Г.С. на лекциях изъясняется научной чепухой или рассказывает нам истории из своей юности. По большей части одни и те же. Вы со своим презрительным отношением к студентам хотя бы не забывали о предмете. Но у меня родилась одна дивная идея, над которой мне хочется работать и работать. Как только она оформится в концепцию, я вас обязательно с ней ознакомлю».

***

Шёл уже восьмой час вечера, а Нимфадора не торопилась возвращаться домой. Сразу после обеда небо затянуло плотными тучами, и сейчас дождь не просто накрапывал, а лил сплошной пеленой. «Как из ведра», — пошутил промокший насквозь Люпин, врываясь в читальный зал с пакетом пончиков наперевес. «Как из бочки, или как из цистерны, — вздохнула Нимфадора. — Не бывает таких бездонных вёдер».

Но ей постепенно начинали нравиться такие спокойные рабочие вечера, когда со стола убирались все мало–мальски важные бумаги, и электрический чайник тихонько мурчал какую-то уютную чайниковскую песенку.

— Вы любите сказки, Дора?

— Исключительно по вторникам, — Нимфадора пожала плечами. — На самом деле я как-то не задумывалась над этим.

— Вам не читали сказок родители? Ну, хотя бы бабушки-тётушки, или какая-нибудь приходящая няня?

— Нет. Вот только не нужно смотреть на меня с таким сочувствием. Другой жизни я не знала, и теперь поздно что-то менять. Родители развелись, когда мне было года три или чуть больше, и маму я помню только по театральным афишам и редким набегам в наш с папой дом. Все школьные подружки жутко мне завидовали, что у меня такая знаменитая мама. Сначала не верили, конечно, потом — бегали за мной толпами, просили лишний билетик для родни. Она очень талантливая, моя мама, и красивая. Даже сейчас, в сорок с небольшим лет, когда все Джульетты и Офелии уже сыграны, и остались роли Медеи и Федры, — Нимфадора бросила в чашки по пакетику с чаем. — Если что, я не говорила вам её возраст. Ей тридцать — всегда тридцать, пока живы компании по производству чудодейственных кремов, пока пластические хирурги, вооружившись скальпелями и шприцами с ботоксом, стоят на страже вечной молодости и красоты.

Люпин прикрыл веки, загадочно улыбаясь:

— Вы так говорите, Дора, что ваша речь похожа на сказку. Продолжайте, прошу вас.

— А продолжать нечего. Бабушка, мамина мама, происходит из какого-то древнего аристократического рода. Она умерла, не простив маму сразу за две вещи: брак с папой и театр. Нет, сначала, театр, а потом уже брак. Есть ещё две тётушки, мамины сёстры. Младшая замужем за каким-то французским аристократом, у него тоже родословная, как у породистой собаки, и замок на берегу Луары. А самая старшая — непонятно где. В последний раз мама получала от неё весточку из Румынии, что ли.

— Вы общаетесь с матерью?

— Созваниваемся изредка, когда она приезжает в Англию. Во время моей учёбы несколько раз обедали в «Ритце». Мама представила меня как свою младшую сестру, — Нимфадора усмехнулась. — Скорее всего, тот банкир ей поверил: она и в самом деле отлично выглядит.

— И сказок не было?

— Дались вам эти сказки, — Нимфадора впилась зубами в пончик, пробормотала с набитым ртом, — Лучше пейте чай, пока не остыл.

— Я ведь не из праздного любопытства интересуюсь. Про Эрика Бёрна вы, ведь наверняка слышали?

— Факультативно. Мой куратор сказал «почитать на досуге, для того, чтобы иметь общее представление», — она явно передразнивала кого-то напыщенного и важного.

— И вы прочитали?

— Несколько статей на тему трансакционного анализа. Но мало что поняла. У меня как раз началась преддипломная практика в аптеке, плюс несколько хвостов летней сессии, которые нужно было пересдать. Я пропустила что-то важное?

— Скорее, любопытное. У Бёрна есть теория сценариев человеческой жизни. Мол, ребёнок ещё в детстве подсознательно программирует свою будущую жизнь — на основе сказок или каких-то родительских фраз.

— Скажи мне любимую сказку, и я скажу, кто ты? — усмехнулась Нимфадора.

— По сути, да. Помните наш разговор при первой встрече? Вы хотели найти способ воздействовать на людей простыми словами. А что может быть проще сказки? Архетип на архетипе. Добро побеждает зло.

— И если жизненный сценарий взят из сказки, то ничего не мешает вырасти и эту сказку заново переписать?

— Умница, — Люпин отпил из чашки.

— Тогда, — коварно прищурилась Нимфадора, — скажите мне, какая любимая сказка была у вас?

Повисшую паузу взрезал телефонный звонок. Нимфадора от неожиданности подпрыгнула на стуле, расплескав чай:

— Библиотека Или слушает! — вытирая липкую ладонь о джинсы, звонко проговорила она в трубку.

Высокий резкий голос, пробиваясь сквозь неизбежные помехи, показался Люпину смутно знакомым. Нимфадоре он был знаком наверняка. Её лицо вспыхнуло такой внезапной, неподдельной радостью, что Люпин устыдился быть невольным свидетелем разговора. Он достал из кармана пальто портсигар, и тихонько вышел за дверь. Вслед ему неслись восторженные реплики Нимфадоры.

Дождь и не думал прекращаться. Люпин закурил, пряча в сложенных лодочкой ладонях пламя одноразовой зажигалки. Было неизвестно, как долго продлится телефонный разговор. Поэтому, он потоптался на крыльце ещё какое-то время, пока совсем не продрог. Потом тихонько вернулся назад.

Нимфадора с покрасневшими глазами яростно протирала стол.

— Зря вы выходили, — сказала она. — Курили бы прямо здесь, до утра всё равно выветрится. Дайте мне сигарету.

— Уверены?

— Абсолютно. Если ещё и вы будете меня распекать, я точно кого-нибудь покусаю.

— Держите. Только они крепкие.

— Плевать!

— Как знаете, — Люпин щёлкнул зажигалкой. — Не думал, что разговор с отцом вас так расстроит. Впрочем, если не хотите, можете не говорить.

— К чёрту! — Нимфадора прикурила вполне профессионально, сказала, с тоской глядя на сигарету: — Думала, окончательно бросила год назад. Ага, бросишь с ним, как же, — и сразу же, без перехода: — Это мой куратор звонил, ругал как нашкодившую девчонку. Пропала я, видите ли, отчёты ему не шлю. Тьфу! Раз в сто лет номер набрал, только чтобы гадостей наговорить.

— Не понимаю, — опешил Люпин. — Я действительно хочу вам помочь, но не понимаю совершенно.

Нимфадора стряхнула пепел в чашку.

— И не поймёте. Он сам себя понимает два раза в год по большим праздникам. Едкий, злонравный старикашка. Вашего, кстати, возраста.

— Ну, я не такой уж старик, — распрямил плечи Люпин. — Как говорил один персонаж из сказки, я умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил.

Нимфадора от неожиданности хихикнула и поперхнулась дымом.

— Жалко, никто не знает, в каком именно возрасте бывает этот ваш расцвет сил. Возможно, в самом что ни на есть преклонном.

— О, вы всё-таки читали эту сказку, — совершенно по-детски обрадовался он.

— Слушала радиопостановку, когда возилась в гараже с Ласточкой, — она затушила сигарету и вздохнула: — Уволить бы меня к чертям за нарушение противопожарной безопасности в библиотеке.

— Мы сейчас всё выбросим, вымоем и выветрим, — заверил Люпин. — А я никому не скажу… — он понизил голос, — если юная леди будет достаточно щедра… И перестанет, наконец, сквернословить.

— Юная леди скормила вам весь запас шоколада, который у неё был. Целых полплитки — за ползонтика, помните?

— Ну, тогда я ещё не брался её шантажировать.

— И что же вы хотите за своё молчание?

— Давайте так, — неожиданно решился Люпин. — Вы составите мне компанию в походе на осеннюю ярмарку, а я всё забуду: и про чертыхание, и про курение в святая святых.

Нимфадора расхохоталась.

— Тогда вам придётся поискать к выходным запасной шлем. Не думаете же вы, что такой асоциальный элемент, как я, явится на сельскую ярмарку пешком?

3

Последняя суббота октября выдалась на редкость солнечной.

Накануне Нимфадора легла далеко за полночь, даже поставила будильник, опасаясь проспать, но поднялась задолго до звонка. Ополоснула лицо под небольшим старинным умывальником в углу комнаты, почистила зубы.