— Она вообще-то и раньше была с приветом. Я ей говорю — ты, Захаровна, сначала с соседями общий язык найди, потом байками трепись. Сотню кошек во дворе держит. Ну куда это годится? Хоть и не город, а соседи жалуются.
Он поморщился, словно Волков поймал его на вранье.
— Ну не сотню, но кошек двадцать будет, — и, словно в оправдание себе, спросил у Георгия: — Вот скажите, как с такими людьми дело иметь? Ей-то все равно, что соседи говорят. А я, значит, каждому ее слову буду верить? Сама наорала на меня еще. Думает, я не могу в ответ, коли она чокнутая… Ну не сдержался…
— Это все? — спросил Георгий.
— Все, кажись…
— Где она живет?
Сердито поглядывая на соседку, участковый объяснил, как пройти.
— Вы лучше не с ней, а с ее дочкой поговорите! — крикнул он вслед. — Она с дочкой живет…
Воспользовавшись подсказкой, Георгий быстро отыскал дом Захаровны. Во дворе и вправду оказалось больше десятка кошек разных мастей. И ни одной собаки. Пока Волков объяснял дочери хозяйки — высокорослой худющей и некрасивой девице — зачем пришел, любопытные и настороженные морды то и дело высовывались отовсюду, чтобы посмотреть на чужака и снова спрятаться. Откуда-то слышно было многоголосое мяуканье котят. Георгий представил, в какой хор превращается эта орава по ночам.
Хозяйкина дочь велела подождать. Сквозь приоткрытую калитку, ведущую в огород, он слышал, как дочка громко докладывала матери, что к ней пожаловал следователь из города. В ответ слышны были вполне логичные и справедливые жалобы Захаровны на то, что с ней обращаются как с умалишенной, меж тем как она готова отдать последнее ближнему, и неважно кому именно — человеку или четвероногой твари. И слава богу, что в городе люди поумнее водятся, чем некоторые завшивленные мотоциклисты… В свою очередь, дочь Захаровны шумела насчет того, что ей стыдно на улице показываться и что не менее важно не плевать в душу соседям. Ругань продолжалась несколько минут, в результате чего разобиженная мать наотрез отказалась встречаться с гостем. Наконец, дочь вернулась и, краснея, доложила, что разговора не будет. Георгий велел ей передать матери только одну фразу:
— Спросите у нее, пожалуйста… Тот человек, которого она видела в лесу, был невысок ростом, черные впалые глаза и очень бледное лицо как будто без носа?
— Я спрошу, конечно… — неуверенно ответила девица.
Вскоре она вернулась. Не одна — с матерью.
Одного взгляда на Захаровну было достаточно, чтобы понять — на счет ее умственной неполноценности у сельчан сложилось не совсем справедливое мнение. Видимо, из-за того, что кое-кому ее кошки были поперек горла. На деле это оказалась вполне разумная на первый взгляд женщина, с приятным лицом и голосом, не без самодовольства, конечно, — от осознания своей исключительности прежде всего. Вероятно, после того как сержант обошелся с ней весьма несправедливо, это чувство — вдвойне или даже втройне уязвленной гордости — не позволило ей снизойти до нормального разговора с Георгием. Сама она почти ничего не рассказывала, в основном отвечала на вопросы, да еще с нескрываемым высокомерием.
Георгию удалось узнать, что «леший», которого Захаровна видела в лесу, был весьма похож на уродливого жильца Коли Чубасова. Поняв, что гость ничуть не склонен к насмешкам, Захаровна немного оттаяла и рассказала о некоторых подробностях неприятной встречи. С ее слов выходило, что с того момента, как она увидела этого странного человека, друг против друга они простояли долго — вполне достаточно, чтобы хорошо его рассмотреть. Она даже хотела замахнуться на незнакомца палкой за то, что напугал ее, но, против своего желания, не могла и пошевелить рукой.
— Кажный суставчик словно застыл. Даже шею повернуть невмочь…
Слушая, как она рассказывает об этом, Георгий испытал дурное и хорошо знакомое ощущение холода между лопатками…
— А что, батюшка? Никак это сумасшедший какой колдун из этих… как их бают, экстрасенксов по лесу бродит или вправду смерть за всеми нами пришла? — допытывалась Захаровна, на что Георгий предпочел ответить уклончиво: «Разберемся!»
Вернувшись на остановку, он долго сидел в одиночестве, ожидая следующего по расписанию электропоезда, который должен был прибыть еще не скоро. Время позволяло погрузиться в размышления.
На память пришел разговор с Лазаренко. Обо всяких необычных явлениях и достопримечательностях, которыми изобилуют родные места. Особенно про НЛО, которые, мол, часто появляются над Онегой, над Ладогой и выше по Белому морю. Правда, сам Георгий ни разу ничего подобного не наблюдал.
«Нет уж, вы меня не собьете с пути, товарищ Лазаренко. Фантастика фантастикой, но и трезвую голову на плечах тоже иметь надо…»
Во второй половине дня он прибыл в часть к Полевому. Зайдя на КПП, попросил связаться с полковником, и вскоре явился посланец Бориса Андреевича — невысокого роста, загорелый чуть не до черноты малый в чине капитана, с очень серьезным выражением лица и не менее строгой выправкой. Капитан сухо представился:
— Сиротин, — и велел следовать за ним.
За все то время, что они шли к Полевому, Георгий пытался вызвать спутника на разговор, но капитан упорно хранил молчание. Когда вошли к полковнику, Сиротин козырнул и удалился.
— Рад тебя видеть, — Полевой двумя руками схватил протянутую ладонь Георгия. Предложил сесть. Достал из стола сигареты, предложил закурить, но Георгий отказался.
— Ну как тебе мой Сиротин?
— Капитан? — Георгий вопросительно кивнул в сторону двери. — Очень приятный собеседник. Откуда он такой загорелый? Прям как из Африки.
Полевой усмехнулся.
— Это, брат, такой боец, какого еще поискать! Не побоюсь сказать лучший, каких я знал, — хвастливо произнес он. — С ним ты и пойдешь в разведку.
— Еще кто-нибудь будет?
— Только вы двое. Чем меньше народу, тем тише, согласен?
— Согласен.
Настало время на практике вспомнить все, что когда-то связывало Георгия с армейской службой. Полевой отдал Георгия в распоряжение капитана. Сиротин, как это Георгий уже понял, словоохотливостью не страдал, и невозможно, казалось, было пробиться сквозь нежелание (а скорее даже неумение) капитана говорить попусту. Слова он предпочитал делу. Для начала Сиротин подобрал ему соответствующую экипировку, благодаря которой они могли бы пройти незамеченными. Серьезно удивил маскировочными костюмами, мастерски сработанными собственными руками и совершенно не похожими на те, которыми обычно пользовались бойцы в обычных частях. В этих костюмах было полно карманов, и в каждый можно положить что-нибудь необходимое из того, что Сиротин приготовил заранее: капитан предусмотрел каждую мелочь. Все это произвело на Георгия впечатление — теперь он совершенно ясно понял, что его спутник отнюдь не прост и имеет за плечами опыт куда больший, чем просто служба. И молчаливость его происходила оттуда же — из особого опыта. Не иначе спецназовец, догадался Георгий.
— Автомат дадите? — спросил он, однако Сиротин посмотрел на него, как рублем одарил, так что отпала всякая охота шутить.
Затем капитан заставил его попотеть на тренировочной площадке. Все так же преимущественно помалкивая, Сиротин хмыкал, если у Георгия что-то не ладилось, и в его присутствии Волков ощущал себя пацаном, хотя он был примерно одного возраста с капитаном, а то и старше.
Когда Сиротин, наконец, удовлетворился испытанием, Георгий устало доложился полковнику.
— Вы там поосторожнее только. Не нравится мне их таинственность, — предупредил Полевой.
Перед отправкой Георгий занялся своим нехитрым оборудованием. Еще утром, подыскивая фотоаппарат из тех, что имелись в запаснике отдела, он остановил свой выбор на старой, еще, видимо, трофейной, хорошо потертой «лейке» с компактным объективом. Она легко помещалась за пазухой, была простой, без всяких новомодных штучек, и работала безупречно. Георгию не раз ею приходилось пользоваться. Сейчас оставалось лишь настроить ремешок, чтобы камера не давила на грудь и не лезла под мышки. Да еще раз проверил кассеты с пленками — все ли на месте и достаточно ли хорошо упакованы, чтобы не отсыреть, если, не дай бог, придется где-нибудь промокнуть.
