Конечно, он тысячу раз прав. Подло чего-то ждать и требовать от него. Сам-то Деррик и палец о палец не ударил, чтобы помочь Лили. Сколько они вместе скитались — он и не взглянул на нее толком ни разу, плавал в своих фантазиях.

— Извини, — повторил он. — Что я могу сделать для тебя? Э-э… позировать?

Взгляд Ральфа разом смягчился. Через секунду он уже смеялся.

— Как ни пытаюсь всерьез разозлиться на тебя, а не выходит, — признался он. — Спасибо за предложение, но у меня пока нет сил рисовать. Лучше б ты где-нибудь добыл деньжат. Но чего нет, того нет.

— Почему же? Я могу подработать! — вскинулся Деррик. — Я ведь выздоровел. Вот наймусь грузчиком или на стройку…

— Избавься сначала от акцента, — Ральф повернулся на бок, спиной к нему. — А то на тебя что-нибудь уронят на твоей стройке.

— Зачем тогда ехать на Север? Разве там акцент не будет так же мешать?

Ответом Деррика не удостоили. Стало слышно, как барабанит в стекло дождь и переругивается с кем-то сосед снизу.

— Я все-таки попробую найти работу. — Деррик поднялся, но Ральф поймал его за руку.

— Не уходи, пожалуйста, — прохрипел он. — Мне плохо одному. Если ты не вернешься, как я тебя снова найду?

В его голосе прозвучало столько мольбы, что Деррик невольно сел обратно в полнейшей растерянности.

— Извини, что постоянно ругаю тебя, — добавил Ральф. — Просто я устал. У меня все болит, а надо собирать вещи…

— Это я виноват, — перебил его Деррик. — Давай я все соберу, а ты пока поспишь.

— Давай! Я хочу рисовать на Севере. Возьми у меня в шкафу этюдник. И еще…

Ральф не договорил, закрыв глаза. Бедняга — столько времени терпеть присутствие Лили, когда нужно прилечь. Конечно, он не мог при ней расслабиться.

За дверями шкафа оказался разносортный плохо утрамбованный хлам. Все полетело на Деррика: несвежие рубашки вперемешку с пыльными тюбиками красок, заляпанные, застиранные свитера, немытые кисточки, карандаши без грифелей. Он сам не заметил, как оказался на полу с грязной палитрой на голове. Ничего похожего на этюдник не находилось: может, Ральф продал его давным-давно и сам об этом позабыл? Деррик вздохнул, сгреб вещи в охапку и стал искать, куда их запихнуть. Рядом — никакого чемодана. Отчаявшись, Деррик влез в шкаф с головой, сунул руку в заповедные недра наугад и в ту же секунду укололся. Вездесущий шприц.

Ну и бардак. Нет, самому тут не разобраться. Деррик вытянул себя наружу и сел возле накопившегося кома. Запах пыли, сухих красок и застарелого пота неприятно щекотал ноздри.

Деррик оглянулся на Ральфа: несмотря на грохот возле шкафа, тот и не думал просыпаться. Сейчас, когда крики снизу смолкли, а на улице выглянуло солнце, в вернувшейся тишине слышалось только его тяжелое дыхание. Пыль кружилась в бледных дневных лучах.

Было что-то невыносимо жалкое и в этом ветхом жилище, и в разбросанных вещах, и в самом Ральфе, помятом и пожеванном жизнью. Деррик эгоистично замкнулся в себе, будто только он одинок; но и Ральф одинок — в отличие от него, неизбывно. И Лили. И — наверняка — Мэри Ди.

Деррик подтянул колени к груди. Странно — все они рядом, все судьбы пересеклись. Но согреть друг друга они не в силах.

Он закрыл глаза и по привычке попробовал представить Олли, но не сумел вспомнить его лицо.

***

Из окна тянулась узкая полоска электрического света, резала лицо и совсем не грела. Лили мялась у порога дома матери, не решаясь постучать.

Как она ни убеждала себя, что первым делом нужно добыть деньги, что просить больше не у кого, а она не может упустить Деррика, — все аргументы вспорхнули и разлетелись в стороны, стоило прийти на эту улицу. Последний разговор с матерью не склеился. Лили передернуло при одном воспоминании о ночи, проведенной здесь.

Психологически легче не попрошайничать, а искать подработку. Но Лили уже решила, что времени нет. По объявлениям можно и целый день пробегать, сбиться с ног и не найти подходящее место; а ведь срок ей отпущен до завтра.

Поэтому она задумала выпросить денег у матери, а если не получится — выкрасть. Терять нечего. В мыслях (другая?) тревожным набатом звенело: всем плевать, спасай себя сама; изворачивайся; не думай, что правильно, а что нет. Деррик пожалел ее, дал шанс, протянул руку — и словно свежий огонь зажегся в груди. Беспомощный, потерянный, испуганный Деррик нашел силы, чтобы защитить Лили, обнял и дал себя поцеловать. Она не имеет права сдаться и потерять его — последнего не чужого человека в мире.

Но какой ужасный этот Ральф. Будто увидел насквозь, добрался до другой и сковал ее — одним только взглядом и липкой энергией, идущей от ладоней. Она ведь хотела полоснуть его ножом, но незнакомая сила ударила в голову, сковала по рукам и ногам, холодом дохнула на сердце. Мысли спутались, и вместо твердого желания убить Ральфа возникло растерянное: «Что я такое? Что я делаю?»

Поздно искать ответы на эти вопросы. Что бы ни владело ею — они давно срослись вместе. Лили занесла руку над дверью, и тут окно открылось, заставив ее вздрогнуть. Наружу высунулся Дерек.

— Привет! Ты не вовремя, — сказал он. — Родители ушли.

В свете лампы его волосы вспыхивали теплым золотом. Лицо, с по-детски пухлыми губами и россыпью веснушек, впервые показалось Лили милым.

— А не врешь? — спросила она с подозрением.

— Можешь зайти и убедиться сама.

— Тогда отвори мне.

Окно закрылось, свет погас. Застыв на пороге, Лили стала прикидывать, как быть. В каком-то смысле отсутствие матери, а тем более ее мужа, только на руку. Значит, никаких тяжелых разговоров, ссор и страха. Но тогда терялась возможность добыть деньги законным путем. Не даст же их Дерек.

Но ведь он должен знать, где они лежат? Если его чем-нибудь треснуть… Дверь распахнулась, сминая ход мыслей Лили.

— Мне, конечно, велели никого не впускать. — Дерек стоял перед ней в мятом пижамном костюме, нелепый и беззащитный. — Но плевать я на взрослых хотел.

— Спасибо. — Лили степенно зашла внутрь. — А надолго они ушли?

— Почем мне знать. В театр. Часа на три.

Он повесил ее пальто на крючок и повел в свою комнату. Лили едва успела окинуть ищущим взглядом прихожую: полки, коробки, колючий коврик для обуви на полу. Все аккуратно разложено. Чистенько. Теплый жилой запах. С тех пор, как Лили стала кочевать по углам с почасовой оплатой и захаживать к Ральфу, она и позабыла, как выглядят приличные дома.

Где хозяева хранят деньги? В своей спальне? Ну точно не в детской. И не в комнатах для гостей. И не в прихожей, конечно, еще чего.

— А что ж тебя в театр не взяли? — спросила Лили, надеясь, что Дерек не видит, как она вертит головой.

— Я плохо себя вел. Да мне все равно.

В его комнате тоже ничего не походило на тайник для денег. Первым делом в глаза бросилась разостланная кровать. На полу топорщились листы тетрадей с яркими обложками. На стене — карта мира и вырезки из журналов: экзотические виды, мчащиеся автомобили. На письменном столе трогательно примостилась копилка — ярко размалеванный глиняный петушок. Лили усмехнулась, взглянув на него. Много ли Дереку дают на карманные расходы?

Нет, красть у ребенка — низко. Хотя он младше Лили всего на четыре года. Они почти ровесники. И к тому же какие-никакие, но родственники. А брать деньги у родственника вовсе не подло. Она же потом вернет?

— А ты ненавидишь меня? — спросил Дерек.

От неожиданности Лили вздрогнула и отвлеклась от созерцания копилки.

— Э… возможно, — призналась она.

Он уже сидел на кровати, поджав ноги и обняв подушку; одеяло свесилось на пол. Если ударить его по голове петушком — прямо в висок — он умрет. Там, где хохолок, виднелся сколотый край — такой полоснет до крови. И тогда Лили избавится от проклятия.

Она представила, как Дерек вылезал из теплой постели, чтобы открыть дверь. Выпутывался из мягкого одеяла. Взъерошенный цыпленок, лишивший ее всего.

— У меня рядом с тобой чувство, что воздух колется, — сказал он.