Нимфадора отчаянно пыталась поймать его взгляд, но Люпин смотрел словно сквозь неё.

— Той же осенью Лили и Джеймс, Лили и… Сохатый, разбились на Харлее, влетев в бетонное ограждение. Торопились домой, к годовалому сыну.

— А господин Лунатик? — с замиранием спросила Нимфадора.

— Да что ему сделается? — с горечью отозвался Люпин. — Продолжал жить, борясь со своим недугом и приступами хандры. Получил степень магистра и даже какое-то время читал лекции в университете. Однако из-за неумения грамотно дозировать препараты, — в его голосе прорезался сарказм, — был отстранён от преподавательской деятельности и год лечился от наркотической зависимости.

— Ремус, — отчаянно выдохнула Нимфадора, вставая.

— Не стоит, Дора, — теперь взгляд Люпина был обращён на неё — одновременно страстный и беспомощный — и, казалось, прожигал насквозь. — Я уезжаю. Аура первого приступа настигла меня на пороге дома, когда я собирался встретиться с тобой в кафе. Я действительно принял большую дозу, чем требовалось… иногда это помогало, но не в тот раз. А ещё… я ведь могу опять сорваться, Дора. Я держался восемь лет, но не уверен, насколько меня хватит. Ты ещё молода, не стоит связывать свою жизнь с больной развалиной.

— Ты старше меня на каких-то жалких тринадцать лет! — выкрикнула Нимфадора ему в лицо.

— Это почти целая жизнь. Я должен был сразу тебе признаться, — Люпин опустил глаза, — Но я не знал, что всё зайдет так далеко. Я даже надеяться не смел. Я оформил документы на продажу дома, много я за него не выручу, но мне много и не нужно. Прощай!

— Подожди! Если этот самолет улетит без тебя, ты об этом пожалеешь. Быть может, не сегодня и, быть может, не завтра, но скоро и на всю оставшуюся жизнь, — Нимфадора сама не понимала, что говорит, но чувствовала, что эти слова точно его задержат — на мгновение, на несколько ударов сердца, на вечность.

А ей было и не нужно — дольше.

Она сделала несколько неверных шагов ему навстречу. Тяжёлых шагов, неуверенных — потому что всё расстояние, разделявшее их, преодолевала сама… все эти клятых тринадцать лет и ещё столько же по тринадцать, чтобы уж точно — наверняка, навсегда.

И когда оставалось совсем чуть-чуть, когда уже от нервного напряжения подгибались колени, она внезапно почувствовала поддержку его сильных рук, и в последнем порыве прижалась губами к его губам.

— Уезжай, — прошептала Нимфадора, не чувствуя слёз, катящихся по щекам. — Проваливай хоть на все четыре стороны света, но только обязательно возвращайся — ко мне.

— У нас не будет Парижа.

— Зато у нас всегда будем — мы.

Вместо эпилога

С.Т. Снейп — Н. Тонкс, май 1996 года

«Если вы не желаете прислушаться к голосу собственного разума, вам придётся выслушать меня. Я навёл о вас справки. Вы по мере своих способностей окончили курс, на который я вас рекомендовал, но зато связались с неким сомнительным типом. Когда я советовал вам бросить науку и посвятить свою жизнь домашнему хозяйству, то не думал, что вы действительно решите настолько разочаровать меня.

P.S. Если вы не образумитесь, мне придётся обо всём уведомить ваших родных.

P.P. S. И в первую очередь, конечно же, леди Андромеду.»

Н. Тонкс — С.Т. Снейпу, того же месяца, того же года

«Как мило, что вы нашли время поздравить меня с обручением. Ваши тёплые слова тронули меня до глубины души. Я знаю, что в той же глубине вы за меня рады, и если ворчите, то лишь по укоренившейся привычке.

P.S. Разумеется, как только я решусь вступить в брак, то уведомлю вас отдельной телеграммой. Вы будете моим шафером.

P.P. S. С маменькой я уже веду переписку. Она пока на пике трагедии, но дело вот-вот завершится мелодрамой. Отец заранее согласен на всё.»