Говорили о нем. И о том, что собираются с ним сделать. И еще — о легионах карателей, ожидающих своего часа. Олег в ужасе вспомнил, как перед отправкой в Афган им рассказывали о бесчеловечных опытах по обращению людей в послушных чужой воле террористов: сначала превращают человека в зомби, затем начиняют взрывчаткой и отправляют взрывать жилые кварталы, автобусы, поезда. То же теперь случится с ним. И взрывать он будет своих.
И вот это — то, к чему он стремился?
Первым к нему подошел „таджик“ и похлопал по щекам, затряс плечи. Олег прикоснулся к его сознанию и понял, что от него на самом деле не ждут никакого отклика. Он должен выглядеть как растение, хотя бы первое время. Следом приблизился смутный. Цепляясь за его мысли и выискивая в них какие-то сведения, Ляшко старался соответствовать той ложной картине, которую представлял себе его враг.
— Прикажи ему встать на пол.
„Таджик“ повиновался. Он произнес приказ по-русски, немного ломанными словами.
Внезапно Олег почувствовал, что ему хочется подчиниться. Его мышцы, только что скованные немощью, будто только и ждали этого приказа. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что он не должен этого делать. Ему легко удалось сломать позыв к беспрекословному исполнению. Наверное, другой на его месте проделал бы все, как приказали. Этого и ждали оба. И были удивлены.
Смутный» взял Олега за руку. Вдруг стало чертовски больно, однако он ничем этого не выдал. Касаясь мыслей «смутного», понял, что ему вонзают иглы под ногти.
Помощник «смутного» заглянул в глаза Ляшко.
— Зрачки реагируют, — сказал он. — Едва заметно, но сужаются.
— Странно, — ответил тот. — Он совершенно не должен чувствовать боли. И его мышечная реакция мне совершенно не нравится.
«Смутный» проделал над ним какие-то манипуляции, проверяя рефлексы тела. Казалось, он впал в удрученное состояние. Олегу снова вонзили иглы, уже в другую руку.
Оба взяли его за руки и насильно усадили. Таджик придерживал плечи и голову.
— Ничего не понимаю. По всем признакам, у него должна быть нулевая реакция на боль. По крайней мере, первые сорок восемь часов.
«А вот хрен тебе!» — подумал Олег, совершенно не удивляясь тому, что теперь отлично понимает чужую речь.
Задумавшись, «смутный» проделал свои манипуляции еще раз. Убедившись, что все не так, как он рассчитывал, сделал Олегу какой-то укол.
— Ладно, как очнется, отвезите его обратно к Абдулхамиду. Передайте своим людям, чтобы понаблюдали за ним.
— Что-то не так?
— Возможно, следует пересмотреть формулу состава, — с сожалением ответил «смутный».
После их ухода Олега начало «отпускать». Он сел на кровати. Этого будто ждал «таджик».
— Ты был болен, мы поставили тебе прививку, — сказал он, войдя в комнату. Лживые глаза его беспокойно двигались. Было в них еще что-то смешанное — страх и непонимание.
Через десять минут Олег оказался на воле, если так можно было назвать его поездку в том же самом пикапе, битком набитом душманами. Но все же он видел яркое солнце, лучи которого приятно грели плечи и поджатые к груди колени. Он чувствовал ласкающее дуновение ветерка. Воспринимал цвета, запахи и звуки. Но продолжал вести себя подобно растению, не желая показывать, что в реальности полон сил. Уставившись в одну точку (кому-то в спину) он слушал никчемные разговоры боевиков, прикасался к их жиденьким, вялым и совершенно не интересным мыслям, какие всегда присущи людям темным и ограниченным. Они потекли немного живее, когда душманы вдруг заговорили о золоте, о найденных сокровищах, которые сегодня отрыл Абдулхамид, о выставленных к нему требованиях единоверцев муджахидов, и о вероятных последствиях, которые могут по этой причине произойти.
Олег же думал о другой вероятности, которая не замедлила вскоре произойти — в какой-то момент у пикапа лопнуло колесо и душманы здорово перетрусили, когда машина чуть не улетела с дороги, но ударилась о большой камень и, немного накренившись над обрывом, заглохла. В кузове остался только один человек — Олег Ляшко, которому тоже ничего не стоило выпрыгнуть вместе с остальными. Но он будто наперед знал, что никуда машина не нырнет, и нечего даже по этому поводу суетиться. Пока душманы оттаскивали машину, меняли колесо и рассаживались обратно, Олег понял, что часть этих людей подумывают о том, чтобы переметнуться к другому главарю, а приключившийся только что досадный инцидент принимают за знак судьбы.
«Да что вы знаете о знаках свыше?» — усмехнулся он про себя.
Он оставил их совершенно никчемные мысли и начал думать о своем возвращении в лагерь, где ведутся раскопки, и, пожалуй, впервые задался вопросом об их странности и о своей роли в этом деле. Что-то там находится внутри подземелья, что-то очень важное, до чего так жаждет докопаться старик Грановский, а с ним Нершин и Абдулхамид. Да и он — безусловно! Как будто спрятанная там, в глубокой пещере, тайна манила его к себе с самого детства…
Эти воспоминания промелькнули в голове Ляшко, пока он лежал в палатке Нершина, делая вид что спит, прекрасно воспринимая все, что происходит вокруг. Он уже понял, что Нершин ни под каким предлогом не откажется от участия в раскопках. Грановский — так тот вообще ведет себя как фанатик. Абдулхамид, как он понял вчера из короткого наблюдения за командиром боевиков, и сам толком не понимает, зачем ему все это нужно, но дальше оправдания своей жажды золота в рассуждениях не заходит. В том, что он чем-то «меченый», Олег давно подозревал. И убедился окончательно, когда вернулся в лагерь преобразившимся. Теперь он четко осознавал, почему ему при мыслях о подземелье становится по-настоящему жутко. Пригрезившийся ему коридор, уходящий в адову черноту, таил в себе не эфемерную тайну, а что-то вполне реально существующее, грозное и опасное. Но еще страшнее Олегу становилось от понимания того, что и сам он не готов отказаться от возможности докопаться до тайны, даже если на его пути встанут невиданные преграды.
Глава 6
(«Секретно»)
Пятое Управление КГБ СССР.
05.05.1981 г.
(исходящие — в ЦК КПСС)
«…В ответ на постановление ЦК КПСС от 04.05.81 о слухах т. н. „афганского“ характера, сообщаем следующее. В настоящий момент наши сотрудники в означенных городах приступили к работе над выяснением источников провокации. Устанавливается круг подозреваемых лиц. Обязуемся регулярно сообщать о ходе следствия…».
(«Секретно»)
Пятое Управление КГБ СССР.
Отдел по борьбе с идеологическими диверсиями.
Выдержки из протоколов, проведенных экспертом по делу № 257-05-81(ЦК).
«— Почему вы связываете смерть Начесова с его поездкой в Афганистан?
— Потому что Начесов вернулся оттуда месяц назад и, как мне показалось, совсем другим человеком.
— Что вы подразумеваете под словом „другой“?
— Ну, он какой-то другой стал, я иначе не знаю, как объяснить.
— Вы упорно указываете на таинственность и загадочность его смерти. Почему?
— Посудите сами. Его соседка постоянно слышала какие-то разговоры, шуршание, разные другие звуки, но когда заходила к Начесову, он всегда оказывался один. А она женщина серьезная, врать не будет, — я ее словам доверяю. Перед его смертью она видела, как Начесов пытался соорудить какую-то конструкцию и что-то чертил все время на бумаге.
— Где эта конструкция, где бумаги?
— Не знаю, наверное, их Начесов спалил в печке, чтобы никто больше не увидел, чем он занимается. Это я вам как коллега безопасник безопаснику говорю — кто-то обработал его там, в Афганистане, на испытаниях. Не надо было его туда пускать. Он всегда идейно слабым был. Что, у нас на оружейном, других мастеров нет что ли?..»
08.05.1981 г. Из допроса свидетеля А. К. Куржакова.
Следственная группа № 11. Ижевск.
«— Расскажите о том, что конкретно вы увидели в квартире Ищенко?
— Крови много. Мне дурно стало. Мой водитель вызвал милицию. Позже сказали, он покончил с собой. Это верно?
— Да.
— Понятно. Будут еще вопросы? Я, знаете ли, тороплюсь на совещание.
— Простите, но я действительно должен…
— Понятно! Давайте по-быстрому! Пять минут!
— Вы не замечали, может, Ищенко нездоровилось в последнее время, или он был болен и нуждался в помощи?
— Как же. Бог шельму метит. Он если и болен был, то болезнь эта была психического характера. Он же пил не переставая. Как с цепи сорвался. Его, дурака, назначили ответственным по связям с Народно-демократической партией Афганистана, а он на это дело большой прибор положил, всю работу нам завалил, теперь разгребай…»
11.05.1981 г. Из допроса свидетеля (вместо фамилии — прочерк).
Следственная группа № 2. Москва.
— Если я произнесу: Афганистан. Какие-нибудь у вас возникнут ассоциации, кроме того, что сейчас там исполняют свой долг наши воины-интернационалисты?
— Афганистан? Ну, ведь Воронков вроде бы там, строил то ли завод, то ли электростанцию.
— А о каких-нибудь животных он говорил? Может быть, он привозил оттуда каких-нибудь зверьков? Или о них разговоры заводил?
— Нет, такого не скажу. Он только будто что-то слышал постоянно вокруг, чего другие не слышали. Это было.
— Как это?
— Ну вот, озирался постоянно. И кидался в последнее время на всех.
— За кем-нибудь из его соседей, знакомых, с кем он постоянно контактировал, что-нибудь подобное наблюдалось?
— Нет. Хотя… Сосед Воронкова… Но у того белая горячка по обыкновению. Вот тот что-то про крыс каких-то говорил.
— А где он сейчас, сосед, о котором вы говорите?
— А вы знаете — умер. Неделю назад. Да. Аккурат на третий день после смерти Воронкова.
16.05.1981 г. Из допроса свидетеля Н. С. Дугова.
Следственная группа № 4. Горький.
«— То есть у него, как вы выражаетесь, перед самой смертью „шифер сорвало“?
— А то! Человек боится в тоннель спускаться! А для метростроевца это кирдык. Это как летчик, которому летать страшно.
— И чем он это оправдывал?
— Каких-то афганских пчел упоминал, что, мол, вылететь могут из темноты быстрее пули, а если так, то он в собаку превратится! Ну не бред? Вообще-то, жалко его. Хороший мужик был, не пьющий, что странно. А как башню снесло, начал какую-то хрень лепить. Про ракеты, подземные установки, даже оборонщикам рацпредложение собирался направить. А какое рацпредложение, у него же три класса образования, да банный коридор. Мы хотели его в отпуск отправить, да не успели. У него, кстати, сын в Афганистане ранен был, а здесь в госпитале помер. Может, на этом фоне у старика и повредилась психика…»
20.05.1981 г. Из допроса свидетеля А. А. Хугаева.
Следственная группа № 9. Новосибирск.