Литмир - Электронная Библиотека

Я взял в руки книгу, подержал на весу и передал её в руки старушки. Она трепетно приняла томик и опустила его в выцветший синий атлас дамской лакированной сумочки:

– Спасибо вам огромное! Она сегодня будет звонить вечером, она каждый вечер мне звонит, – я ей скажу, что книга ждёт её дома. Не обижайтесь на неё, она не всегда была такой… дерзкой.

Больше я ни старушки, ни фурии не видел.

Наверное, в той книжке, во второй её части, она нашла ответы на свои вопросы.

А я продолжал нести свою вахту по соседству с параллельным миром, где на обложках книг смуглые мачо в белоснежных блузах, развеваемых порывами ветра, в плащах, окутывающих волной цвета вороньего крыла, в широкополых шляпах ломали об колено позвоночники златокудрым блондинкам, закрывшим в истоме глаза, откинувшим слабую руку за голову и готовым принять обрушивающийся на них влажный рот.

Пост сдал! - i_005.png

Настоящий Дед Мороз

Меня в десятом классе пионервожатая попросила побыть на школьном детском утреннике для младших классов Дедом Морозом. Я с ней дружил – славная девочка была, лет двадцати двух. Она мне помогала, если надо было в РОНО выбить разрешение на увеселения для нас – старшеклассников, а я ей помогал своим авторитетом, если надо было, чтобы никто из моих дружбанов на торжественной линейке слово «хуй» из толпы не сказал. Именно она однажды тайком принесла в школу и дала мне взять домой зарубежно-запрещённый музыкальный журнал Rolling Stones, из которого я срисовал портреты Pink Floyd, Fleetwood Mac, Blues Brothers и ещё кучу всего. Она отвечала за утренник, но оказалось, что актёр из городского театра, он же родитель моего одноклассника, заболел.

И костюм Деда Мороза уплыл на другие утренники для других детей. И сроки судорожно поджимали: завтра.

Из атрибутики у пионервожатой нашёлся только ярко-красный шёлковый мешок.

– Из галстуков, что ли, сшили?

– Нет, от выборов остался: с ним по квартирам ходили.

– А эти дети… Я их больше пяти минут не выдержу, начну хвою в рты запихивать…

– Мне больше просить некого, а ты столько мероприятий в школе проводишь, дискотеки, опыт есть.

– Так нет ничего! Ни бороды, ни валенок, ни рукавиц, ни посоха. Ни тулупа. Ладно, что-нибудь придумаю.

Вечером собрались своей школьной алкатнёй на автобусной остановке, сидим перетираем всякое, говорю им: «Чуваки, завтра я – Дед Мороз». Все косо посмотрели на меня: «Опаньки!»

Пришлось делиться с ними бедой пионервожатой, которую, кстати, вся школа любила. Бывают такие люди, от которых свет исходит. А уж после того журнала она вообще получила пожизненное уважение.

Стали думать, как найти в закромах малой родины, то есть в кладовках и на антресолях, хоть что-то, что могло бы меня сказочно превратить в старого весёлого деда. Кто-то вспомнил про ржавое ружьё в сарае. Разошлись выгребать закрома.

На следующий день в школу было принесено всё, что только было найдено.

Я впервые в жизни увидел столько секонд-хенда, хотя слова такого в стране ещё не было. Даже тулуп подобрали. Не алый, конечно, но и не совсем убитый. Подпоясали ярким кушаком, стало не так напоминать про некрасовских зайцев-утопленников. И рукавицы на пять размеров больше, и посох у завхоза добыли – черенок от старых грабель. Вроде всё собрали. Не было только валенок. Ну откуда в Севастополе валенки? Всё что угодно есть, а валенок нету. Не завезли. Не тот климатический пояс выбрали для утренника. Алые женские сапоги на шпильках, которые решено было принести в жертву и срубить каблуки, чтобы подошва плоская была, на меня не налезли. А утренник уже вечером. Вечером утренник, утром вечерник. Страна вневременных праздников. Бороду и усы из мочалок девочки мне сделали, но валенок не наваляли.

Сижу в подсобке рядом с актовым залом в джинсах и в обычных зимних ботинках. Вроде кто-то обещался что-то похожее на валенки раздобыть и принести, но так и не стряслось.

Ещё эти дети… Я их не очень люблю. Маминых любил, но там другие – детдомовские, а к этим упитанным детсадовским упырям ну никак душа не лежала. У них вечно какая-то бессмысленная возня, гам, мельтешение, истерики «хочу» и «дай» в универмагах, вечная попытка утянуть на себя внимание любой ценой, постоянные сопли-слёзы и совочком по лбу.

«Дед Мо-роз! Дед Мо-роз!» – заверещали истошные детские голоса.

Стихи, частушки и остальное я знал с детства, так как мама была воспитателем и дома весь этот фарш-набор слов знали все. У нас собирались воспитатели и нянечки, чтобы склеить к утренникам короны-кокошники, выучить и отрепетировать под маминым руководством тексты.

Распахиваю дверь и вхожу в актовый зал. Яркий свет, как специально. Хоть бы дым по полу пустили. Или вообще свет вырубили, я бы «ёлочка, зажгись» сделал и потом вещал новогодние кричалки из тёмного угла. Но свет горел так, что у гигантского натюрморта, висящего над школьным буфетом, краска из-под пыли проступила. И началось.

Всякие там из леса с подарками, давайте веселиться, хороводиться, может, чё споём.

– Я начну, а вы кончайте: хором дружно отвечайте! – начал я басить своим пятнадцатилетним альтом.

Загадки, хоровод, Снегурочку позвали, та на себя временно внимание перетянула, а я свободно вздохнул на пару минут. И снова в бой. Незаметно для себя втянулся. И в хороводе с ними забродил, и на руки этих чудовищ поднимал, и стихи троечникам подсказывал, и скромных отличниц, стоящих вне зоны веселья, за руку затаскивал в общее действо. Песни только не пел – у меня по пению вечное «к доске не вызывать» стояло, да и учитель пения тут же под ёлкой на баяне наяривает, хоть бы смазал по случаю дверные петли на своём инструменте.

Час отпрыгал по залу в тулупе – уже все воды отошли. А я не мог даже горло промочить: Деды Морозы не пьют. Они из другой, сказочной жизни, им не положено земное. И голос стал уже такой – дед-морозовский, пересохший, с хрипотцой. В общем, было весело, и праздник подходил к концу. Меня уже ждали за порогом сказочные олени в страну оленью – на остановку к моим алкашам.

И тут один мальчик громко так, чеканя каждое слово, как все ученики младших классов читают выученные стихи, произносит: «Дедушка Мороз, а я тебя знаю! Ты Серёжа из десятого «А»!»

И пальцем показывает на то место, где тулуп резко обрывает сказку и открывает вид на джинсы и обычные зимние ботинки.

Если вас когда-нибудь родители застукивали во время полового акта, то вы меня поймёте.

Баян квакнул, и стало тихо. Дети остановились и посмотрели на предательски торчащий из-под моего длинного тулупа деним.

Мне внезапно стало хреново. С прилепившейся ко лбу мокрой мочальной прядью я старался не смотреть в сторону обманутых детей. Пионервожатая замерла в углу с мешком подарков и глядела на меня с ужасом и болью. И Снегурочка, оторопев, молчала. А ведь могла бы пуститься в пляс или песню затянуть.

Кромешную тишину разорвал голосок третьеклашки:

– А нам всё равно было весело!

Пионервожатая опустила мешок на пол, зашуршали пересыпающиеся внутри целлофановые подарки. И стала хлопать в ладоши, увеличивая фрикции. И все зааплодировали.

Поздно вечером, сидя с корешами на остановке, я отхлёбывал «777» и молчал на все расспросы.

– Ну что, напрыгался с гадёнышами? А джинсы как? Не догадались?

– Догадались. Но сказали, что у них всё равно сегодня был Дед Мороз.

Пост сдал! - i_006.png

Похмельный пылесос

Итак, летнее время на окраине подмосковного Одинцово. Я тогда ещё хорошенько так употреблял, без приставки «зло-», ибо побеждало, как всегда, добро.

Просыпаюсь утром с великого бодуна. Башка трещит, я не помню лиц, с кем вчера бухал, помню только последние девять цифр их телефонов. Звонок в дверь! Ура! Принесли же!

9
{"b":"638586","o":1}