У меня прекрасная память на лица… Кажется, мы встречались в Кембридже.

— В Оксфорде, сэр. Я там какое-то время преподавал. А сейчас решил полностью посвятить себя науке.

— Похвально-похвально, — Слизнорт кивнул, тут же потеряв к Люпину всякий интерес.

— Милочка, — обратился он к Нимфадоре. — Завтра у меня в особняке состоится собрание клуба Слизней.

— Кого?

— Слизней. Это элитарная дискуссионная группа Кембриджского университета. Надеюсь, вскоре она станет не менее популярна, чем оксфордские «Инклинги».