— Заткнись! Я знать тебя не знаю! И ты не похож на него.

— Естественно. Может, откроешь, почему? Как получилось, что мало-мальски четкий образ в твоих воспоминаниях отсутствует?

Анни сделала шаг назад, он — вперед.

— Это допрос? — бросила она. — Пытка? В чем цель?

— Тебе видней.

Пусть лучше расскажет, что с ним случилось, почему не пришел на свидание. Стоп, с чего бы ему знать?

— Если ты думаешь, что моя жизнь не сложилась в семнадцать, то ошибаешься, — заявила Анни. — Прошло достаточно времени, чтобы забыть, измениться. Десять лет, на минуточку. И меня все в себе устраивает. В том числе и кошмары.

— Но ты сама только что сказала: «Жизнь не сложилась».

— Если и так, то уж точно не из-за тебя. Я даже имени твоего не помню.

Эти слова должны были прозвучать как насмешка, но после них самой Анни стало грустно. Ведь в семнадцать лет мечты и чувства казались уникальными, бесценными, опыт — незабываемым. Тяжело столкнуться с очевидным примером их недолговечности.

Мальчик сдержанно улыбнулся:

— Раз я не имею значения, то и переживать не о чем.

Он протянул руку, дотронулся до ее ладони, но Анни ничего не почувствовала. Запах моря, солнечные брызги на щеках — все было рельефно и ощутимо, но не это прикосновение.

Впрочем, ожидаемо от человека без имени и внешности. Анни даже зажмурилась, напряглась — отчего-то хотелось вспомнить его руки — но тело не отзывалось. Вместо объятий в памяти всплыла учеба. Атлас. Школа. Берег вдали.

Анни провалила экзамены в университет в семнадцать лет. После чего на год зарылась в учебники. Почти ни с кем не общалась и редко выходила из дома. Вместе со знаниями нарастали замкнутость и тревожность — не лучшие спутники для приключений.

Запертый сундук с воспоминаниями распахнулся и оказался пустым. Анни покраснела и засмеялась. Она все поняла.

— Прости. Я дурачила нас обоих, да?

— М?

— Я, оказывается, забыла кое-что. Мне никогда не было семнадцать.

Мальчик удивленно посмотрел на нее, и в тот же миг она вспомнила и назвала его имя. А затем — свое, прибавив: «Будем знакомы». Будто судорога прошла по его телу; лицо резко заострилось, потом выцвело, как шляпка гриба в одном из предыдущих снов. На щеках зажегся ядовитый румянец.

Теперь Анни сама шагнула вперед, а мальчик отпрянул в сторону и сжался, смаргивая бурые слезы.

— Не трогай меня, — попросил он.

— Ну-ну, не стесняйся себя. Сейчас ты — совершенство, — призналась Анни.

Он вздрогнул, принялся тереть лицо, а затем быстро отнял руки и выпрямился — новый, выверенный, избавившийся от нелепых сходств с увальнями, загрязнявшими ее жизнь.

— Только сейчас? Это временная должность, да? — Его губы сложились в подобие улыбки.

— Нет, навеки твоя, — сказала Анни. — Просто мне больше не нужно совершенство. Десять лет прошло, знаешь ли.

— Хорошо, я так и понял. Больше не стану тебя беспокоить. Но спасибо за возможность побыть с тобой, хотя бы в неправильном теле и искусственном сне. Я рад, что ты меня все-таки вспомнила. — Он отвел глаза и добавил очень тихо: — И это были чудесные две недели.

Анни увидела, как под его ногами собирается знакомая черная тень, и ахнула.

— Постой-ка! Что ты сейчас сказал? Так чудик из зеркала — и есть ты? То есть… не зверек прикинулся тобой, а ты — зверьком?

— Ну да, — признался он с коротким смешком, — и я побуду им еще чуть-чуть, если не возражаешь. Надо же доиграть роль до конца, а нынешнего меня ты забудешь, едва проснешься.

— Но зачем ты в зеркале-то сидел? Приплыл из-за моря… как так? Ведь я сама тебя выдумала!

— Да ниоткуда я не приплывал и нигде не сидел. Наплел тебе. Увидел в покупке повод, чтобы разыграть чудесное появление неизвестно чего, — мальчик засмеялся было, но сразу осекся. — Мне давно уж казалось, что пора тебя оставить. В конце концов, ты меня забыла. Но хотелось побыть с тобой еще немного. Я собрал все силы, но из меня получился всего лишь нестабильный комок. И я надеялся… — он опустил голову и передернул плечами, — не знаю, на что. Что ты вспомнишь меня без подсказок. Но для тебя я стал эхом кошмарного сна, не более.

Анни не знала, что ответить. В горле стоял необъяснимый ком.

— Ладно, — сказал мальчик, — не смею тебя дальше мучить. Сейчас ты проснешься и вспомнишь только ту часть сна, где я не успел стать собой.

В истинном облике он был несуразно прекрасен, и утрата его имени казалась преступной, невосполнимой. Все равно что лишиться части себя. Анни открыла рот, чтобы объяснить это, продлить свидание и договориться о новой встрече, но море уже отползло назад, город расступился перед ней, и она очнулась на самом пике ночи.

***

— Не может быть! — волновался зверек, бегая по плечу. — Я не могу поверить, что ты сама придумала свое горе.

— Дурачок, — с сонной улыбкой сказала Анни, села на постели и потерлась щекой о его мягкую шерстку. — А ты что же, вообразил, будто я получила глубокую травму в юности и кучу лет не знала, как справиться с ней? Что это за горе, у которого нет имени? Хотя меня почему-то не покидает чувство, что во сне я смогла его вспомнить…

— Должно быть, всплыл бессмысленный набор букв.

— Наверное. В общем, зря ты решил, что я не пустышка.

— Но ты так волновалась, рассказывая про кошмар, — возразил зверек. — И так переживала, оказавшись там. И как я мог узнать свою страну в твоих воспоминаниях?

— Запросто. Я видела ее на картинках, — Анни сняла его с плеча, — в учебниках. Иногда, особенно когда у меня был целый год на подготовку к экзаменам, я часами лежала с книгой на животе и воображала себя там. Наверное, я немного увлеклась…

Объяснение звучало неубедительно, но другого не находилось. Зверек уже лежал на спине и дрыгал лапками: выглядело так, словно его резко перестал заботить заданный вопрос.

— Фантазия не хуже моей, — наконец пропищал он, перевернувшись. — А ты не расстроена?

— С чего бы?

— Из-за парня, которого выдумала. Кошмары-то теперь прекратятся. Но разве это не последняя ниточка, которая вас связывала?

Анни развела руками:

— Ничего не поделаешь, если я выросла из придуманной любви. Зато наконец перестану волноваться попусту. Кстати, сегодня во сне хочу маковое поле.

— Нет, — отозвался зверек ровным тоном. — Пожалуй, с меня хватит. Поищу кого-нибудь поинтереснее. Прощай.

Он перетек к изголовью кровати, собрался в рыхлый шар и начал таять. Анни наблюдала за происходящим с недоумением: не верилось, что он всерьез собрался исчезнуть. Еще и так неожиданно. Сколько раз он угрожал сменить «хозяина», обзывал ее пустышкой, но не уходил же. Сердце тревожно сжалось, будто ее покидал друг, но секунду спустя Анни мысленно отругала себя. Люди привязываются к котам, к аквариумным рыбкам, к другим людям, в конце-то концов, но не к говорящим черным комочкам.

— Ах да, — добавил тот. — Маленький совет напоследок: все барьеры лишь внутри тебя. Ничего не мешает тебе в самом деле отправиться за море.

— Ни за что, — отрезала Анни. Она хотела умолять его остаться и злилась на себя за это. — Я сменила достаточно городов, чтобы понять: они все одинаковые. Везде я остаюсь собой, поэтому лучше моя жизнь не становится. И его я точно не встречу нигде, кроме своей головы.

— Ошибаешься, — отозвался зверек с улыбкой в голосе. — Там его тоже больше нет.

И он был прав. У плещущегося внутри ощущения, будто во сне Анни соприкоснулась с прекрасным, не осталось ни имени, ни внешности. С человеком, которого она придумала и полюбила десять лет назад, что-то случилось; а именно — забвение. Тяжелая, почти неизлечимая болезнь.

Анни закусила губу, тронула зверька на прощание, но не ощутила привычную мягкую шерстку. Когда она отняла руку, по пальцам растеклось холодное чернильное пятно.

Стряхнув грязь, сразу растаявшую в воздухе, Анни не сумела сдержать тяжелый вздох. Дом словно осиротел. Прекрасные сны, прощайте; впрочем, она все равно не заслужила их.