Спустя десять лет. — Кремень приобретает большое влияние. — Муки творчества. — В путь. — Мамонт. — Удача. — Враги. — Олений Рог в опасности. — Отчаяние. — Лагерь людоедов. — Два пленника съедены.

Прошло десять лет и многое изменилось в знакомой нам пещере, которая стала тесна для разросшегося племени. Несколько семей переселились в окрестные пещеры, а кому недостало места, поселились в вырытых землянках, закрытых сверху толстыми бревнами. В каждой отдельной партии был свой вождь, но очень часто, во время больших облав или столкновений с бродячими племенами, вожди становились под начало Клыка, по-прежнему считавшегося главой всего племени и твердо державшего власть в своих руках.

Кремень возмужал. Это был уж не мальчик с наивными черными глазами, пытливо выглядывавшими из-под бровей и с любопытством наблюдавшими за окружающим, а мужчина в полном расцвете сил и красоты, с твердыми, уверенными движениями и поступью. Несколько рубцов на лбу и на плечах показывали, что он был добрым воином, не отстававшим от товарищей во время битв. Его умные глаза уверенно смотрели вокруг, по-прежнему внимательно наблюдая окружающее. По-прежнему любимым занятием его было наблюдать жизнь природы и передавать свои впечатления в виде рисунков на разных предметах. После первого топора, который он украсил для Клыка, он сделал еще много рисунков на рукоятках топоров и палиц. Не только оружие, но и одежду и разную домашнюю утварь Кремень украшал разными узорами.

Дед Кремня умер года два тому назад, успев передать внуку много разных сведений, правда, сбивчивых и отрывочных, но все-таки ценных, потому что они наводили Кремня на размышления, и он до многого доходил своим умом.

И мало-помалу Кремень научился делать многое из того, о чем рассказывал ему дед.

Таким образом он дошел до уменья делать ожерелья из камней, просверливая их и надевая на ремешок, научился мастерить украшения из перьев, полировать камни и кости, почему ножи и топоры выходили из его рук гладкими и блестящими, такими, каких раньше ни у кого не было.

Кроме отрывочных рассказов о жизни какого-то способного племени, дед рассказывал внуку много о Великом Духе, о злых и добрых духах, живущих в воздухе, земле, воде, в лесах, полях и проч. Он выучил его произносить заклинания, чтобы призывать или удалять тех или других духов. Научил пользоваться разными травами и кореньями от разных болезней и ран.

Благодаря всему этому, после смерти старика Кремень занял его место в племени и стал исполнять все церемонии в тех случаях, когда племя желало обратиться с мольбой к Великому Духу.

Таким образом Кремень сделался жрецом всего племени, и его влияние все возрастало. Любя все красивое, пестрое и блестящее, он устраивал целые торжества, и в то время, когда толпа дикарей кружилась в пляске вокруг священного костра, он сам, в роскошном плаще, в короне из перьев на голове, с ожерельем из цветных камней на груди, весь расписанный полосами ярких красок, произносил длинные заклинания, призывая на головы своих соплеменников благословение Великого Духа и проклятия на головы врагов.

По-прежнему он иногда исчезал на несколько времени из пещеры и отправлялся странствовать по окрестностям, принося из своих путешествий связки лечебных трав, блестящие камни и разноцветные глины. Однажды, далеко от пещеры, Кремень выследил мамонта. Но он не давал о нем знать своему племени. Ему вспомнилась старая охота, когда это животное так поразило его своим видом, и мечта изобразить его на чем-нибудь охватывала молодого художника. Однако все его попытки выходили неудачными. Бывало, по ночам, когда все племя мирно спало, Кремень лежал целыми часами с открытыми глазами, и мысль его напряженно и сильно работала. Он ясно представлял себе фигуру мамонта, и ему казалось, что она стоит перед ним, как живая. В такие минуты Кремень схватывал закопченный черепок и начинал на нем выцарапывать рисунок; но ясное представление общей формы исчезало, как только он начинал изображать ее на черепке: его сбивали подробности, ему приходилось напрягать все свое воображение, чтобы вспомнить отдельные части животного.

Иногда ему казалось, что он уловил что-то похожее и царапины начинали верно передавать голову животного, но как только дело доходило до туловища, тотчас иллюзия пропадала, и он с досадой бросал черепок в огонь. И тогда опять перед его умственными взорами, точно дразня, выяснялась фигура мамонта; Кремень опять схватывал новый черепок, и снова какая-нибудь подробность вроде того, где сгибается колено или как лежат уши, сбивали представление о целом, и рисунок снова не удавался и бросался в огонь.

После таких ночей Кремень просыпался утром сумрачный, усталый и неудовлетворенный.

— Что с тобой, Кремень? — спрашивал в такие минуты его друг и приятель Олений Рог.

— Не спал, — отрывисто отвечал Кремень, — опять хотел сделать мамонта… Не могу! — с тоской добавлял он.

— Да это и нельзя сделать.

— Нет, можно, и я сделаю! — энергично произносил Кремень. — Надо только еще посмотреть мамонта. Я знаю, какая у него голова, знаю туловище и ноги, но не могу изобразить все вместе.

— Не стоит! — равнодушно замечал Олений Рог. — Делай топоры, украшай их, как раньше, узорами, и я тебе буду по-прежнему помогать, а мамонта брось.

— Что узоры? Узоры и ты и другие теперь могут, узор простая вещь, а я хочу сделать то, чего никто не может, я хочу, чтобы зверь не бегал, не ходил, а был бы всегда со мной на костяной пластинке! Пойдем опять искать его.

— Пойдем! — охотно согласился товарищ Кремня, никогда не отказывавшийся сопутствовать своему приятелю. — По берегу? — спросил он.

— Нет, на челноке лучше, скорее, и больше можно захватить пищи.

Через несколько минут приятели были готовы и пошли проститься с Клыком.

— Куда? — спросил вождь молодых людей.

— Туда, вниз, на челноке.

— Будьте осторожнее: охотники вернулись и говорили, что видели чужих людей.

— Мы узнаем, кто это, и дадим знать! — сказал Кремень и, простившись с вождем, взял шест, чтобы управлять челноком.

Скоро родные места остались за спиной молодых воинов, и их челнок быстро плыл между высокими утесами, отвесно опускавшимися в воду. Кремень уверенными толчками в дно реки удерживал легкий челн в средней части реки, где течение было наиболее сильным.

Они плыли мимо знакомых мест, по которым шныряли, охотясь за птицами, еще мальчишками, но чем далее, тем берега становились все более и более незнакомыми; здесь им случалось бывать только раза два-три, во время своих последних странствований вслед за бродившим из рощи в рощу мамонтом.

Только к вечеру приятели добрались наконец до намеченного места, и, спрятав челнок в зарослях ивняка, устроились здесь на ночь под навесом большой скалы.

— Вставай, Олений Рог! — разбудил Кремень товарища рано утром. — Пора на поиски.

— Рано, куда торопиться! — отозвался тот, потягиваясь и зевая.

— Ну, оставайся, я уйду один.

— Слушай, мне мамонт не нужен, — я лучше поброжу в другой стороне и выслежу какую-нибудь добычу.

Товарищи расстались. Олений Рог снова лег на кучу сухой травы, чтобы подремать до восхода солнца, а Кремень, не теряя времени, быстро поднялся на гребень холма и уверенными шагами двинулся по тому направлению, где надеялся встретить интересовавшее его животное.

Надежда не обманула его. Сначала старые следы привели его к постоянному пастбищу мамонта, а затем недавние утренние следы на свежей траве показали ему, где паслось животное в настоящую минуту. Ловко, как змея, пополз Кремень, почти не шевеля травой, в которой скрывался. Скоро он притаился за стволом громадного бука и восторженно смотрел на зверя, спокойно жевавшего, траву и листья и хлопавшего ушами, не подозревая такой близости человека.