Вот о том, что будет дальше, он как-то не задумывался. Впрочем, наёмнику в этом мире всегда найдётся дело. К тому же, тан Стейн хотел, чтобы его сыновья набрались опыта на юге. Что ж, с ними можно разграбить пару гоблинских пещер или устроить облаву на разбойников. С Иггмуром это, наверное, даже не будет риском. А уж потом их обоих можно отправить домой морем. И вот уже будут готовы двое прославленных воинов.
Гоблины в рассказах Тогмура превратятся в великанов, разбойники – в вооружённый до зубов рыцарский орден, а несчастное изрубленное дерево у переправы – в целую рощу злобных древолюдей. И отец будет ими гордиться, и заживут они славно, и будут добрым словом вспоминать Таринора, которого при случае непременно угостят кружкой славной медовухи…
А что, если отправиться с ними, подумалось наёмнику? Осесть в северном краю, где людей слишком мало, чтобы им было, что делить. Брат там не убивает брата, во главе страны не стоит безумец, а честное слово ещё действительно ценится. В конце концов, если уж сам Кальдор Моэн не побрезговал поселиться там, то чем же он, Таринор, хуже?
Но нет, он дал старику слово. Клинку нужен достойный хранитель, а что достойного он успел сделать с тех пор? Перерезать дюжину-другую оболваненных эльфами бедняг? Героически сразиться с дикими пчёлами? Пойманные и разделанные в пути кролики тоже вряд ли сойдут за достойных противников. Ещё нужно дать мечу имя… Пока что на ум приходило только «Потрошитель кроликов» или «Гроза оборванцев». Кальдор точно дал бы ему подзатыльник, если б услышал эти имена.
Наёмник вспомнил, что такой же безоблачной свежей, дышащей прохладой ночью, когда-то давно он ехал в обозе от Лейдерана после первой своей битвы в войне Кровавой короны. Таринор тогда ещё не был королевским телохранителем, и, чтобы скоротать время на привалах, играл в карты с остальными беднягами из крысиной роты.
Иногда к ним присоединялся их командир, сир Гильям Фолтрейн, но играть с ним желающих было немного. Он мухлевал, но, хоть делал это неумело, никто не смел уличить отпрыска благородного дома в нечестности. Если же он всё-таки проигрывал, то отказывался отдавать выигрыш, заявляя, что «крысам деньги ни к чему». Одному солдату-простолюдину, осмелившемуся воззвать к рыцарской чести, Фолтрейн проломил череп ударом гарды меча. После, окинув взглядом остальных, он ухмыльнулся и заявил, что следующий, кто сделает ему замечание, так легко не отделается.
И вот, однажды вечером Таринор после пары удачных игр, успел издалека увидеть приближающегося сира Гильяма. Тогда, чтобы сохранить выигрыш, он поспешил отправиться в единственное место в лагере, где простой солдат мог найти достойное применение деньгам: прямиком к маркитантскому обозу.
Там он вдоволь нарезвился с одной смазливой девицей, чьи волосы имели цвет пшеничного поля ранней осенью. Стояла такая же тихая и тёплая ночь, как сегодня. Они лежали на телеге, деля бутылку дешёвого вина, а полная луна освещала их серебристым светом.
– А сир Гильям действительно так жесток, как о нём говорят? – вдруг спросила девушка, повернувшись на бок.
– Ещё как, – ответил Таринор, не сводя глаз с усыпанного звёздами неба. – Не думал, что обозные девицы обсуждают командиров.
– Только тех, кто этого заслуживает. О человеке можно многое сказать по его глазам, а у сира Гильяма они пустые, бесцветные, будто рыбьи. Впрочем, дела говорят о нём больше.
– Он тоже у вас бывает?
– К счастью, нечасто. Говорят, страдание на девичьем лице ему по нраву больше, чем самые нежные ласки. Беттина рассказывала… Когда была с ним, он ударил её в живот, да так, что перехватило дыхание и брызнули слёзы.
– Ублюдок… – сорвалось с губ Таринора.
– Есть мужчины, которые охотнее управляются с мечом, чем с женщиной, – вздохнула девушка.
Отхлебнув вина, она неожиданно спросила:
– А у твоего меча имя есть?
– С чего бы ему быть?
– Многие называют свои мечи – и рыцари, и солдаты. Говорят, так клинок становится ближе к хозяину, не подведёт в бою.
– Крысиной роте дают слишком дрянное оружие, чтобы давать ему имя. Да и какой смысл? Я простой солдат. Завтра меня могут зарубить, пронзить или затоптать, и меч снова останется безымянным.
– А если станешь героем? Тогда тебе точно придётся дать мечу имя.
– Ага. Вон под Лейдераном осталось целое поле героев, с обеих сторон.
– Но представь… Ты переживёшь все грядущие битвы, получишь награду из рук короля…
– И женюсь на принцессе, – усмехнулся Таринор, выхватив бутылку из рук девушки. – Много ты знаешь о героях и их мечах.
– Да уж немало, – взгляд девушки стал лукавым. – До войны я служила помощницей переписчика книг в Эрбере.
– Из книжницы в маркитантки? Помотало тебя, конечно.
– Я сирота, бесприданница. А платят здесь больше, – обиженно ответила она, – вот только поговорить не с кем. Я столько историй знаю, но всем на них плевать…
– Ладно, ладно, послушаю. Только не обижайся, если задремлю…
И словоохотливая девушка с упоением принялась рассказывать, кажется, обо всём, что вышло из-под пера в её изящных пальчиках. Она поведала о Разрубающем пламя, оружии полулегендарного Рейнара Могучего, которым он по легенде остановил огненное дыхание дракона Нагдареона, а после сразил его. Об Убийце Гигантов, мече сира Рисвена Хоула по прозвищу «Полугном».
– Боги обделили сира Рисвена ростом, – хихикнула она, – но даровали могучую силу, потому он, как говорят, не проиграл ни одного поединка. И все, кто недооценил низкорослого рыцаря, и посмели бросить ему вызов, получили горький урок. А ещё говорят, что он был настоящей грозой девиц Предгорья и Хартланда. Маленькое дерево растёт в корень…
Таринор, пытался слушать, но вино и усталость делали своё дело, и он незаметно провалился в сон. Когда он вдруг очнулся от случайного тычка локтем, девушка говорила о клинке Горькая победа и его владельце, сире Альвеоне Скорбимом.
Именно этим мечом, как говорят, дарованным самим Сильмаретом, сир Альвеон пронзил чёрное сердце Моршада, великого некроманта былых лет. Эту историю Таринор запомнил лучше всех, потому что имя своё клинок получил только после смерти владельца, который посмертно получил и рыцарский титул, и прозвание. Когда некогда безвестный воин убил могущественнейшего некроманта всех времён, в прах рассыпался и он сам, и его противник.
От Моршада ничего не осталось, а там, где стоял Альвеон, лежал лишь его меч. Клинок получил имя Горькая победа и хранился в Хельмгарде. Потом меч увезли в Риген, а там его то ли похитили, то ли переплавили.
– Везде у этих имперцев порядок, да только не там, где это действительно нужно, – грустно заключила девушка. – Эта история моя любимая. А тебе как? Ты ведь не спишь?..
Таринор не помнил, что именно ответил тогда. Наверняка, измотанный разум не сумел тогда придумать ничего внятного. Но именно эта история сейчас отчётливо вспомнилась ему. Сир Альвеон Скорбный действительно заслужил доброе имя не только себе, но и своему оружию. Сумеет ли и он совершить нечто подобное? Впрочем, какой толк думать об этом сейчас?
Ночная тишина как ничто другое наполняла веки тяжестью, а тело приятной мягкостью. Устроившись поудобнее, наёмник заснул. Он прошёл долгий путь, но завтра ему предстояло важное дело, чтобы этот путь не оказался напрасным.
***
Проснулся Таринор внезапно. Будто что-то кольнуло его разум иголкой и заставило подскочить. Вокруг не было не только братьев, но даже деревьев и травы. Да что там, он сам не лежал, а сидел в комнате, сильно напоминающей покои в замке. Он оглянулся. Окружали его каменные стены с ровно горящими огоньками свечей, причём дверного проёма в них он не видел, как и ничего другого в комнате. Дурной сон? Как-то ему случилось собрать не те грибы и сварить с ними похлёбку. Эффект был схожий, только при этом его ещё жутко прослабило. «Надеюсь, на сей раз я успею проснуться», – поёжился наёмник и ущипнул себя за руку.
