— Если сами расскажете, тогда я выслушаю, — её глаза — два блестящих гематитовых камушка — встречаются с моими. Она еще борется с любопытством, но постепенно сдает позиции. Ей страсть как хочется узнать мою историю. А чего хочу я?

Я хочу переложить эту историю на чужие плечи. Хочу, чтобы она случилась не со мной, а с кем-то другим.

Мой личный кошмар начался с болезни мамы. Это был август. Самый жаркий август за последние лет шесть. Мы гостили у моих родителей и чуть ли не каждый вечер ходили с детьми купаться в Волге. Мама лишь однажды пошла с нами, поддавшись на уговоры хотя бы «ножки помочить». Несмотря на жару вода в тот день оказалась ледяной и как бы не возмущались Огги и Нина, я не пускала их купаться. А вот мама зашла в воду по колено, пусть и дрожала от холода. Доказала, что ей не слабо и «есть еще порох в пороховницах». Через три дня она слегла с воспалением легких. В ноябре, за два дня до моего двадцать восьмого дня рождения, её не стало.

В январе следом за ней ушел и папа. Дождался, пока все разъедутся после праздников, и повторил тот же трюк, что и двадцать с лишним лет назад — разогнал машину до предела на скользком мосту. Вы когда-нибудь видели как на полной скорости переворачивается грузовая ГАЗель? Как поднимаются под визжащими шинами облака ледяной пыли, и кажется, что еще мгновение и машина взлетит? Мне довелось увидеть это в записи с видеорегистратора случайного свидетеля.

— Может, нам не стоит об этом говорить? — врывается в мои воспоминания голос Миранды. Смаргиваю стоящую перед глазами картинку. С первого дня маминой болезни и до папиных похорон я моталась между двумя континентами как йо-йо, пытаясь быть в двух местах одновременно. Я жадно собирала последние моменты с родителями и первые — с детьми.

Миранда слушает, разглядывая фотографии и собирая их в стопочку. Теперь она держит в пальцах февральский снимок. На нем все тот же крепкий мужчина с рыжей бородой страстно целует похожую на тростинку рыжеволосую женщину. Он в любимой рубашке в изумрудно-черную клетку, а она в черном коротком платье с открытой спиной — лопатки торчат словно крылья, готовые порвать тонкую кожу. А над ними пластиковая веточка омелы, забытая с Рождества.

День рождения Эда. Его тридцатитрехлетие. Первый праздник, который мы осмелились праздновать после ухода папы. Муж долго пытался отговорить меня, но я настояла. Надо было продолжать жить дальше. Мы позвали самых близких друзей и до утра зависали в любимом баре Эдварда. Это было грандиозно. Настолько грандиозно, что жители соседнего дома вызвали полицию. Но под чарами выпивших лишнего обольстительниц в лице Шерри, Сони и Полины (еще три представительницы прекрасного пола на тот момент до нужной кондиции не успели дойти) копы сдались и решили выпить по стопке за здоровье именинника. А потом и по второй.

Через две недели я узнала, что беременна. Самое забавное в этом было то, что ни я, ни Эд толком не помнили, как все случилось, — настолько были пьяны. В моей памяти остались лишь то жгучее желание, которое я испытывала к мужу в тот момент, и яркие вспышки наслаждения. Эдвард еще несколько дней виновато смотрел на «космические» синяки и засосы по всему моему телу. Я же хихикала, созерцая его располосованную спину. Никто и подумать не мог, что это безумие приведет к таким последствиям.

Были ли мы готовы еще раз стать родителями? Была ли я готова снова оставить работу на несколько лет и целиком и полностью посвятить себя хранению домашнего очага? У меня нет ответов на эти вопросы. Но я хотела этого ребенка.

— Миссис Ширан, может воды? — заполняет паузу в моем рассказе Миранда. Я соглашаюсь и наблюдаю, как она без лишней суетливости наливает из кувшина в стакан воду. Миранда страдает избыточным весом, но он не мешает ей быть грациозней тощей меня. Я почти предлагаю ей устроить фотосет, когда выпишусь, но прикусываю язык и благодарю за воду. Только сейчас, держа стакан обеими руками, чтобы не расплескать жидкость, замечаю, что меня всю трясет. Обручальное кольцо звенит о стекло. — Сделаем перерыв?

Отрицательно мотаю головой и делаю несколько мелких глотков. Зубы цокают о край стакана. Мне нужно рассказать до конца.

После потери обоих родителей я и не думала, что снова смогу быть такой счастливой. Да, у меня уже есть Нина и Огги — и я счастлива быть их мамой — но малыш был началом чего-то нового. Новой главы.

Был.

Послезавтра мы должны были ехать на УЗИ — Эду не терпелось узнать пол малыша.

— Миссис Ширан, не надо, — молит Миранда, снова изловив мою ладонь своими ручищами и согревая её. Она уже догадывается о том, что произошло неделю назад. Я вытягиваю из упаковки бумажный платок и не глядя протягиваю ей. Мои глаза сухие. Я выплакала их в тот день.

Это была обычная суббота. Эдвард отсыпался после концерта и мне было жаль его будить, поэтому я сама отвезла Нину и Огги к Себу. Маргарита была на внеочередных съемках, и друг был вынужден в одиночку присматривать за дочерьми. А тут еще и я своих неугомонных двойняшек подкинула. Мы выпили кофе. Себастьян посетовал, что четверо детей на одного него — это слишком. Пришлось пообещать, что в середине недели я пригляжу за Марси и Уной.

К полудню я уже подъезжала к фотостудии. Тогда-то все и началось. Резкий спазм внизу живота согнул меня пополам, заставив опустить голову на руль. Чертыхаясь сквозь зубы, я выпила обезболивающее и выползла из машины. Через полчаса уже со спокойной душой носилась по студии с фотоаппаратом, рявкала на визажистов, мешающих съемкам и давала ЦУ модели.

— Полина, — робко прервала очередную мою тираду Люсиль.

Вернувшись к работе, я поняла, что одна не справлюсь. Мне нужен был человек, который будет координировать мои действия, следить за расписанием, искать моделей и помогать со съемками. Люсиль нужен был опыт и место, с которого можно начать карьеру. На этом мы и сошлись.

— А? — я посмотрела на девушку через плечо.

— У тебя кровь идет, — Лу указала на мои ноги, торчащие из-под юбки-колокольчика. Даже став взрослой женщиной и матерью, я не смогла отказаться от легкомысленных юбок подобного фасона.

Я так увлеклась работой, что перестала обращать внимание на все вокруг. Даже на собственное тело, отчаянно подающее мне сигнал, что с ним не все в порядке. По внутренней стороне левого бедра медленно стекала красная струйка, блестя в люминесцентном свете.

— Извините, — пробормотала я, всучила Люсиль фотоаппарат и промчалась в сторону туалета. У ушах стучало. Тудух… тудух… Словно колеса поезда по рельсам. Но это было всего лишь мое испуганное сердце. От страха кружилась голова.

Захлопнув дверь туалетной комнаты, я прислонилась к ней спиной, пытаясь отдышаться, и провела ребром ладони под носом. Отлично, — подумала я, смотря на перемазанную в крови руку, — еще и в носу капилляры лопнули.

Несколько шагов к унитазу и низ живота снова свело от боли. Красные капли дробью застучали по кафелю, разбиваясь об него кляксами. Перед тем, как спустить окровавленное белье и сесть, я достала телефон. Не знаю зачем. Позвонить в скорую или мужу. Я запомнила только то, что на часах было без пятнадцати минут два по полудню, а после выронила телефон, согнувшись в очередном спазме и чудом опустившись не мимо сидения унитаза.

Кажется, я кричала. А может, просто очень громко скулила. Но на звук прибежала Лу.

— У тебя там все в порядке? — постучав костяшками по двери, спросила она. Голос у девушки звенел, как туго натянутая струна после касания. Я хотела сказать «Да, Лу, порядок. Это просто месячные пришли раньше обычного» — никто, кроме Эда, еще не знал о моем положении. Мы не хотели говорить до окончания первого триместра, настолько суеверными стали после всего случившегося.

Но я не успела ответить. Легкие не успевали качать воздух между вспышками боли. Все, на что хватило дыхания, это громкий всхлип. Я один сплошной сгусток боли.

— Полина? — донеслось жалостливое из-за двери.

Плюх!

По всему телу волной прошлась судорога. Прижав ладонь ко рту, я медленно развела ноги, смотря вниз, и истошно завопила, вскакивая. Поскользнулась и рухнула на колени рядом с унитазом, не прекращая кричать.