– Гениально! – только и сумел произнести Канни, восхищаясь простотой столь глубокой мысли. – Ты сама это придумала?

– Ну, не то, чтобы совсем сама. Это была философия жизни моего отца. Он был очень жизнерадостным человеком.

– Ты сказала, «был»?

– Да, его уже нет в живых. Он умер три года назад в возрасте восьмидесяти шести лет в полном здравии и при ясном рассудке.

Она сказала это достаточно легко, в её голосе почти не было слышно печали утраты.

– Ты об этом так спокойно говоришь?

– О чего об этом печалиться? Когда я думаю о нем, я стараюсь больше думать о тех радостных моментах, которые мы переживали вместе. Он так учил, и он так заповедал нам относиться к его смерти. К тому же, он верил, что смерть, это всего лишь переход в мир иной. Здесь ушёл, там пришёл, вот и все. Он всегда мне говорил, что мы с ним ещё встретимся в вечности, а значит и печалиться о разлуке нет смысла.

– Такому отцу можно позавидовать.

– А у тебя, …какой был отец?

Канни опустил голову:

– Я не помню своего отца. Мать помню, а отца нет.

– Мать тебя воспитывала одна?

– Н-нет, – чуть помедлив, ответил он, подбирая подходящую версию, более-менее соответствующую его воспоминаниям. – Я воспитывался в интернате.

– А, понятно.

Какое-то время они ехали молча.

Канни думал о том, что, как бы там ни сложилось его будущее, ему будет что вспомнить. И даже если у него ничего не получится с Сюзи, эти дни скорее всего останутся самыми лучшими из всего, что он переживал в своей жизни.

Он посмотрел на неё и залюбовался ею, подумав, что она красивее всех, кого он когда-либо видел. Она ему кого-то напоминала, но он никак не мог вспомнить, кого.

– А о чем ты сейчас думаешь? – спросила она.

– Честно?

– Конечно, честно. А как же ещё?

Почему-то он просто не мог, не хотел ей лгать, поэтому, несмотря на то, что кровь хлынула ему в лицо, он сказал, как есть:

– Думаю, что ты потрясающе красивая женщина. Думаю, что никогда в жизни я не встречал такой красоты. Думаю, что, даже если у нас с тобой ничего не получится, все равно это время, проведённое с тобой, самое лучшее в моей жизни.

Она посмотрела на него, как обычно, заглянув ему в самую душу и, ничего не ответив, отвернулась, чтобы смотреть на дорогу, но Канни увидел, как по её щеке течёт слеза.

Видимо, ей потребовалось время, чтобы справиться со своими чувствами. Он не мешал ей, а просто смотрел и смотрел на её правильный и смелый профиль, насыщая свой взор её красотой.

Сколько это длилось, было непонятно, потому что ощущение времени остановилось, но в какой-то момент Сюзи все же спросила:

– А ты на самом деле хотел бы, чтобы у нас с тобой получилось?

– Да, конечно! – ответил он настолько порывисто и эмоционально, что она ничуть не усомнилась в его искренности, и спросила:

– Тогда, что тебе мешает?

Он не смог ответить сразу, потому что не был готов к такому вопросу и задумался, а что на самом деле ему мешает? Прокручивая в голове все, что с ним произошло за последние несколько дней, он понял, что скорее всего ему мешает неясность его ситуации, понимание, что он на данный момент не свободен, и что за свою свободу ему нужно будет бороться, и он не знает, сможет ли он победить в этой борьбе. Но как ей все это рассказать? Он понимал, что, если он откроется ей, его тут же просто уберут. А могут убрать и её, как свидетеля. Если он попробует сейчас освободиться сам, его тоже, скорее всего, просто уберут, и он даже не знает, что может сделать с ним Алекс с помощью вживлённого в него микрочипа.

Он чувствовал, что она ждёт ответа, а он не может ей его дать так, чтобы не солгать и при этом не открыть то, что он не имеет права открывать, и от этого ему стало мучительно больно и дискомфортно.

– Хочешь, но не можешь ответить, да?

Он молчал.

– Тебя что-то мучает? Я же чувствую. Мучает?

– Да.

– А открыть мне пока не можешь, и из-за этого мучаешься, да?

Он молча кивнул.

– Тогда, – она тяжело вздохнула, – не мучайся. Не можешь говорить, не надо. Я не стану из тебя ничего выпытывать. Когда-нибудь расскажешь, если это будет нужно. А пока достаточно и того, что уже есть.

– Точно? – он не мог поверить своим ушам.

– Да, будь спокоен. И главное, – она снова посмотрела на него, и, хотя её глаза были слегка влажными от слез, они все равно светились радостью и почему-то благодарностью, – это никоим образом не отразится негативно на наших отношениях.

Это было как гора с плеч. Он вздохнул с облегчением и сказал:

– Спасибо.

– Тебе спасибо, Костя, – тут же ответила она. – Мне тоже ещё ни с кем не было так хорошо.

– Даже с ним?

– С кем?

– С твоим мужем?

Он тут же почувствовал, что зря задал этот вопрос, но Сюзи, чуть кашлянув, посмотрела на него и спокойно сказала:

– Возможно, если бы я его не потеряла, мне было бы с ним тоже так же хорошо. Но …увы, – ей было трудно говорить, но она умело владела собой, – этого не произошло, …поэтому я не знаю. А тебя я попрошу кое-о-чем, ладно?

– О чем?

– Мой отец говорил, что это не мудро, если у тебя с кем-то не сложилось по какой-либо причине, нести это в свои новые отношения. Поэтому давай мы постараемся между нами не вспоминать о том, с кем и как мы были в прошлом. Хорошо?

– Более чем согласен, – ответил он и подумал:

«Было бы ещё что вспоминать», – и в этот момент вспомнил Таиру.

Вдалеке показался большой синий знак с белой стрелкой, указывающей направление движения с надписью «Airport».⁴

Весь день Лера ждала ответа от брата.

Она понимала, что, скорее всего, он очень занят, и у него полно работы, и он не сможет, как она, написать ей письмо хотя бы даже на обеде. Скорее всего, если ей повезёт, на обеде он его только получит и, может быть, прочитает. А напишет ответ либо на ужине, либо вообще вечером после работы. Но несмотря на все эти логические рассуждения, она все-таки надеялась, что может быть им повезёт, и Андрей ответит в течение дня.

Каждый раз, когда кто-то по какой-либо причине заходил на камбуз, Лера смотрела во все глаза и слушала во все уши, надеясь, что может быть это и есть её ответ.

Наступил вечер. Работы было, как обычно, много, что было нормально, поскольку каждый день завтракало, обедало и ужинало одинаковое количество человек. Долли объяснила ей, что кроме этого камбуза на корабле есть ещё один поменьше, но он более высокого уровня и предназначен для того, чтобы кормить только командный состав. Она показала ей на второй ярус, в том направлении, где этот камбуз должен был находиться, сказав, что, если на первом и нулевом уровне в основном все трапезничают прямо на рабочем месте за исключением надзирателей, для которых есть столовая, то на верхнем уровне при камбузе есть ресторан для корабельной элиты. По вечерам, когда иллюминаторы ресторана были открыты, до Леры время от времени доносились звуки и голоса, свидетельствующие о том, что там идёт пир горой. Оттуда можно было услышать громкий смех, произносимые тосты, женские возгласы, звон бокалов и тому подобное.

В этот вечер во время ужина в ресторане было особенно шумно. Что касается нижнего камбуза, время ужина уже прошло, как в столовой, так и на рабочих местах, после чего осталась только гора немытой посуды.

Так и не получив ответ от Андрея, Лера, как обычно, занималась мытьем, периодически вздыхая и думая о том, что её брату, видимо, очень нелегко, если он не сумел ей прислать ответ в течение дня.

Она не заметила, что мимо неё несколько раз прошёл Кевин, каждый раз заглядывая в раковину и оценивая, сколько там еще посуды. Обычно Лера успевала помыть примерно две трети, оставляя одну треть на утро, после чего она шла в маленькую душевую, где полоскала тряпки и умывалась. Если вместе с ней работала Элизабет, наутро посуды не оставалось, но Лера заметила, что, когда наверху идёт пиршество, Элизабет никогда не бывает рядом. Как объяснила Долли, мулатка, будучи красивой и лицом, и телом, подрабатывает танцовщицей в ресторане, после чего остаётся на ночь с кем-то из офицеров, и мечтает, что её окончательно переведут на верхний уровень, поскольку там и еда лучше, и общество солидней. Чен тоже время от времени призывалась наверх, но в отличие от Элизабет, ей это похоже не нравилось, и она с большей охотой помогала Долли с приготовлением еды. Долли сказала Лере, что, когда наверху гуляют, все без исключения красивые женщины на корабле, хотят они этого или нет, используются офицерами для удовлетворения их сексуальных желаний, просто одним женщинам это нравится, а другим нет. Что касается её, Долли, то она и ещё несколько толстушек просто не считаются красивыми, поэтому их эта участь обходит стороной. А ей, Лере, когда она чуть подрастёт, поскольку она красивая, тоже предстоит смириться с этой неприятной, но неизбежной женской долей. На вопрос, можно ли этого как-нибудь избежать, или вообще убежать с корабля, Долли сказала, что такое вряд ли возможно, поскольку это крупное торговое Иракское судно, что у них все куплено, и поэтому им плевать на все проверки, международные законы и все такое, а убежать с корабля пока никому не удавалось. С непокорными здесь никто не церемонится, и в случае недовольства их просто избивают и скармливают акулам, чтобы неповадно было другим.