В доме мадам Кайе водились современные душевые — по две на этаж, но оснащать ими комнаты для жильцов она отказалась: «Уйдёт старинный дух». Этот факт снижал стоимость жилья примерно на треть, но мадам была непреклонна. И если в самом начале Нимфадору соблазнила именно дешевизна, то сейчас она всё больше сожалела об отсутствии комфорта.

Соседка Нимфадоры Луна спала в их общей гостиной. Свою спальню она полностью превратила в мастерскую и теперь ютилась на диванчике, рядом с неизменным мольбертом. Маленькая, лёгкая как птичка, с той невыносимой прозрачностью кожи, которая бывает только у героинь викторианских романов и у чахоточных больных, Луна нравилась Нимфадоре. Она заваривала для бледной соседки травяные чаи, укрепляющие иммунитет, наглухо проконопатила и заклеила старинные оконные рамы — чтобы избежать сквозняков, и чувствовала себя почти счастливой от того, что может о ком-то заботиться. Луна говорила мало, услуги принимала с благодарной улыбкой на бескровных губах и большую часть суток пропадала за мольбертом.

«Это всё meilė, моя девочка, — качала головой мадам Кайе, вечерами вручая Нимфадоре пакет свежих булочек для Луны. — Только она так может высушить душу человека. Выпить её до дна».

«Любовь? — нажав кнопку электрического чайника, Нимфадора внимательно изучала лицо спящей соседки. — Скорее уж болезнь. Не могу представить, чтобы разлука с кем-то заставила меня так страдать».

Чайник, закипев, отключился. Луна открыла глаза.

— Доброе утро, Дора.

— Опять всю ночь дышала растворителем? Тебе нужно больше отдыхать, — проворчала Нимфадора, заваривая чай.

При общении с Луной она всё чаще замечала у себя недовольно-назидательные интонации мистера С.Т. Снейпа и уже перестала удивляться этому.

Луна понюхала протянутую чашку и улыбнулась:

— Какой волшебный аромат. Иногда я думаю, что ты мой ангел-хранитель, Дора. Я уже забыла, как жила без тебя.

— Плохо жила, судя по всему, — Нимфадора намазала на ломоть белого хлеба толстый слой сливочного масла и джема. — Превратила себя в призрак. Никогда не замечала в себе человеколюбия, поэтому откармливать тебя взялась исключительно из страха перед привидениями.

— Я и так перед всеми в долгу. Мадам Кайе скоро выселит меня отсюда. Картины почти не продаются. Придётся возвращаться домой.

Луна впервые заговорила о чём-то личном. Нимфадора даже застыла на месте, боясь спугнуть. Одно из правил психологии гласило, что пациент должен сам пойти на контакт и выговориться.

Луна рассмеялась — тонко, словно звякнули серебряные колокольчики.

— Расслабься, Дора. Никаких страшных тайн я тебе не поведаю. Да, у меня есть другой дом — с родителями и кучей младших сестёр. Они такие же живые, как ты. Но от их живости мне хочется лезть на стенку. Вот я и сбежала — чтобы, выражаясь языком романов «в поте лица зарабатывать свой хлеб». Только получается плохо.

Нимфадора хмыкнула:

— Ты лучше ешь давай. А хочешь, поехали со мной и мистером Цветиком на ярмарку? Ради такого дела он, думаю, уступит тебе местечко у меня за спиной.

— Я боюсь мотоциклов, — покачала головой Луна. — К тому же не хочу мешать вам веселиться. Третий — всегда лишний, а уж на свидании — особенно.

— Я? Мы? — Нимфадора расхохоталась. — Мистеру Цветику глубоко за тридцать. Или даже все пятьдесят. Я не встречаюсь со стариками. Нам просто интересно общаться на разные темы.

— Тем более. Если хочешь, позови его как-нибудь в гости. А у меня сегодня много работы.

— Надеюсь, ты окончательно себя не загонишь. Я скажу мадам Кайе, чтобы покормила тебя обедом. Она будет только рада. Ой, уже почти восемь! — Нимфадора одним глотком допила горячий чай. — Я побегу, ладно?

Быстро натянув джинсы и свитер, Нимфадора на ходу накинула куртку и замотала шею шарфом.

Скатываясь по внешней лестнице вниз, к дровяному сараю, в котором у мадам Кайе нашлось место для Ласточки, Нимфадора заглянула в окно своей гостиной. Тарелка с недоеденным бутербродом стояла на спинке дивана, а Луны нигде не было.

«Наверное, заперлась у себя в спальне, — недовольно подумала Нимфадора. — Надо бы поговорить с Ремусом, чем ей можно помочь… Ой!»

Увлечённая мыслями, она не заметила, как налетела на Люпина.

— Вы уже здесь!

Его привычное пальто уступило место такой же потёртой кожаной куртке. Под одной мышкой он сжимал мотоциклетный шлем, под другой — какой-то свёрток. Однако сейчас всё оказалось на земле.

— Прекрасные девы налетают на скромных путников подобно стаду бешеных верблюдов, — проговорил Люпин, осторожно высвобождая Нимфадору из своих объятий. — И путникам приходится выбрасывать свой нехитрый скарб, дабы подхватить их.

— Вы неподражаемы, Ремус! Вместо того, чтобы выругаться, как того требует ситуация, вы продолжаете изъясняться даже более витиевато, чем раньше, — Нимфадора подняла свёрток и протянула ему. — Как вы здесь оказались?

— Мадам Меримас — моя старинная знакомая, но даже она возражала бы, пожелай я ранним утром проникнуть в её пансион. Поэтому я решил дожидаться вас на заднем дворе. Кстати, это вам.

— Что здесь? — Нимфадора попыталась наощупь определить содержание свёртка.

— Книга. Прочтёте потом.

— Какой-нибудь «Этикет для юной библиотекарши» или «Пособие для начинающего психолога»?

— Почти.

Нимфадора положила свёрток в холщовый рюкзак.

— Спасибо. Мне никто не дарил таких полезных вещей.

— Издеваетесь?

— Благодарю. Просто от смущения не нахожу нужных слов. Вы готовы к полёту на Ласточке?

— Готов, — Люпин помахал шлемом. — Одно возражение. Поведу я.

— Думаете, я доверю вам свою Ласточку? Свою Хонду-Мечту?

— Уверен. Девушка на пассажирском сиденье вызовет меньше насмешек, чем мужчина.

— Вам так важно, что о вас подумают люди?

— Вы позволите мне прокатиться? — вопросом на вопрос ответил он.

Нимфадора с сомнением отдала Люпину ключи.

— Пробуйте!

Ласточка завелась, казалось, от одного его лёгкого движения. Он сделал пробный круг по площади и достаточно лихо затормозил прямо перед ней.

— Карета подана!

— Не ожидала от вас подобной прыти, — прокричала Нимфадора, заглушая шум двигателя.

— Сам от себя не ожидал. Но управление мотоциклом нисколько не изменилось за последние десять лет.

— Ваше прошлое полно тайн.

— Оно полно паутины и пыли и незачем его ворошить. Садитесь.

Нимфадора надела на голову шлем и запрыгнула позади Люпина. От его куртки пахло вишнёвым табаком, средством от моли, машинным маслом и ещё чем-то, неуловимо приятным, травянисто-цветочным. Она прижалась к его спине — легко, чтобы не смутить слишком интимным жестом, вдохнула незнакомую смесь запахов и резко опустила визор.

Ласточка взлетела.

4

Сириус делает пробный круг по площади и лихо тормозит перед Лили.

— Карета подана!

Лили хохочет, отпуская руку Нюниуса.

— Уж не думаете ли вы, — сквозь зубы цедит тот, — что моя дама сядет на мотоцикл к первому встречному?

— Твоя дама, кембриджский заморыш? — Джеймс заводит мотор.

Его Харлей ревёт, обдавая меня горстью мелких камешков из-под колёс. Мотоцикл Сириуса не настолько крут, ему не хватает мощности, как бы его хозяин ни пытался это изменить.

А Джеймс никогда не заморачивался копанием в моторе: родители высылали ему достаточно денег, чтобы покупать всё новое и лучшее.

Я вижу, как восторженно вспыхивают зелёные глаза Лили, и как бледнеет Нюниус, когда Джеймс, показывая чудеса ловкости, красуется перед ними, вскидывая мотоцикл на дыбы, словно молодого горячего жеребца.

— К первому встречному — вряд ли, — кажется, будто он не трогался с места, только чёрный завиток волос прилип к вспотевшему лбу над тонкой оправой дорогих очков. — Но ведь я уже второй.

Сириус хохочет, но я вижу, что он уязвлён.

Лили вскидывает на Нюниуса умоляющий взгляд:

— Ну, пожалуйста, Северус!

— Пожалуйста, папа Сева! Отпусти дочурку с нами! — противным голоском подхватывает Сириус. — Мы не обидим, не сопрём, покатаем — и вернём.