Итак, «Наше воспринимающее “я” не может быть найдено нигде в картине мира, потому что оно само и есть картина мира». Эти слова принадлежат Эрвину Шредингеру. А вот отрывок из древнеиндийского текста под названием Аннутараштика: «Это не Природное Бытие вызывает к жизни различные проявления. Они появляются, будучи созданными вами. Несмотря на нереальное, они становятся реальными благодаря моментальной спутанности восприятия. Великолепие этой Вселенной порождено вашей волей. Она не имеет другого происхождения. Поэтому ваше великолепие сияет во всех мирах. Несмотря на единственность, вы имеете много форм»[81]. Подведем черту: Театр Реальности – это беспредельно сложная оркестровка взаимоотражающих игр макро- и микромиров. Один – зеркально отраженная модель другого, и наоборот, а в итоге оба – одно неделимое целое! И это, фантастическое на первый взгляд, допущение помогает понять не только то, «…почему наши фантазии, желания и страхи оказывают такое мощное влияние на реальные события, но и то, как материализуется созданный мозгом образ»[82]. Если перевести вышесказанное на язык игры, то получится следующее: если энергия смотрящего пространства (зритель) осознана и «оседлана» нами, то мы будем способны оказывать влияние на обстоятельства внешнего мира; если же она не осознана и находится в состоянии бесконтрольности, обстоятельства внешнего мира будут оказывать влияние на нас и, как следствие, формировать нас. Говоря проще: «…или мы танцуем мир, или мир танцует нас»[83]! Вывод: изучив «клавиатуру» своего микро-театра, мы можем оказывать мощное обратное воздействие на ткань макро-театра, внося изменения с помощью персонального творческого усилия. Тем более что, говоря словами Лурианской каббалы: «…от самого человека зависит совершенствование высших миров и самого Бога»[84]. И это означает, что: «…легче расширить понимание «человека», чем снова и снова изобретать Всевышнего»[85]. Согласен, для мозга, воспитанного в суровых традициях диалектического материализма, все это может звучать довольно ошеломительно! Но предположим, что это пока очередная парадоксальная гипотеза. III Я больше уже не человек, я ищу другой образ. Игра, как она есть! Согласен, вопрос поставлен крайне амбициозно! И вне сомнений, прежде чем двигаться дальше, есть смысл уделить внимание теме исторического контекста подобных исследований. Понятно, что этот феномен, (феномен Игры) крайне многолик, и в данной главе я кратко коснусь только наиболее ярких его проявлений. Итак, считается, что начало последовательным философским исследованиям феномена игры положили И. Кант и Ф. Шиллер. Оба указали на сходство между игрой и художественной деятельностью, сойдясь на том, что в этом случае «проявляется человеческая свобода». Можно также сказать, что метафизика игры XIX века вышла из игровой терминологии таких авторов, как Кл. Леви-Стросс[87] и Ж. Ликан, а методологической основой для ряда теорий игровой деятельности становится на рубеже XIX–XX веков биогенетический закон Геккеля[88], согласно которому история развития индивидуального организма в сжатом виде повторяет основные черты и особенности развития тех форм, от которых он произошел. Итог по всем работам XIX века подводит швейцарец К. Гросс («Игры людей» и «Игра»). Он начинает утверждать, что «…непосредственным побуждением к игре является регулярно образующийся в человеке избыток сил» и что игра – первая «оковка» общества, «цепь, сплетенная из цветов». Далее, особый вклад в теорию игры вносит голландец Бейтендейк[89]. От игры с предметом и образом он ищет пути в духовную сферу, в область воображения и творчества: «Сфера игры – это сфера возможностей, фантазии, гностически-нейтрального…» В дальнейшем немец Х-Г. Гадамер в книге «Истина и метод» вводит понятие игра в аппарат герменевтики (теории понимания и истолкования текстов, произведений искусства, исторических событий и т. д.), а великий Эйнштейн признает, что «…для объяснения событий во Вселенной наука не сможет предложить ничего лучшего, чем теория игр». Нельзя не упомянуть также и Германа Гессе с его возвышенной «Игрой в бисер», которого, правда, на целое столетие опередил Йоган Пауль Фридрих Рихтер (Жан-Поль)[90], создавший удивительный художественный космос, построенный по законам игры. Играя метафорами, философемами и целыми традициями, он включил все сущее в универсальную трагикомедию смыслов, полную бесконечных отражений, подобий и образов. Вслед за Гессе, немец Ойген Финн впервые ставит понятие игра наряду с такими феноменами человеческого бытия, как смерть, труд, любовь… и т. д. «Языком трансценденции» называет игру немец Хайдеггер: «Мы должны понимать бытие как субстанцию, исходя из сущности игры, и притом такой игры, в которой мы являемся смертными. Смерть есть неупоминаемый масштаб неизмеримого, т. е. наивысшей игры, в которую человек когда-нибудь впадал, на которой он присутствовал»[91].
Затем, Максимилиан Волошин[92], в своем крайне дерзком и бесстрашном стиле, выводит игру за пределы морали, и заявляет, что она «до добра и зла»[93]; глобалист Ясперс определяет «…состояние мира как игры»; а Гуссерль бесстрашно опускается в недра этого феномена, ставя вопрос об игре сознания, о том, как в смыслообразующем потоке ума строится картина мира. Метод языковых игр, в которых через «проигрывание» языка можно выявить его скрытые аспекты и возможности, предлагает Л. Витгенштейн[94], французский семиотик Ролан Барт сравнивает «Текст» со сценическим пространством, наполненным драматической игрой[95], а испанец Ортега-и-Гассет пытается решить проблему выживания человека в условиях игр «массовой культуры». Наиболее знаменитым исследователем теории игры, заслуженно считается нидерландец Йохан Хейзинга. В своем основном, и уже ставшим классическим, труде «Homo Ludens (Человек Играющий)» ученый наглядно демонстрирует, что все сферы человеческой культуры (искусство, философия, наука, политика, юриспруденция, военное дело и т. д.) находят свои корни в игре и играются с самого начала: «Одна старая мысль гласит, что, если проанализировать человеческую деятельность до самых пределов нашего познания, она покажется не более чем игрой». Подобно Хейзинге, Ортега-и-Гассет считает, что игра стоит у истоков культуры, и, подобно Гессе, наивно видит единственный путь защиты культуры от тотальной дегуманизации в сохранении ее ценностей «аристократами духа» – интеллектуальной и творческой элитой. Эту мысль развивает также и бельгийский драматург Мишель де Гельдерод. Для него, «…игра – единственный шанс, единственная реальная сила, способная вернуть реальности ее ценность и целостность».[96] Вслед за этими персонажами, особенно пристально всматривался в игру Н. Гартман. Говоря: «Одно в другом играет», он приводит в пример поэзию, называя ее «полуконкретностью». В поэзии события реальны, так как описываются, но их нет, так как они выдуманы: «Они – плод игры и через игру осуществляются». Так, игра, по Гартману, есть способ бытия: «…играющее значит являющееся». Крайне интересной кажется также книга М. Бахтина «Эстетика словесного творчества», в которой автор вскрывает коренное отличие искусства от игры, утверждая, что в игре принципиально отсутствуют зрители и авторы: «…игра в них не нуждается, она будет игрой и без них». вернутьсяИсточник цитаты утерян. Выписка из моих записных книжек. вернутьсяJohn Kehoe «Mind power into the 21st century» (Canada: Zoetic Inc. 1997). вернутьсяБрэд Стафф «Законы Тролля» (Издат. «Северные ворота». 2000). вернутьсяТрактат, касающийся доктрины зла, из Лурианской каббалы. (Цитата из книги Эрика Нойманна «Происхождение и развитие сознания». Издат. «Рефл-бук». «Ваклер». 1998.) вернутьсяАлистер Кроули «Возбужденный энтузиазм», гл. Замечания о теургии (М. Издат. «СТАРКЛАЙТ». 2003). вернутьсяDoug Wright «Quills». (В русском переводе пьеса Дага Райта известна как «Перо Маркиза де Сада».) Общеизвестен интерес де Сада к театру: он устраивал домашние спектакли, купался в атмосфере парижского закулисья, добивался постановки своих пьес, играл на сцене Версальского театра. Расцвет его драматического творчества приходится на конец 1780-х – начало 1790-х годов. Последним этапом игры в театр, для де Сада было индивидуальное освобожденное сознание. «Он разыгрывал спектакли с участием душевнобольных лечебницы в Шарантоне, составленные на основе реальных биографий пациентов. Только в ХХ веке подобные опыты будут продолжены в “театре для себя” Николая Евреинова, в “психодраме” Якоба Морено, в “паническом театре” Фернандо Аррабаля. Маркизу удалось самым неожиданным способом стереть грань искусства и жизни. Театротерапия де Сада преследовала ту же позитивную мысль, что и его романы: внутренние потребности человека, названные своими именами, получили художественное катарсическое разрешение». (Из предисловия В.Максимова, к книге Маркиз де Сад «Окстерн, или Несчастья либертинажа»., СПб, издат. «Азбука-классика», 2006) вернутьсяКлод Леви-Стросс – известный французский этнограф и социолог, один из главных представителей структурализма. Создал теорию первобытного мышления, во многом противостоящую теории Л.Леви-Брюля. Эволюция культуры, согласно его воззрениям, представляет движение к единству чувственного и рационального начал, утраченных современной цивилизацией. Гармония этих начал свойственна первобытному мышлению. вернуться88 Эрнст Генрих Геккель (1834-1919) – немецкий естествоиспытатель и философ. Изучал медицину и естествознание в Берлинском, Вюрцбургском и Венском университетах. В 1857 получил диплом врача. Сильнейшее воздействие на Геккеля оказали дарвиновские идеи. Ему принадлежит мысль о существовании в историческом прошлом формы, промежуточной между обезьяной и человеком, что было позже подтверждено находкой останков питекантропа на о. Ява. вернутьсяБейтендейк (Buytendijk) Фредерик Якоб – голландский психолог, профессор университета в Гронингене. Целью психологии Бейтендейк считает выявление специфических способов существования в мире человека и животных; именно через способ существования, а не через причинные связи должен быть, по Бейтендейку, раскрыт смысл каждого психического явления. Из экспериментальных работ Бейтендейка наиболее известны исследования поведения животных, проводимые с позиций этологии. Им разработана также общая теория человеческих поз и жестов, дан феноменологический анализ психологии женщины, психологии игры, улыбки, чувств боли, стыда, ситуации «встречи» и т. п. Бейтендейк – автор около 300 работ. вернутьсяЖан Поль (Рихтер Иоганн Пауль Фридрих, 1763-1825) – немецкий беллетрист-юморист и сатирик. Первая книга Рихтера – сатира на умственную жизнь и быт Лейпцига – носит название произведения знаменитого памфлетиста Эразма Роттердамского «Lob der Dummheit» (Похвала глупости). Под псевдонимом Жан Поль, Иоганн Пауль Фридрих вышел на лит-ую арену, когда замерло течение «Бури и натиска», отражавшее в лит-ре протест «плебейских» элементов бюргерства не только против феодализма, но и против ограниченности общебуржуазных стремлений. Убежденный сторонник идей Великой революции, чуждый узкому национализму, ищущий в умственной жизни Германии национального преломления «всечеловеческих» (т. е. буржуазно-демократических) идей, Жан Поль непосредственно примыкает к «штюрмерам», но вместе с тем является учеником великого просветителя – Лессинга. вернутьсяМартин Хайдеггер (Heidegger) – (1889-1976), немецкий философ-экзистенциалист. В мировоззрении раннего Хайдеггера слились различные тенденции идеалистической философии конца 19 – начала 20 вв.: феноменология Гуссерля и М. Шелера, философия жизни В. Дильтея, отдельные мотивы диалектической теологии. В сочинении «Бытие и время» (1927) Хайдеггер ставит вопрос о смысле бытия, который, по его мнению, оказался «забытым» традиционной европейской философией. Истоки метафизики восходят, по Хайдеггеру к Платону и даже к Пармениду, внесших принцип понимания мышления как созерцания, постоянного присутствия и неподвижного пребывания бытия перед глазами. В противоположность этой традиции Хайдеггер употребляет для характеристики истинного мышления термин «вслушивание»: бытие нельзя видеть, ему можно только внимать. Преодоление метафизического мышления требует, по Хайдеггеру возвращения к изначальным, но не реализованным возможностям европейской культуры – к той «досократовской» Греции, которая, еще жила «в истине бытия». Такое возвращение, по Хайдеггеру возможно потому, что (хоть и «забытое») бытие все же живет еще в самом интимном лоне культуры – в языке: «Язык – это дом бытия» («Platons Lehre von der Wahrheit», Bern, 1947). При современном отношении к языку как к орудию язык технизируется, становится средством передачи информации и тем самым умирает как подлинная «речь», как «речение», «сказание»; теряется та последняя нить, которая связывала человека и его культуру с бытием, а сам язык становится мертвым. В последние годы Хайдеггер в поисках бытия все чаще обращал свой взор на восток, в частности к дзэн-буддизму с которым его роднила тоска по «невыразимому» и «неизреченному», склонность к мистическому созерцанию и метафорическому способу выражения. вернутьсяМаксимилиан Александрович Волошин (1877-1932) – недоучившийся студент Московского университета. Один из образованнейших людей своего времени. Круг его интересов – от географии до биологии, от философии до астрономии (член Французского астрономического общества с 1927 года). В Париже подрабатывает газетными репортажами. А потом из этих статей складывается четырехтомная русско-французская энциклопедия искусства начала ХХ века – «Лики творчества». вернутьсяИз «Лики творчества» Максимилиана Волошина (Ленинград. Издат. «Наука» Лен. отделение. 1988 г.): «Театр возникает из очистительных обрядов. Бессознательные наплывы звериной воли и страсти, свойственные первобытноми человеку, пронзаются музыкальным ритмом и находят исход в танце. Здесь и актер, и зритель слиты воедино. Затем, когда хор и актер выделяются из сонма, то очистительный обряд для зрителей перестает быть действием, а становится очистительным видением, очистительным сновидением. Зритель современный остается по-прежнему тем же бессознательным и наивным первобытным человеком, приходящим в театр для очищения от своей звериной тоски и переизбытка звериных сил, но происходит перемещение реальностей: то, что он раньше совершал сам действенно, теперь переносится внутрь его души. И сцена, и актер, и хор существуют реальным бытием лишь тогда, когда они живут, преображаясь в душе зрителя. Театр – это сложный и совершенный инструмент сна. (…) Если же мы сами станем анализировать свое собственное сознание, то мы заметим, что владеем им лишь в те минуты, когда мы наблюдаем, созерцаем или анализируем. Когда мы начинаем действовать, грани его сужаются, и уже все, что находится вне путей наших целей, достигает до нас сквозь толщу сна. Дневное сознание совсем угасает в нас, когда мы действуем под влиянием эмоции или страсти. Действуя, мы неизбежно замыкаемся в круг древнего сонного сознания, и реальности внешнего мира принимают формы нашего сновидения. Основа всякого театра – драматическое действие. Действие и сон – это одно и тоже. (…) Зритель видит в театре сны своей звериной воли и этим очищается от них, как оргиасты освобождались танцем. Отсюда основная задача театра – являть воочию, творить сновидения своих современников и очищать их моральное существо посредством снов от избытка стихийной действительности. (…) Поэтому темой театральных пьес служит всегда нарушение закона». вернутьсяЛюдвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн (1889-1951) – австрийский философ, один из наиболее влиятельных мыслителей ХХ века. С 1911 года интенсивно работает над проблемами логики в Кембриджском университете вместе с Бертраном Расселом. Один из первых полученных им результатов – обнаружение тавтологического характера логических истин. вернутьсяРолан Барт – французский семиотик, для определения характера культуры и ее части – культуры художественной, введший в обращение термин «Текст». Текст – это и пространство, в котором идет образование значений, следовательно, множественности смыслов. Ввиду своей многосложности Текст символичен и поддается расшифровке «скриптером», который, владея ключом – культурным кодом, проникает во внутренние смыслы культуры, охватывая знанием по возможности полный объем мира культуры. вернутьсяМишель де Гердерод «Театр» (М., издат. «Искусство» 1983 г.) |
