Несмотря на то что Севастополь был крупным портовым городом, настоящая валюта, то есть доллар, присутствовал в домах только в качестве сувениров. И любоваться им могли лишь хозяева: любая демонстрация его посторонним людям грозила приходом в квартиру швондеров и прочих угрюмых проверяльщиков.
Светлана Владимировна распрямила спину и стала торжественно разворачивать серо-зелёный транспарант. За задними столами привстали.
Развёртывание вражеского символа происходило прямо у меня над головой, я даже видел водяные знаки. «Её посадят», – пронеслось у меня в голове. Хотя у неё есть алиби: это наглядное пособие. Наверное, у этого доллара имеется не только банкнотный, но и инвентарный номер, зарегистрированный по всем правилам вещдоков.
– Вот так выглядит один доллар США…
И тут прозвенел звонок.
Она ослабила правую руку, и доллар сконвертировался в упругую трубочку, чтобы опять сгинуть среди таинственных вещей сумочки Светланы Владимировны.
В следующий раз я увидел доллар в 1991 году.
Светлану Владимировну после выпуска из училища я не видел уже никогда.
В прошлом году те, с кем я учился, обманом вытащили меня на встречу с однокурсниками. Я пришёл, но встретил не однокурсников, а толстых и лысых мужиков с мешками под глазами. Пили, ели, вспоминали училище. Я услышал, что Светлана Владимировна какое-то время ещё преподавала, а потом ушла и полностью исчезла из информационного поля.
«Женщина!» – такова была её пожизненная характеристика.
– Серёга, а помнишь, как она тебя застукала, когда ты её портрет рисовал под столом? А-ха-ха-ха! Ну у тебя и вид был – такой же серо-зелёный, что тот доллар!
Документальная фотография
Документы и фото – это всегда единство и борьба противоположностей. Это первое столкновение с раздвоением личности по команде «Не моргать!».
Когда я в 16 лет получал свой первый паспорт, пришёл в фотоателье в джинсовой модной рубашке, купленной на две бабушкины пенсии. Рубашка была на медных клёпках и с огромным воротником. С хаером до плеч и пробором посередине – последствия битломании. А из-под рубашки торчала модная водолазка – самый главный козырь в конкурентной борьбе за самую красивую девушку на районе.
Сажусь в кресло, делаю официальный вид.
Фотограф отрывается от аппарата:
– На паспорт положено в галстуке.
– У меня его сроду не было.
– А надо.
– Да где я его возьму? Мне 16 лет, я не на пенсионное фотографироваться пришёл.
– На, мой возьми.
И протягивает галстук в каких-то огурцах, петухах и разводах. Лилового цвета со следами побежалости.
Я повертел его, неумело повесил на шею, подтянул узел к кадыку. В таком положении сопротивляться здравому смыслу бесполезно.
– А пиджак?
– Что пиджак?
– В пиджаке положено.
– У меня дома только офицерский китель есть.
– Это на военный билет, тебе ещё рано. На, возьми мой.
Пиджак повидал в этой жизни всё: и встречи, и разводы, и «товарищ милиционер, я честно больше на скамейке спать не буду!». К тому же он был коричнево-жёлтый. Ну вот как раз под джинсовую рубашку.
– А воротник рубашки можно поверх пиджака?
– Зачем? И так красиво.
На это я возразить ничего не мог. Если человек искусства тебе говорит, что красиво, – значит, так оно и есть.
Получив квитанцию, вышел из ателье. Взглянул на витрину. Выражение лиц на фотографиях было такое, будто каждого из них застали за самым неприличным в их жизни занятием. Только пятилетний мальчик с телефонной трубкой выглядел естественно. Дети верят в назначение предметов, и этот ребёнок, видимо, честно в этот момент звонил маме по беспроводному аппарату с дисковым набором.
Секретарша паспортного стола привыкла к лицам любого социального слоя, материального благополучия и алкогольного отравления. Но, увидев мои снимки, она медленно подняла на меня глаза.
И я такой стою, руки в карманах, нога за ногу. В заднем кармане джинсов, купленных на мамину зарплату, торчит огромная, словно садовый инвентарь, расчёска, которую после причёсывания надо было демонстративно продувать.
– Я не могу принять такую фотографию. Вы посмотрите на себя.
Да что ж такое! Я на школьных фотографиях получался лучше, чем герои-любовники мирового кинематографа на обложках «Фильмшпигеля». Подхожу к столу, беру в руки ленту с моими фото и понимаю, что я впервые в жизни взглянул в лицо смерти: пережатое галстуком горло, вытаращенные в пустоту глазницы, щёки, как у обезумевшего бобра, и воротник, который затмил бы весь двор Медичи, – вздыбленный до выше ушей, подобранный галстуком в какую-то страшную гармонь, надетую на шею, и сам галстук, вернее, его узел. Пиджак при этом топорщился кащеевыми плечами, меня на Кавказе овцы за своего чабана приняли бы. Чувака на фотографии словно только что сняли с виселицы после неожиданного помилования. На всём лице от уха до уха была написана фраза: «Бля! Я забыл выключить утюг!»
Еле уговорил секретаршу принять это фото: времени нет, молодость уходит. В знак великой скорби. Для этого пришлось продуть расчёску.
Но этот паспорт меня потом не однажды спасал.
Когда я после школы устраивался на завод плотником, мне в отделе кадров обрадованно сказали: «У нас как раз в бригаду гробовщиков человек требуется!»
И я почти год делал гробы, поэтому досконально знаю их устройство, принцип работы, условия эксплуатации и гарантированный срок службы.
Оставшиеся снимки из этой фотосессии тоже принесли немало пользы. Достаточно было показать фото любой девушке, как она тут же норовила погладить меня по голове: «Как же ты не погиб в 16 лет?» После чего руки мои обретали раскрепощённость, движения становились наглее.
Вторая жена за меня замуж вышла по этой фотографии, кстати. Она вообще питала слабость к бездомным котятам.
Влажный рот
Самая читающая страна мира в середине девяностых превратилась в ещё более читающую. Наверное, мы тогда побили все рекорды вырубки лесов под литературный эшафот.
Читали книги все и везде. Глянец уже начинал потихоньку оккупировать прилавки, литературные негры килотоннами выдавали на гора словесный шлак, вошёл в моду карманный формат – покетбуки, которые можно было захлопнуть на любой странице и продолжить читать с первой попавшейся. И самым козырем, делавшим кассу книготорговцам, стали детективы и любовные романы в историческом антураже.
Мне повезло работать на этом поприще и жить за счёт него же. Я служил в частной книгопродающей фирме в качестве «старший куда пошлют». И витрины оформлял, и за книгами в издательства мотался, и в кладовке пылился, и за прилавком стоял.
Влёт шла серия «Чёрная кошка» издательства ЭКСМО. Не читал, но и не осуждаю. Два раза в неделю мы ездили за обновлениями для книжных магазинов страны. Существовала очень сложная формула взаимоотношений издательств и магазинов, когда последним было раза в два выгоднее покупать у таких, как мы, а не напрямую. Формулу, конечно, не помню, ибо гуманитарий.
Кроме того, наша фирма исполняла функции отдела продаж в книжном магазине на Пражской.
Мой отдел «Учебники и компьютерная литература» находился как раз напротив входной двери, поэтому из всех сотрудников магазина я страдал больше всех. Любой входящий сразу направлялся ко мне. Вопросы были разные, включая «У вас есть линейка в 145 градусов?». После продолжительных переговоров с применением метода показа-рассказа выяснялось, что подросток имел в виду «не, не эту, та круглая такая», и вскоре он уходил радостный с транспортиром под мышкой.
Или вот ещё. Копошусь я со своими книгами, притаскиваю новые, убираю ненужные – рутина. Ко мне подходит покупательница:
