Итак, осмотрев Иерусалим, Навуходоносор 15 января 588 года начинает осаду города. Вместе с Иерусалимом вавилоняне берут в кольцо также Лахиш и Азек, бывшие также первоклассными крепостями, которые в отличие от других городов Иудеи, взятых Навуходоносором в начале вторжения, устояли перед натиском его войск. [Emerton J. A. Were the Lachish letters sent to or from Lachish? // Palestine Exploration Quarterly, 2001. Yar 133. P. 2—14]. «Понимая, что положение Иудеи стало весьма опасным, царь Седекия отправил гонцов в Египет с тем, чтобы получить у фараона военную поддержку и, прежде всего, боевые колесницы. Эту информацию подтверждает также и текст глиняных табличек Лахиша („Отправился военачальник Канияху, сын Эльнатана, в Египет“ табличка 14 и далее)». [Маламат. Указ. соч. С. 148]. И пока город жаждал услышать победное ржанье лошадей, впряженных в египетские колесницы, обращающих в бегство вавилонян, Иеремия продолжал ходить по улицам города, призывая население обратиться к Богу и сдаться на милость вавилонян. В противном же случае город ждет гибель.

Бог хочет, чтобы мы помнили, что сила наша не в золоте, не в укрепленных стенах, а только в Нем.

Послы Иудеи прибывают к одному фараону, но застают уже другого, ибо 8 февраля 588 года Псамментих II умирает. На престол вступает его сын Априй. Это был человек неукротимой энергии и амбиций. «Разгром под Кархемишем, видимо, настолько изгладился из памяти, что египетские верхи отважились открыто поддержать Иудею в ее борьбе с нововавилонским царством». [Перепелкин. Указ. соч. С. 416]. По прошествии довольно длительного срока ритуального вступления на царство Априй посылает флот и армию навстречу Навуходоносору. Первым делом египетский флот нападает на Тир и Сидон. Априй «дает победоносное морское сражение жителям Тира и Кипра и высаживает достаточно войск, чтобы взять Сидон, после чего сдались и другие финикийские города». [Брэстед. Указ. соч. Т. 2. С. 182]. Эта победа объяснялась, в первую очередь, тем, что «финикийские моряки не хотели по-настоящему драться с египтянами за интересы Вавилона. Вавилон был для финикиян угнетателем, а с Египтом их связывали давние и прочные экономические, политические, религиозные и культурные отношения. В Египетском флоте служило много финикийских наемников. После побед на море египтяне заняли Финикию. Они намеревались обосноваться всерьез и надолго. В Гебале, например, они построили свои казармы и храм местной богини. Египетское проникновение в Финикию серьезно поколебало вавилонское господство в Заречье. Восстал Дамаск. Попытки мятежа имели место в Хамате и Арпаде». [Белявский. Указ. соч. С. 92]. Навуходоносор был вынужден снять осаду с Иерусалима и выступить против египтян. [Циркин. Указ. соч. С. 341]. Как только со стен Иерусалима часовые увидели, как вавилоняне снимают палатки и отходят, город охватило неописуемое веселье. Но в этой радости «лишь только вавилонский царь отступил от Иерусалима, лжепророки [опять] стали обманывать Седекию, уверяя его, что вавилонянин не станет более воевать с ним, да и единоплеменники его, которых тот выселил из родины в Вавилон, вернутся и привезут с собою все сокровища храма, которые царь [некогда] похитил оттуда. Тогда пришел Иеремия и стал утверждать как раз противное и предсказывать истину, а именно указывать, что они поступают дурно, обманывая царя; что от египтян им нечего ожидать пользы, но что, когда вавилонский царь победит египтян, он соберется пойти походом на Иерусалим, что он осадит его и загубит путем голода [весь] народ, а оставшихся в живых отведет в плен; что он разграбит имущество, что еще раз похитит богатства их храма, а затем подожжет его и уничтожит город. „Мы же, – продолжал он, – в течение семидесяти лет будем рабами его и потомков его; а затем нас освободят из этого рабства персы и мидяне, которые разгромят вавилонян; освобожденные ими (персами и мидянами), мы вновь построим храм и восстановим Иерусалим“. Эти слова Иеремии были приняты большинством с доверием. Знать же и безбожные люди стали насмехаться над ним, как над сумасшедшим». [Флавий. Указ. соч. С. 21]. Но насмехались они не только над пророком, но и над Самим Богом. Дело в том, что когда войска Навуходоносора только облагали Иерусалим осадой, Иеремия получил особое Божье откровение. «Слово, которое было к Иеремии от Господа после того, как царь Седекия заключил завет со всем народом, бывшим в Иерусалиме, чтобы объявить свободу, чтобы каждый отпустил на волю раба своего и рабу свою, Еврея и Евреянку, чтобы никто из них не держал в рабстве Иудея, брата своего. И послушались все князья и весь народ, которые вступили в завет, чтобы отпустить каждому раба своего и каждому рабу свою на волю, чтобы не держать их впредь в рабах, – и послушались и отпустили; но после того, раздумавши, стали брать назад рабов и рабынь, которых отпустили на волю, и принудили их быть рабами и рабынями» (Иер. 34:8—11). В тот критический момент князьями, принявшими это решение, двигал и страх, и желание увеличить число защитников города из числа бывших рабов, и устранение возможного мятежа рабов, пожелавших, быть может, выслужиться этим перед вавилонянами. [Нир. Указ. соч. С. 126]. Как бы то ни было, рабы были торжественно освобождены, и князья, и царь в смирении склонились пред Богом. И вот теперь, когда вавилоняне отступили от города, «иудейские рабовладельцы нарушили свои клятвы и стали вновь закабалять освобожденных рабов». [Всемирная история. В 24 т. Минск: Литература, 1996. Т. 3. С. 209]. И в то время, как в царском дворце шел пир и лилось вино, в подвалах этого же дворца неслись тихие проклятия вновь закабаленных людей. Между тем Седекия, как любая слабая неуравновешенная личность, все равно, даже после отхода вавилонян, которого он так желал, не мог чувствовать себя спокойно. И вот «Царь Седекия послал Иегухала, сына Селемии, и Софонию, сына Маасеи, священника, к Иеремии пророку сказать: помолись о нас Господу Богу нашему» (Иер. 37:3). Он, царь, который не слушал этого пророка и Божьих вестей, он, который вопреки Божьей воле восстал против вавилонян, он, который только что сотворил святотатство, отпустив было рабов на свободу, призвав при этом Божье Имя, а теперь вновь вероломно закабалив их, он, который развратничал и кадил чужим богам, теперь просит Иеремию молиться о нем. Подобную несовместимость в действиях мы можем часто наблюдать и сегодня. Порой так называемые «новые русские», зарабатывая часто деньги нечестным путем, а то и на крови, потом идут в церковь и жертвуют часть этих денег на храм, на дом престарелых, детский дом. Они подсознательно хотят откупиться этим от Бога, забывая, что они жертвуют «цену пса». «Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа Бога твоего ни по какому обету, ибо то и другое есть мерзость пред Господом Богом твоим» (Втор. 23:18). Забывают, как и забыл Седекия, что «кто отклоняет ухо свое от слушания закона, того и молитва – мерзость» (Прит. 28:9). И если купленное духовенство, как вчера так и сегодня с подобострастием отпускало и отпускает грехи сильных мира сего, то Иеремия прямо ответил царю. «Так говорит Господь, Бог Израилев: так скажите царю Иудейскому, пославшему вас ко Мне вопросить Меня: вот, войско фараоново, которое шло к вам на помощь, возвратится в землю свою, в Египет; а Халдеи снова придут и будут воевать против города сего, и возьмут его и сожгут его огнем. Так говорит Господь: не обманывайте себя, говоря: „непременно отойдут от нас Халдеи“, ибо они не отойдут; если бы вы даже разбили все войско Халдеев, воюющих против вас, и остались бы у них только раненые, то и те встали бы, каждый из палатки своей, и сожгли бы город сей огнем» (Иер. 37:7—10). Видя, что и царь и народ не хотят внимать ему, Иеремия решает покинуть Иерусалим. Он сделал все, что мог, и даже больше, для этого города, который сам избрал свою участь. Пророк решает покинуть Иерусалим. Решает не из-за страха, ибо он никогда не скрывал своего мнения и взглядов, много раз подвергаясь за это смертельной опасности. Решает не из-за того, что он разуверился в Боге, ибо последующие события покажут, что он имел с Ним самую тесную связь. Решает и не из-за того, что устал трудиться на ниве Божьей, ища покоя, ибо до конца дней он будет трудиться на ней. Просто сейчас здесь, в Иерусалиме, его миссия была уже окончена, и он шел туда, где он был нужнее, так как нужно было ободрять людей, указывая им на Бога, сохранять чистоту Истины. «Иеремия пошел из Иерусалима, чтобы уйти в землю Вениаминову, скрываясь оттуда среди народа. Но когда он был в воротах Вениаминовых, бывший там начальник стражи, по имени Иреия, сын Селемии, сына Анании, задержал Иеремию пророка, сказав: ты хочешь перебежать к Халдеям? Иеремия сказал: это ложь; я не хочу перебежать к Халдеям. Но он не послушал его, и взял Иреия Иеремию и привел его к князьям. Князья озлобились на Иеремию и били его, и заключили его в темницу, в дом Ионафана писца, потому что сделали его темницею. Когда Иеремия вошел в темницу и подвал, и пробыл там Иеремия много дней» (Иер. 37:12—16). Избитого, уже не молодого пророка бросают в тюрьму, в которой его начинают педантично морить голодом. [Ренан. Указ. соч. С. 475]. Враги пророка полагали, что несносные условия пребывания, оскорбления, голод и возраст сделают свое дело, и они будут избавлены от своего заклятого врага. Причём унижение Иеремии им доставляло наибольшую радость, подобно тому, как американцам нравится показывать унижения в тюрьме Саддама Хусейна, демонстрируя его по телевидению то стирающим белье, то на осмотре у врача. Но в отличие от иракского диктатора, пророк Иеремия страдал безвинно, и как свидетельствует история, унижение невиновного всегда доставляет наибольшую радость нечестивым. Ибо его праведность бросает невольно на них тень. К тому же, унижая пророка, они тем самым хотели и дискредитировать его весть, ведь если Иеремия действительно пророк от Бога, то тогда почему Господь допустил все эти несчастья в его жизни? Почему проповедуя о наступлении несчастья у тех, кто отвергает Божий призыв, Иеремия пожал эти самые несчастья раньше всех? Сняв осаду с Иерусалима, Навуходоносор разбивает наголову египетское войско, заставив его с позором бежать в Египет, оставив все сделанные завоевания. [Перепелкин. Указ. соч. С. 416]. И теперь, не оглядываясь уже на юг, вавилонский царь приступает к новой осаде Иерусалима. «На девятый же год правления Седекии, в десятый день десятого месяца, царь вавилонский вторично выступил против Иерусалима, обложил его и в течение восемнадцати месяцев осаждал его по всем правилам искусства. В то же самое время над осажденными иерусалимцами разразились два величайших бедствия: голод и заразительная болезнь, сильно свирепствовавшие среди них». [Флавий. Указ. соч. С. 20]. Седекия вновь посылает за Иеремией. «Царь Седекия послал и взял его. И спрашивал его царь в доме своем тайно и сказал: нет ли слова от Господа? Иеремия сказал: есть; и сказал: ты будешь предан в руки царя Вавилонского. И сказал Иеремия царю Седекии: чем я согрешил перед тобою и перед слугами твоими, и перед народом сим, что вы посадили меня в темницу? и где ваши пророки, которые пророчествовали вам, говоря: „царь Вавилонский не пойдет против вас и против земли сей“? И ныне послушай, государь мой царь, да падет прошение мое пред лице твое; не возвращай меня в дом Ионафана писца, чтобы мне не умереть там» (Иер. 37:17—20). Царь испугался. Он держался за пророка, связывая свою жизнь с ним. Ему казалось, что как только умрет Иеремия, погибнет и он, Седекия. Однако, «царь не спешил освободить его, потому что вельможи были настроены враждебно против него; он приказал только перевести его в дворцовую тюрьму, представлявшую собой большой открытый двор, где заключенные, ноги которых были прикованы к стене, сообщались с публикой». [Ренан. Указ. соч. С. 475]. А как часто мы, зная правду, поступаем все равно не так, как она того требует. Седекии казалось, что он нашел неплохой выход: уважил Иеремию, переведя его в лучшие условия, и не вызвал возмущения знати, требующей смерти пророка. Мы тоже часто в своей жизни хотим избрать третье решение, которое устраивало бы всех, которое бы примиряло правду с ложью. Но сделать этого нельзя. Причем такое наше решение неприемлемо ни для Бога, желающего человека спасти не наполовину, а полностью, но и для дьявола, желающего нас окончательно погубить. Третье решение, как компромисс между добром и злом, правдой и ложью, бывает, как правило, первым шагом к погибели. Третьим решением мы хотим успокоить свою совесть. И действительно, такими решениями мы успокаиваем ее. Успокаиваем навсегда, пока она нас уже более не беспокоит вовсе, по причине своей смерти. «Третьи» решения и вызванные ими «третьи» молитвы, «третьи» обращения к Богу – это все та же «цена пса».