— Михаил Исаакович, гляньте, — попросил он, ощупывая лоб и затылок. — Он мне чуть череп не раскроил, когда я на колени упал.

Лазаренко усадил его поближе к свету.

— Ничего не вижу. А что?

— Как ничего?! — удивился Георгий.

Он хотел потрогать рукой то самое место, но теперь не мог даже определить его на ощупь.

— Зеркало есть?

Лазаренко поискал в столах, нашел старое, помутневшее. Георгий долго изучал отражение собственного лица, ему показалось, что и опухоль на губе — результат вчерашнего допроса — стала меньше. Он снова ощупал голову.

— Все это странно. Я думал, голова расколется, как он меня шандарахнул!

— Да нет ничего, — еще раз осмотрел его старик. — Так, царапины небольшие.

«Все это скверно» — подумал про себя Георгий, но вслух свои сомнения высказывать не стал.

— Ну и ладно, — Георгий вернул старику зеркало.

Он снял пиджак и устало развалился на кушетке.

С наслаждением вытянул ноги. Еще раз потрогал губу — нет, не почудилось. Опухоль действительно здорово уменьшилась. Но, может, оно и раньше так было, а он не придал значения?

Ему не хотелось поддаваться страху. Не хватало еще, чтобы в нем самом начали происходить такие же процессы, как в тех мертвецах, оживающих по чужой воле.

«Кто же ты такой, гад? — думал он о маленьком черном человеке с бледным безносым лицом. — Ну только попробуй сюда заявиться».

— А наш товарищ-то без Коли сегодня обошелся, — чтобы прогнать страх, посмеялся Георгий. Но Лазаренко не поддержал его шутку.

Помня о том, что спать нельзя, Георгий все же незаметно погрузился в сон. Связь с реальностью иногда восстанавливалась на миг, когда он слышал, как ерзает на своей кушетке Лазаренко и о чем-то говорит сам с собой. Ему показалось, что он видел, как старик поднялся и куда-то ушел. Наблюдая за ним, Георгий понимал, что это может быть опасно, однако ничего не мог поделать. Странное полусонное состояние, сдобренное апатией и бессилием, навалилось на него.

Прошло неизвестно сколько времени. Старик вернулся. Сквозь лениво приоткрытые глаза, не пытаясь бороться с полусном, Георгий видел, что Михаил Исаакович уселся за стол, придвинул к себе микроскоп и прильнул к окуляру.

«Беспокойный старик… Что ему, больше всех надо?..»

Ему хотелось подняться и посмотреть, что же там делает Лазаренко, но и сейчас он не мог заставить себя пошевелиться. Как будто опять попал в объятия чужой силы.

Проснулся от того, что кто-то подергал его за плечо:

— Георгий Ефимович…

Волков машинально сел, еще не понимая, зачем и кто его будит. Кажущаяся апатия прошла, словно и не бывало, будто она почудилась ему во сне. Хотя голова была мутная.

Он посмотрел на стол, за которым привиделся ему старик, и действительно увидел микроскоп, которого не было, когда они только зашли в комнату.

«Так почудилось или нет?!» — не понимал он.

— Подойдемте, я вам кое-что покажу! — потянул его за руку старик.

— Что такое? — сердито буркнул Георгий, с неохотой поднимаясь.

— Кое-что интересное.

На столе у Лазаренко помимо микроскопа стояли стеклянные чашки, пробирки, штатив с горелкой. Взятую из пробирки мутноватую жидкость он капнул на стеклышко и подсунул под микроскоп. Жестом пригласил Георгия посмотреть.

До этого момента Волкову ни разу не доводилось пользоваться этим прибором, и потому видеть пусть и плохо различимые, но живые клетки, казалось ему диковинным, если не чудесным событием. Улыбаясь, как ребенок, Георгий оторвал взгляд от окуляра и посмотрел на Лазаренко.

— Шевелятся, черти.

Сонливость его куда-то пропала. Он посмотрел еще раз:

— Шевелятся.

— Да, шевелятся, — тоже улыбаясь, подтвердил старик. — Правда, знаете, подкрашенными их было бы лучше видно.

— Так подкрасьте.

— Не могу, — ответил Лазаренко. — Они не дают.

Заведующий перестал улыбаться:

— Я уже пробовал. Они нейтрализуют состав, которым окрашивают мазки. Но и это ерунда, хлеще другое — перед покраской мазок должен быть предварительно высушен, а я и этого сделать не могу. Вот, смотрите…

Старик потянулся стеклышком к горелке, подержал над пламенем. Георгий увидел, что капля жидкости не просто высохла, а вздулась, от нее пошел легкий дымок. Запахло так, будто закоптили гниющие останки. Лазаренко снова сунул стекло под микроскоп.

— Гляньте.

Георгий прильнул к окуляру. Его взгляду предстала бурая бесформенная масса, как будто на недавно пышущий жизнью город сбросили мощнейший ядерный заряд, после чего от этой жизни остались одни намеки — лишь отчасти угадывались былые формы клеток. Георгий уже собирался оторваться от микроскопа, как вдруг его внимание привлекло маленькое пульсирующее пятнышко. Вскоре этих пятнышек уже было три, еще через пять секунд — больше десятка, а затем по всему полю зрения снова пульсировала жизнь — странная, загадочная, невероятная.

— Не может быть, — Георгий выпрямился и уставился на Лазаренко непонимающим взглядом.

— Вот и я о том же, — улыбаясь, произнес старик. — Я, знаете, думаю, это вообще невозможно!

Они повторили опыт.

— Я бы на вашем месте об этом сильно не распространялся, хотя это пахнет Нобелевской премией.

— Согласен. Я даже сомневался, стоит ли мне это и вам демонстрировать. Но все-таки в этом деле мы заодно.

Георгий ухмыльнулся на достойный ответ старика.

— А что это вообще такое? Где вы это взяли?

— Соскоб той серебристой слизи, от которой вы отмывались. Но есть одна странность — та жидкость, которая была на ваших волосах, уже высохла. Следы на полу — тоже. Эту я собрал с полотенца, которым вы вытирались. Вопрос — одна и та же ли это субстанция или разная? В общем, вопросов больше, чем ответов.

— Что вы хотите теперь с ней сделать? — Георгий показал на пробирки.

— Соберу всю, какую удастся, и попытаюсь спрятать понадежнее. Атам видно будет. Думаю, для науки это представляет очень большой интерес, но вопрос в том — в чьи руки это попадет?

«Вот именно!..» — Георгий снова вспомнил о непонятном цилиндрическом предмете, который лежит в его кармане. Лежит ли? Не подавая виду, он дотронулся до висевшего на стуле пиджака. Вроде на месте.

Значит, из этого предмета взялась слизь. Что-то вроде шприца или тюбика — теперь это ясно как божий день.

— И что же, выходит, именно эта слизь и заставляет тело оживать? — спросил он.

— Возможно, да, но до определенных условий. Ведь второе тело… умерло, когда вы в него выстрелили.

Слово «умерло» Михаил Исаакович произнес так, словно сомневался, уместно ли оно в данном случае.

— А могло быть так, — сказал Георгий, — что часть этой странной субстанции попала в кровь и восстановила повреждение кожи? Ведь я точно помню, что он меня ударил. После такого в любом случае рана должна быть серьезной.

Он в который раз ощупал голову:

— Но теперь-то ее нет. Вот что меня удивляет.

Георгий смотрел на молчавшего Лазаренко, на лице которого появилось странное выражение, как будто старик огорошит его сейчас каким-нибудь признанием.

— Что? Ну? — Нетерпеливым взглядом Волков уставился на старика.

Лазаренко замялся:

— Знаете, я видел там кровяные клетки. Эритроциты, лейкоциты, тромбоциты. Но сейчас их нет. Только вот эти непонятные микроорганизмы… — он показал на свой стол. — А что, если…

Лазаренко вдруг резко выдохнул и хлопнул себя по лбу:

— Ну конечно… Какая ерунда! И вас пугаю, и сам боюсь. Если немного вашей крови попало на полотенце вместе со слизью, она просто подчинила себе клетки и трансформировала их, переработала.

Георгий ощутил, что неприятно засвербевшее внутри чувство, похожее на страх, не отпускает.

— Михаил Исаакович, вы не умеете врать. Давайте без тайн, выкладывайте все, что думаете. Эта слизь все-таки попала в мою кровь?

— Что же, теперь я это вполне допускаю, — кивнул заведующий. — У меня такое ощущение… Я думаю, что надо понаблюдать за вами. Ну там, реакция на чужеродный белок, аллергические высыпания, заражение — не дай бог, конечно…