— Мой герой несёт с собой связку добрых поленьев, негоже ему просить приюта, не давая ничего взамен! Но так ли хороша твоя красавица?

— За тысячи лунных жизней рождается лишь одна такая, — с гордостью проговорила Грезэ, даже не поворачивая головы в сторону Лерхе, — так что, скорее, твой герой будет нехорош для моей красавицы, чем наоборот.

— Зря, вздорная, хулишь моего героя, не зная его. Он пришёл из дальних краев, о которых нам с тобой и не слыхать. Он скитался по свету, одинокий бирюк, и сейчас мечтает найти свой приют. Устал он с дороги, устал от прежней жизни. Хватит медлить: скажи, поднесёт ли твоя красавица ему вина?

Сик блестел глазами, еле сдерживая улыбку. Родерик, стоявший за его спиной, выпрямился и впервые посмотрел на Лерхе. Она тоже смотрела на него, и слезы стекали по её щекам. Девушка впервые плакала от счастья. Грезэ немного замешкалась — она тоже очень волновалась — но вскоре продолжила тем же насмешливым тоном:

— Отчего бы моей красавице не поднести ему вина, раз он принес дров к её очагу? Но станцует ли твой герой с ней при всех? Споёт ли песню только для неё?

— Их танец не кончится и за чертой, но песни его стоят очень дорого. Не знаю, найдётся ли у твоей красавицы, чем расплатиться за лучшую песню.

— Что же берет твой герой за свои слова?

— Да хоть бы и поцелуй твоей красавицы.

— За поцелуй дева и сама дорого спросит, — Грезэ внезапно почувствовала, что скоро заплачет, — дашь ли руку дочери Лунного бога, герой?

Родерик вышел из-за спины Сика, благодарно похлопал его по плечу и подошёл к сидящим на земле Грезэ и Лерхе. Он чувствовал, как дрожали его колени. Вождь язычников протянул руку Лерхе, и та едва сдержалась, чтобы тут же не вцепиться в неё.

— Возьмёшь ли руку героя, дочь Лунного бога? — торжественно спросил Сик.

Лерхе взяла Родерика за руку. Тот потянул её наверх и легко поднял. Девушка, не отрываясь, смотрела на своего спасителя, на того, кто подарил ей новый дом, новых друзей, новую жизнь. Она смотрела на него и не верила, что теперь он дарил ей себя. Забыв обо всём, Лерхе порывисто обняла Родерика, прижалась к его груди — маленькая пичужка против крепкого древа — и навзрыд заплакала. Сын Стина опешил, но руки сами обняли своё новое сокровище, успокаивающе гладили его по пушистым серо-русым волосам. Родерик перехватил взгляд Грезэ. Она всё же не плакала, сдержавшись, но одного взгляда подруги вождю Последышей хватило для того, чтобы понять: он всё делает правильно. Ему было важно получить одобрение близкого человека, поэтому он благодарно кивнул, почтительно прикрыв тёмные счастливые глаза…

Родив же дочь вождю, Лерхе наконец заслужила благосклонность язычников. Даже старый Эфой перестал хмуриться и смотреть на неё с недовольством. Родерик любил свою дочь, хотя всегда хотел сына. Он шутил, что Каспаром будет его внук, а Лерхе пыталась скрыть свою грусть оттого, что не смогла родить ему наследника.

Но главным счастьем для Родерика в жене было то, как хорошо она его понимала, будто знала все его мысли наперёд. Вот и тогда, повернув к мужу голову, Лерхе спросила:

— Ты хочешь вернуться домой, да?

Она задала вопрос так тихо, что шум волн заглушил его, и Родерик не услышал, а понял по губам. Мужчина пододвинулся вперёд и сел вровень с ней.

— Я очень хочу, Лерхе. Но всё не так просто. Ты знаешь почему.

— Знаю, хотя ты никогда мне всего не говорил. Хорошо, что есть добрые люди, — девушка улыбнулась, — ты решил уйти?

Родерик покачал головой:

— Не всё так просто, — повторил он, — если я уйду…

Лерхе фыркнула, и Родерик оскорбленно замолчал.

— Если… — протянула с грустным смешком Лерхе, — коль ты сказал «если», значит всё у тебя уже решено. А было бы иначе, так ты и рта не открыл бы. Скажешь, я не права?

Родерик молчал, но теперь не от обиды, а от меткости слова.

— Ты права, — сказал он, пересилив себя, — однажды я уйду. И я могу не вернуться. Ты знаешь, почему. Мой брат должен убить меня, чтобы снять с себя проклятие, которое я, не думая, наслал на него. Ты не сможешь занять моё место, потому что…

— Всего лишь жена? — безразличным голосом спросила она. Лерхе правда не интересовала роль вождя. Ей были важны только Родерик, Энциан и Триста.

— Нет, бывшая христианка, — сказал Родерик, пересаживаясь так, чтобы они оказались друг напротив друга. Лерхе спокойно смотрела на него. Казалось, ей было неважно, уйдёт ли муж, вернётся или нет, но Родерик знал, что это не так, — но наша дочь со временем сможет вести людей. Ты достойно воспитаешь её, даже если меня не будет рядом. Сик и Грезэ помогут тебе. И я буду с вами, пока я не пойму, что дальше откладывать нельзя, — Родерик опустил голову, — я ведь трус, Лерхе.

Девушка подняла его голову и посмотрела ему в глаза, а после быстро поцеловала в лоб. Она всегда боялась проявлять ласку по отношению к мужу, который с её появлением стал чуть менее молчаливым и хмурым, но тогда не сдержалась.

— Нет в мире человека храбрее, — тихо, словно опасалась, что их подслушают, сказала Лерхе, — но твой брат не знаком мне. Я не знаю его, не знаю его людей. Поэтому не думай, что я позволю тебе уйти одному. Да, ты мой муж, и я имею право не отпустить тебя.

— Ты не пойдёшь со мной, — твёрдо сказал Родерик, — ты нужна Энциан и…

— Я не о себе говорю, — перебила его Лерхе.

Родерик посмотрел на жену и понял, о ком она говорила. Без слов, без намёков, и он не стал переспрашивать, потому что не видел в этом смысла. Он просто развернулся к ней спиной, и Лерхе точно знала, что это значило. Она распустила его волосы, достала из кармана платья гребень — тот самый, единственное наследство прежней жизни, когда она была Грау, — и медленно начала расчесывать тёмные волосы Родерика, достававшие до лопаток. Даже ветер будто стих, давая этим двоим насладиться красотой моря, любви, доверия и молчания, которое они оба так чтили.

Как и Герард и Равенна, они чувствовали, что придёт день расставания, но Лерхе точно знала, что день этот настанет нескоро. Знала она и то, что Родерик обязательно вернётся к ней. То ли она так верила человеку, которого готовилась отправить с мужем, то ли сами Боги незаметно вселили ей это знание в самое сердце, нам не узнать правды. Но Лерхе, расчесывая жёсткие волосы Родерика, была счастливее Равенны, днём ранее громко и весело пререкавшейся с Герардом.

========== Глава тринадцатая. Помолвка Фиалки ==========

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 275 лунных жизней назад

И не сомкнуть кольцо седых холмов,

И узок путь по лезвию дождя,

И не ищи — ты не найдешь следов,

Что Воин Вереска оставил, уходя.

Мельница, «Воин вереска»

Караульный герцогского замка сладко дремал на солнце, думая, что ничто не потревожит его в тот тихий полуденный час. Сколько раз он внимательно всматривался вдаль, ожидая, что кто-то решится нарушить людской покой. Но в Вестфалии стало тихо с приходом нового герцога, и эта тишина длилась почти пятнадцать лет. Незнакомцы без обозов с товарами были редкими гостями. Поэтому-то караульный и подумал, что кто-то решил подшутить над ним, когда его начали с силой трясти за плечо. Лишь недовольно приоткрыв зелёные глаза, он понял, что это была не шутка. Над ним склонился сам герцог в потрёпанном тёмно-зелёном плаще. Парень вскочил, неловко потирая затёкшую ногу, и виновато залепетал:

— Милорд, вы простите дурака Уво, вы знаете, я никогда не подведу вас и жену вашу, и молодого милорда тоже, я…

Герцог криво усмехнулся, и Уво вдруг понял, что перед ним чужой человек, хотя и похожий на милорда так, как похожи две птицы под облаками. «Уж не сплю ли я часом. Да нет, этот бес вытряс из меня весь сон», — в панике подумал караульный.

— Мне нужен герцог. Где я могу найти его? — спросил человек в тёмно-зелёном плаще. Он немного хрипел, возможно, будучи простуженным.

Уво, жадно вглядываясь в лицо незнакомца, быстро спросил:

— А вы не колдун ли, господин?