Стены вокруг не пропали, а свечи горели всё так же ровно. Таринор с ужасом подумал, что его могли схватить и посадить в темницу. Он слышал о таких казнях для душителей, когда преступника связывают по рукам и ногам, кидают в плотно закрытую тесную камеру или же просто замуровывают, а на стенах горит множество ламп или факелов. В конце концов, в камере становится нечем дышать, и он мучительно умирает от удушья. Но страшные мысли прервало осознание того, что он не связан. Вот они руки, лежат на коленях, а вот и ноги. Совершенно свободные. Вот только ими не пошевелить, будто парализовало. Наёмник начал догадываться, в чём дело и решил проверить эту догадку.

– Асмигар! – крикнул он что есть силы, но из его рта не донеслось ни звука.

Становилось действительно не по себе.

– И вовсе незачем кричать, Таринор, – раздался знакомый голос. – Здесь я не властен, так что потерпи. Хозяин этого места опаздывает. Он ведь не может быть во всех местах своих владений одновременно.

В этот же самый момент свечи вокруг погасли, погрузив наёмника в непроглядную темноту. Длилось это совсем недолго, вскоре вокруг него возникло пространство, освещаемое лишь тысячами свечей, висящих спиралью на толстых каменных колоннах, ровные ряды которых бесконечно простирались во все стороны. Поначалу Таринору показалось, что с пламенем свечей что-то не так, но потом он пригляделся и понял: глаза его не обманывают. Оно действительно серого цвета.

В этот же момент наёмник заметил, что и его руки приобрели серо-белый оттенок, будто кто-то вытянул из них цвет. Наёмник поднял взгляд: потолка не было, как и стен. Вместо тоже зияла непроглядная тьма. Единственной осязаемой границей в этом пространстве оказался пол из чёрного камня, отполированный так, что отражал не хуже любого зеркала.

– Идём, – послышался голос Асмигара.

– Куда? – не понял наёмник.

– Куда-нибудь. Здесь не важно, куда идти. Но идти всё же лучше, чем стоять на месте.

Таринор лишь пожал плечами, с удовольствием убедившись, что теперь может двигаться, и медленно зашагал между колоннами. Если поначалу наёмник решил, что находится в огромном зале, стен которого просто не видит, то теперь совсем отбросил это предположение. Звуки шагов вместо того, чтобы разноситься эхом, глухо тонули в окружающей темноте. Вскоре из-за колонны, вышел и обладатель голоса, придерживая свою неизменную драную шляпу. Его одежда и кожа были так же бесцветны, лишь глаза с вертикальными кошачьими зрачками оставались пронзительно-жёлтыми.

– Удивлён? – спросил Асмигар.

От его широкой хитрой улыбки и лукавого прищура не осталось и следа. Бог-странник был явно обеспокоен.

– А сам как думаешь? Давно не виделись, я почти соскучился. И часто ты собираешься меня так выдёргивать?

– Я думал, в прошлый раз тебе понравилось. Не каждому смертному выпадает случай побывать в Серебряной тени.

– Но ведь тогда я умер, – смутился Таринор. – Разве то был не особый случай?

– Не особый, – коротко ответил на это Асмигар. – Селименора великодушно приняла тебя по моей просьбе. Нужно было разъяснить тебе всё, иначе, очнувшись в Грарстенне, ты бы просто свихнулся и тогда старый Эйвинд точно нарезал бы тебя на ремни.

– Тоже верно. А теперь мы где? Мрачное место. Кто тут хозяин?

– Смерть, – бросил бог-странник как бы невзначай.

Наёмник остановился и огляделся. Конца стройным рядам колонн видно не было. Асмигар же не думал сбавлять шаг.

– Что значит «смерть»? – Таринор догнал бога-странника. – Это какая-то загадка?

– Я похож на того, кто загадывает загадки? – возмутился Асмигар, но, немного помолчав, добавил: – Ладно, действительно похож. Это Преддверие, владения провожатого душ, мрачного жнеца, бога смерти Шимаруна.

– Где же тогда он? И зачем здесь мы? И почему

– Думаю, на эти вопросы лучше всего ответит он сам.

Едва Асмигар сказал это, как из-за колонн перед ним потянулись чёрные и белые нити. Сплетаясь, они образовывали идущую рядом с богом-странником фигуру. Сначала появились шагающие ноги в сандалиях, затем тощая фигура в чём-то, напоминающем чёрный погребальный саван, и, наконец, голова с белыми как первый снег волосами. Лицо его напоминало посмертную маску покойника с бледной кожей и ввалившимися щеками, а глаза выглядели парой чёрных провалов.

– Приветствую тебя, Таринор Дваждырождённый, – обратился бог смерти к наёмнику.

– Здравствуй… Как мне к вам… К тебе обращаться? Господин мрачный жнец?

– Мне нравится имя, которым меня наградили на далёком востоке, когда мир смертных был ещё молод. И имя это – Семарон, – лёгкая улыбка коснулась его губ. – Но ты можешь звать меня так, как принято у вас. Не знаю, почему изначальное имя настолько исказилось, что стало звучать как Шимарун, но я не держу на смертных зла за это. Я питаю к ним симпатию, ведь именно они сделали меня тем, кто я есть.

– Не мудрено, – усмехнулся наёмник. – Если б люди перестали умирать, бог смерти наверняка остался бы без работы. Хотя работёнка та ещё, многие тебя ненавидят.

– Не так сильно, как тебе кажется, Таринор. Мне нравится собирать мифы и легенды о себе самом. В Аталоре есть бессчётное количество смертных, не знающих об устройстве миров. Они никогда не были в Межмирье, не видели даймов и не знают, кто я. Но не все из них думают обо мне плохо, а тех, кто так думает, не так много, как ты считаешь. К тому же «бог смерти» – не совсем верное имя. Оно звучит так, словно я есть причина смерти, но я лишь следствие её необходимости в круговороте жизни. Когда-то любой душе нужно покидать Аталор, будь то король, священник или раб, однако все народы относятся к этой необходимости по-разному.

– И как же?

– Одно южное племя верит, что я каждый день пролетаю по небу на костяной колеснице, высматривая, кого забрать в царство мёртвых. Они раскрашивают кожу соками ягод и трав, кровью животных, пронзают носы, уши и губы костями и нитями, чтобы я не узнал их. Знаешь, как они наказывают виновных?

– Наверное, моют и вынимают все украшения? – предположил Таринор.

– Мне нравится этот человек, Асмигар, – произнёс бог смерти с жутковатой улыбкой тонких бледных губ. – Верно, его моют и прогоняют из селения, чтобы не навлёк беду на остальных. Они боятся смерти, считают её наказанием. Но это не так. Другой народ, что живёт на далёком востоке, всеми силами пытается обрести бессмертие. Они отравляют тело и разум зельями, чтобы как можно дольше задержаться в мире смертных. Обращаются к силам иных миров, дабы те дали им вечную жизнь. Нет такого преступления против людей и богов, на которое бы они не согласились ради возможности продлить свой век. Эти люди ненавидят смерть. Для них это враг, с которым нужно бороться. Но и они не правы.

Сказав это, Шимарун замолчал.

– И кто же тогда прав?

– Те, кто не проводит черту между жизнью и смертью, понимая, что это лишь части одного непрерывного процесса – круговорота душ. Этот круговорот привносит в Мироздание смысл, заставляет его работать, словно вода, приводящая колесо водяной мельницы в движение. Увы, тех, кто видит это, столь мало, что иные сказали бы, что их нет вовсе. Но я не виню жителей Аталора, ведь сама суть смертных состоит в том, чтобы умереть. И уж точно не их вина, что они видят в боге смерти нечто плохое. Смертные достаточно страдали от безрассудства богов, чтобы видеть врагов в некоторых из них. «Злые боги» есть у всех: Уларун и Ирумия для эльфов, Калантар и Эретла для людей, Угрумбар и Мазгур для гномов…

– Это всё очень интересно, хоть из меня и никудышный философ, но для чего я здесь сейчас? Чем обязан честью общаться с самим богов смерти.

– Этой, как ты выразился, «чести», Таринор, – усмехнулся Шимарун, – каждый день удостаиваются десятки тысяч смертных, пусть и не лично. Но я понимаю твоё недоумение. Видишь ли, не каждый день человеку случается умереть и не повстречаться со мной. А тебе удалось.

– Дело в том проклятье? Асмигар уже об этом говорил. В прошлый раз.