Теперь я решил действовать тем же методом. Пусть новенький убедится на личном примере, как некрасиво и некультурно жевать промокашки.
Я вынул из тетради чистую промокашку, повернулся к новенькому и с шумом откусил большой кусок. Я старательно жевал, всем видом показывая, как это невкусно и некультурно. Я наглядно ел свою промокашку, но Гена и ухом не повел — смотрел на учительницу, записывал и пожевывал.
Тут моя промокашка кончилась. Я перерыл все тетради, других промокашек не нашел и шепотом попросил у Громобоевой, сидевшей через проход. Анна Ивановна сделала мне замечание, но я выждал пока она отвернется, и продолжил наглядное обучение.
Вторая промокашка далась куда трудней. Во рту пересохло, а запить было нечем. Я пожалел, что не догадался взять с собой в школу бутылочку "Буратино" или, на худой конец, молока.
Но не отступать же назад! Тем более, что новенький покосился на меня и удивленно поднял брови.
"Ага, подействовало!" — обрадовался я. Но тут Анна Ивановна перешла к рассказу о природном газе. Новенький встрепенулся и снова откусил от своей промокашки.
"Вот ты как? — подумал я. — Ничего, посмотрим кто кого пережует!"
Я выпросил у Громобоевой еще одну промокашку и сжевал ее, сурово глядя новенькому в глаза. Он не поддавался.
Во рту пересохло так, будто я целый месяц прожил в центре Сахары. Казалось, в меня больше не войдет ни одной промокашки. Как назло, утром я позавтракал двумя тарелками гречневой каши. Но я твердо решил довести воспитание до конца, выпросил у Громобоевой третью промокашку и со страшными мучениями съел ее до кусочка.
Новенький не реагировал!
Громобоева отказалась выдать четвертую промокашку, сообщив, что у нее кончились. Пришлось попросить у Юрки-отличника.
Юркина промокашка была сплошь изрисована шахматными конями, слонами и пешками. Но я мужественно откусил от нее угол и начал с трудом жевать, не отводя грозного взгляда от новенького. Еще одно усилие, и Гена будет побежден...
И тут я почувствовал, как у меня из рук осторожно берут остатки промокашки, поднял глаза и обомлел.
Рядом, строго нахмурившись, стояла Анна Ивановна.
— Ты чем это занимаешься на уроке, Алеша? — спросила она. — Что ты жуешь?
Есть вопросы, на которые невозможно ответить, чтобы все не рассмеялись.
— Я спрашиваю, что ты все время жуешь?
— Промокашку, — ответил я, и все засмеялись так радостно, словно я облился чернилами с ног до головы или в одну минуту стал совершенно лысым.
В этот момент прозвенел звонок. Анна Ивановна схватила меня за руку и потащила в учительскую.
— Весь урок он вертелся, разговаривал, а потом вон что удумал — промокашки начал поедать!
Завуч Елена Абрамовна всплеснула руками:
— Почему же он их ест?
— Не знаю, — пожала плечами Анна Ивановна. — Наверное, проголодался.
— Ну конечно! — воскликнула Елена Абрамовна. — Ребенок голоден! Его плохо кормят дома, вот он и перешел на промокашки. Срочно вызвать родителей!
Первое, что произнесла мама, когда пришла:
— Да быть того не может! Как это ничего не ел? Он умял на завтрак две полных тарелки каши с маслом!
— Значит, ребенку не хватает.
— Ладно, — согласилась мама, — будем давать ему по три тарелки. Или по четыре. И пусть только попробует их не съесть! — добавила она грозно.
Тут уж я не на шутку испугался.
— Не надо по четыре тарелки! Мне и двух много.
— Но ты же ешь промокашки, — сказала Елена Абрамовна.
— Это я воспитывал новенького. Наглядно, на личном примере...
Анна Ивановна ядовито сказала:
— Хорошенький примерчик ты ему показал. У тебя язык весь синий!
— Ничего, не страшно. Это я Юркиного коня съел...
Что тут началось, рассказывать не хочется. Конечно, меня сразу потащили к врачу. Все боялись, как бы от юркиных коней и слонов со мной чего-нибудь не случилось...
Вернуться в класс удалось только на следующей перемене. Первым делом я бросился к новенькому.
— Зачем я жевал промокашку? — удивился Гена. — Да у меня просто привычка такая: чуть задумаюсь, сразу хочется что-нибудь пожевать. Да я только чуть-чуть откусил!
В разговор вмешалась Громобоева.
— Он-то ладно, — пробасила она. — Ты, Алешка, лучше скажи, зачем все промокашки у меня съел?
— И у меня последнюю забрал, — пожаловался Юрка-отличник. — Рисовать не на чем...
— Просто невозможно! — гневно закончила Громобоева. — Сидит рядом, сопит и жует, жует и сопит... Смотри у меня, голодающий! Чтоб это было в последний раз. А то...
И она продемонстрировала такой кулак, то Юрка-отличник пискнул со страху.
* * *
С того дня я твердо решил: больше никого личным примером воспитывать не собираюсь. А если понадобится показать кому-нибудь, как некрасиво его поведение — принесу зеркало и молча поставлю перед ним. Пусть любуется на себя, пока не поумнеет.
А наглядно показывать... Нет уж.
Промокашка — вещь невкусная!
ЛУЧШИЙ ПОДАРОК
У Вовки Попугаева мысли всегда появляются неожиданно. Они выскакивают из него, как самосвал из-за поворота.
Однажды весной мы шли с ним из школы, и Вовка вдруг воскликнул:
— Просто поразительно! Ты оглянись вокруг!
Я огляделся, но ничего интересного не увидел.
— Сколько их вокруг ходит, — продолжал Вовка, размахивая руками. — Кошмар!
— Кого их? — спросил я. — Можешь объяснить по-человечески?
— Женщин, — таинственно сообщил Вовка. — И девчонок, и взрослых, и стареньких бабулек. Прямо ужас.
— Почему ужас? Девчонок, тех действительно многовато. Только затеешь что-нибудь интересное, они тут как тут. "Мы расскажем, мы расскажем!" А взрослые и бабуси — пусть. Они не мешают.
Вовка иронически прищурился.
— Ничего ты, Алешка, не понимаешь в жизни. Восьмое марта на носу. Придется делать подарки. Им всем.
— Во-первых, не всем. И вообще подарки делать приятно. Цветы, например... Или еще какую-нибудь ерунду.
— Тут-то самая сложность и есть, — мрачно сказал Вовка. — Кому что дарить. А спрашивать нельзя. Они обижаются.
И Вовка рассказал историю, как он хотел сделать подарок своей тете Люсе.
Однажды, накануне 8 марта, тетя пришла к ним в
гости. Родителей дома не было. Тетя Люся ждала в большой комнате и листала журналы, а Вовка у себя учил уроки.
Внезапно он вспомнил, что скоро женский праздник, побежал в большую комнату и спросил:
— Тетя Люся! Какой подарок тебе сделать на 8 марта? Чего бы тебе хотелось больше всего на свете?
Тетя Люся растрогалась, погладила Вовку по голове и сказала, то он замечательный, добрый мальчик и что она всегда это знала.
— А все-таки, — не отставал Вовка. — Что подарить? Говори, не стесняйся!
— Дорог не подарок, дорого внимание.
— Тогда я подарю цветы, — решил Вовка, и тетя
Люся растрогалась до невозможности.
Вовка еще немного поучил уроки, но вдруг подумал, что можно сделать подарок и получше.
— Тетя Люся! — закричал он, вбегая в комнату.
Тетя охнула и выронила журнал.
— Я не буду дарить цветы! Я лучше нарисую картину, и ты повесишь ее на видном месте!
Тетя подняла журнал с пола и сказала, что картина тоже замечательный подарок, а Вова хороший мальчик, только не надо так пугать ее криком.
— Значит, согласна? — обрадовался Вовка.
— Согласна, согласна...
Вовка еще немного позанимался, но вспомнил, что картину он уже обещал бабушке, и снова помчался в большую комнату.
— Тетя Люся! Я передумал! Я подарю тебе большую пластилиновую крысу!
Тетя опять выронила журнал.
— Я же просила не врываться в комнату с криком!
— Нет, скажи, ты согласна?
— Я заранее согласна с любым твоим идиотск... с любым твоим подарком, — злобно сказала тетя Люся, но тут же спохватилась и погладила Вовку по голове. — Иди, Вова, учи уроки. Папа и мама скоро придут?
