— Агент Вольфрам, доколе вы будете дрыхнуть? Восьмой час уже! — недовольно проворчала крыса голосом Анисимова.

Вольфрам продрал глаза. Казалось, он проспал от силы-то минут десять. Зашумело в голове, когда он сел и уставился на черный корпус робота. Анисимова в комнате не было.

Он посмотрел на часы. Семь. Причем, даже без одной минуты — сейчас прозвенит будильник.

— Ну, погоди, карлик, я до тебя еще доберусь… — предостерегающе процедил Вольфрам, протирая ладонями заспанное лицо.

— Агент Вольфрам, не сердитесь. Это была шутка. Разве вы, люди, не имеете обыкновение периодически разыгрывать друг друга?

— Шутка?

Вольфрам хмыкнул. Он невольно вспомнил, как вчера издевательски присвоил Анисимову не то что нескладное, а в какой-то степени даже неприлично звучащее имя известного гоголевского персонажа. Так что, чья бы корова мычала.

— Ну, хорошо. Я проснулся. А где шеф?

— Его срочно вызвали в центр.

— Почему же он мне ничего не сказал?

— Он не стал вас будить. Вы и так тревожно спали.

Услышав сигнал будильника, Вольфрам с сомнением посмотрел на дверь, словно ожидая, что Сергей Иванович сейчас войдет в комнату. Но этого не произошло.

— Так его точно нет?

— Разумеется. Разве я буду врать?

— Ну да, конечно, — Вольфрам снова хмыкнул.

— Он обещал вернуться, как только освободится, — уточнил ГРОБ. — Так что пока мы будем действовать вдвоем. У меня появились кое-какие соображения, и я готов ими с вами поделиться, как только вы будете готовы.

— Да я хоть сейчас рад выслушать тебя, приятель.

— А как же утренние процедуры? Умыться, зарядка. И даже завтракать не будете?

Вольфрам нахмурился.

— Опять шутишь? Не переигрывай!

— Простите, агент Вольфрам, наверное, вы правы.

Огоньки на черной поверхности заиграли более спокойно. ГРОБ сделал паузу в несколько секунд и приступил к своему монологу:

— Во-первых, я очень рад, что вы исполнили вчера мою просьбу и добыли для меня образец из квартиры Кулагина. Это совершенно очевидно биологический продукт, представляющий собой скисшее молоко, или, говоря народным языком, простоквашу. Моей задачей было установить точную дату появления данного продукта в квартире Кулагина. Для этого мне нужно было воспроизвести процесс скисания коровьего молока, три образца которого, в виде продукции местного молочного завода, упакованной в разную тару, были взяты агентом Баргузином вчера же в магазине. Разумеется, мне пришлось ускорить процесс, сделать скидку на условия хранения и некоторые другие обстоятельства…

Из всего этого душемучительного ряда слов Вольфрам воспринял только словосочетание «точная дата». Вместо завтрака он налил себе молока (того самого, «образцы которого…») и терпеливо ждал, когда ГРОБ назовет искомое значение.

«Краткость — сестра таланта, но это не про тебя», — со смирением подумал Вольфрам. Впрочем, такой уж он был, этот черный дурень, и переделать его, вероятно, не представлялось возможным.

— Итак, я утверждаю, что молоко это по жирности и качеству соответствует второму образцу, и было оно налито в тарелку либо вечером двадцать восьмого мая, либо утром двадцать девятого мая.

— Либо в ночь с двадцать восмого на двадцать девятое мая, — добавил Волков.

— Совершенно верно, агент Вольфрам, — подхватил ГРОБ, оставив без внимания сарказм коллеги.

— Ну что ж, похвально, это должно помочь нам в реконструкции событий, — сказал он.

— Спасибо, — ГРОБ зарделся огнями.

— У тебя еще что-то припасено? — спросил Вольфрам, недовольный тем, что все приходится вытягивать клещами. Прям, как тех карликов из сна.

— Да, разумеется. Приступим к «во-вторых». Здесь я позволю себе несколько унизить ваше человеческое самолюбие, агент Вольфрам. Как вам известно, человеческое ухо не способно воспринимать некоторые нюансы речи, особенно произносимой тихо или в бредовом состоянии.

— Это ты о чем? — немного напрягся агент.

— Вот вы здесь пишете, что… — сказал ГРОБ, при этом чем-то щелкнул, и из прорези на гладкой его поверхности вывалился дисплей, на котором Вольфрам увидел собственноручно написанный отчет. — Привожу вашу же цитату: «Склонившись над Дымовым, я услышал, как он, перед тем как потерять сознание, произнес следующие слова: „Убирайся к черту со своей писаниной!“».

ГРОБ предупредительно замигал огоньками.

— А теперь привожу фрагмент сделанной вами записи в кабинете Дымова.

Вольфрам услышал больше посторонних шумов, чем что-то похожее на голос теряющего сознание профессора.

— Вы не замечаете разницу?

— Нет, а что должна быть?

Огоньки взбудоражено вспыхнули.

— Но как же?! Вот вы пишете, кавычки открываются: убирайся к черту со своей писаниной! Кавычки закрываются, конец цитаты. А вот, что произносит Дымов на самом деле.

Снова зазвучала запись, но и сейчас Вольфрам не воспринял разницу.

«Бюрократ несчастный!» — он с содроганием подумал, что и сегодня придется присовокуплять к записям письменный отчет.

— Ты не умничай, говори толком! — не выдержал он.

— На самом деле Дымов говорит следующее: Убирайся к черту со своей ПСИНОЙ!

ГРОБ раз он прокрутил запись и только теперь слух и мозг Вольфрама уловили смысл.

— То есть…, — на ходу соображал он, — из этого следует, что Дымов, судя по всему, обращается к Кулагину, который, возможно, приходил к нему в кабинет с собакой.

— Именно так, Вольфрам, — довольно произнес ГРОБ.

— Значит, собака у Кулагина была! — подчеркнул Вольфрам, не оставив без внимания панибратство. Он нахмурился, но на первый раз решил ничего не говорить, но если повторится, тут же пресечь любые поползновения к фамильярству.

— Прошу заметить, что это было странное существо, — прогудел ГРОБ. — Оно даже не притронулось к налитому молоку. Что из этого следует?

— Что она не любит молоко.

— Кто — она?

— Собака, — пояснил Вольфрам.

— Я все же предпочел бы термин «существо», поскольку называть его собакой у меня пока нет никаких оснований.

— Ну, как знаешь.

Огоньки на поверхности ГРОБа возмущенно вспыхнули все разом.

— Я не понимаю, агент Вольфрам, почему вы готовы считать неочевидное очевидным?!

— Потому что я человек, и мне гораздо привычнее считать это существо собакой. Тем более, что Дымов так и сказал. Да что ты вообще привязался к этой собаке?! Может, она была у Кулагина всего один день. Он отправился с ней на работу, что здесь такого?

— Вы сами-то хоть верите тому, что говорите? — спросил вдруг ГРОБ, и голос его прозвучал непривычно тихо и даже с каким-то подозрением: мол, а все ли у вас, агент Вольфрам, в порядке с головой?

— Ну, согласен, хватил я немного. Странная это собака, не буду больше спорить. Была и не стало.

— Не собака. Существо.

— Существо, конечно, существо.

— Я бы еще добавил, что речь идет не об одном существе, о котором мы не можем сказать ничего с определенностью. Ваш вчерашний отчет содержит информацию о некоей крысе, разговор о которой завел с Грушиным погибший Мясоедов.

Вместо ответа, Вольфрам схватился рукой за лоб, растер виски. Он вдруг почувствовал, что его мелко трясет. И еще понял, что его желанием всегда было именно это — гоняться за неведомыми тварями. За самыми непонятными и таинственными существами, которых еще нет ни в одних каталогах инопланетной нечисти. И сейчас как раз такой случай. А он, вместо того, чтобы подвергать все сомнению, зацепился за эту «собаку», будь она неладна.

— Можно ли назвать эти сомнительные упоминания чисто случайными совпадениями, ни о чем конкретно не говорящими? — немного успокоившись, спросил он. — Допустить, что у Кулагина, Мясоедова и Дымова повредилась психика. И никаких существ, ни крыс, ни собак, на самом деле нет.

— Есть вероятность того, что Дымова подвела речь, и он действительно хотел произнести слово «писаниной». Или, что собака ему привиделась. Он ведь большой любитель выпить? Так же можно допустить, что Кулагин, повредившись психикой, кормил несуществующую собаку, а Мясоедов заговорил о крысах гипотетически.