– Что, что… Сексуальный день. Нас уже оттрахали, теперь будут вас. Мыло, полотенца, штаны ширинкой назад. Лично генерал будет…

– Коля, хорош тарахтеть. Ты конкретно скажи – Чего там у вас?

– Так я конкретно и говорю. Ждали, что генерал к нам подъедет в десять часов и начнётся. А его всё нет и нет. А тут в двенадцатом часу появляется злой, как собака, раздражённый. С ходу налетел на командира полка, а потом всех по очереди. Я от греха подальше с КНП смылся, а когда генерал немного утих, снова нарисовался там. Короче он говорит командиру. Ваш полк знаю. Управление огнём отстреляете не ниже на «Хорошо». А вот проверю вас на вшивость и проверю с боевой стрельбой только одну батарею. И по ней поставлю полку оценку. И спрашивает – В какой батарее служит старший лейтенант Геворгян? В девятой, товарищ генерал – отвечает командир. Вот её и готовьте и комбата ко мне. Вот так, Лёва. У тебя сейчас есть шанс стать командиром батареи…

– Или оказаться в заднице, – пробормотал озабоченно Геворгян.

– Может это твоя родня с Армении замутила протекцию? – Высказал я своё предположение.

– Не…, у меня все простые. Я же не Миша Григорян, у которого пол Армении шишкари…

В течение десяти минут подошли машины с дивизионов и мы разгрузили снаряды. Теперь у нас на огневой позиции было по восемь снарядов на орудие. Я послал солдата за Матвеевым и Юзбашевым, чтобы потом не забыть про них в суматохе. Через пять минут подскочил Матвеев и бодрым голосом доложил, что всё нормально. Подозрительным взглядом осмотрел его, пышущую здоровым румянцем лицо, явно не замёрзшего на посту, а только что отошедшего от костра. Вдалеке мелькнул Юзбашев и я, кивнув головой, принял доклад.

Доложили комбату, что ОП готова и замерли на своих местах.

Дальше произошло то, что должно было произойти с полком за все эти дни. За четыре последующих часа на всём песчаном поле не осталось ни единого места, где бы не разворачивалась батарея в боевое положение. Причём, это происходило на время и с обязательным выстрелом или залпом. Потом перемещались на сто-двести метров вперёд или в сторону и опять разворачивались. Условный противник периодически применял по нам отравляющие вещества, наносил ядерный удар, после которого мы всё равно возрождались. Разворачивались и тут же сворачивались, уходя от возможного налёта авиации. Снова одевали хим. защиту и целый час работали в ней, нервно ощущая, как просохшая одежда вновь пропитывается, но уже солёным потом. Опять стреляли и в конце с ходу развернулись на прямой наводке, где выполнили задачи по поражению неподвижных и движущихся целей.

Батарея была качественно вывернута наизнанку и мы здорово переживали за результаты своей работы. Это потом мы узнаем, что почти все нормативы выполнены с оценкой «Хорошо», либо «Удовлетворительно» и три задачи на «Отлично». А сейчас нервничали, переживая за результаты и за оценку полка.

Все снаряды были выпущены и над полигоном повисла тревожная тишина. На последнем этапе, прямой наводке, к нам присоединился комбат со своей ячейкой и теперь в яме, откуда мы руководили огнём, было не протолкнуться от взвода управления батареи.

– Командира батареи к командиру полка, – пришла команда по радиостанции. Капитан Чистяков выбрался из укрытия и побежал к недалёкому КНП полка, придерживая рукой полевую сумку.

– Ну, сейчас комбат обратно или начальником штаба дивизиона прибежит или взводным, – прокомментировал лейтенант Денисенко, – хотя, насколько я понял, отстрелялись мы вроде бы ничего…

Через десять минут из-за полкового КНП появился комбат и неспешной походкой направился в нашу сторону. Мы вскинули бинокли и впились в лицо комбата, стараясь угадать – С какой вестью он идёт назад?

– Вроде бы всё нормально, – неуверенно проговорил Лёва, – комбата не сняли, а я так и остался на своей должности.

Глядя на суету, поднявшуюся после отъезда чёрной, генеральской «Волги» и УАЗика командира, стало понятно, что учения закончились и там отбиваются.

Серёга Чистяков неспешным шагом подошёл к нам, вылезшим из ямы, и тут же опустился на раскладной стульчик, подсунутый одним из солдат взвода управления. Комбат молчал, молчали и мы, ожидая приговора. После недолгого молчания капитан улыбнулся, как это он умел – открыто и широко: – Ну что набычились? Не обосрались и Слава богу….

– Фуууууу…, – мы оживились и тоже заулыбались, а комбат продолжил. – Какую там оценку полку генерал утвердит – не знаю, но нам – «Хорошо».

– Фуууу…, нормально… Ну, ёлки-палки, пусть нас полк теперь поит… Нет, каждый дивизион по отдельности… Чего дивизион? Восемь батарей – вот пусть поляны и накрывают по очереди…, – каждый из нас изощрялся, стараясь высказать свой вариант и виденья будущего расчёта полка, – комбат, а что генерал про нас сказал?

– Вот это самое интересное и загадочное. Он сказал следующее: командира батареи и старшего лейтенанта Геворгян я поощрю сам лично, офицеров и прапорщиков батареи приказом полка, а рядового Юзбашева после учений отправить в отпуск. Во как! Ладно, он мог знать тебя, Лёва. А вот откуда он Юзбашева знает? – Чистяков развёл в недоумение руками, глядя на наши также удивлённые лица.

– Боря, ну-ка Юзбашева сюда позови…

Через минуту перед нами стоял Юзбашев и мне показалось, что за эти несколько часов щетина у него стала гуще и ещё чернее.

– Юзбашев, кто у тебя родители? И откуда тебя знает генерал Смирнов? – Ну, на первый вопрос мог и я спокойно и довольно подробно ответить. Обычные учителя, в обычной школе. Такие же и родственники. Только дядя довольно известный нефтяник, награждённый двумя орденами Трудового Красного знамени. Но это всё не то…

В принципе, своим ответом и неопределённым пожиманием плеч, всё это подтвердил и солдат.

Мы замолчали, не зная, что ещё спросить, а у меня зародилось вполне законное подозрение и я приказал вычислителю: – Вызови сюда Матвеева.

Офицеры с любопытством поглядели на меня, но промолчали.

– Матвеев, у вас всё нормально было на перекрёстке?

– Так точно, товарищ прапорщик, всё нормально, – с готовностью и преданно глядя на нас, молвил пышущий здоровьем и оптимизмом солдат.

– Матвеев не Зви-з-ди, – медленно и раздельно высказал своё сомнение, – ты, когда мне докладывал, мне показалось что ты только что от костра.

– Тэкккк…, Матвеев, начинаем с тобой разговаривать по серьёзному, – в течение последующих десяти минут была выяснена вся картина происшедшего. Юзбашев выкатил в дичайшем изумлении глаза, когда услышал, что как максимум через неделю он будет ехать домой в отпуск, а Матвеев наоборот превратился в соляной столб, отчаянно вращая глазами и поняв, как он бездарно и позорно просрал отпуск. Мы же молчали, переглядывались и не знали, как реагировать на рассказ Юзбашева. Хотелось восхищённо заматериться и дико захохотать от той дурацкой ситуацию, которую Юзбашев создал на перекрёстке.

Комбат попросил всё это показать и когда Юзбашев показал и изобразил…..

* * *

…. В лесу, на перекрёстке было тихо, мокро и даже немного теплей, чем на опушке. Матвеев огорчённо покрутился на маленьком перекрёстке сошедших вместе лесных дорог, порыскал по мокрым кустам и остановился около мелкого окопчика, вырытого в глубине кустов. Постоял, о чём-то думая, после чего решительно встряхнул головой.

– Юзбашев, остаёшься здесь, а я пойду в расчёт. Ты ещё салага, поэтому и стой здесь. Я год назад такой же как ты был. Так что всё по справедливости. Если «Отбой» будет – я за тобой прибегу. А так смотри – не дай бог кого пропустишь. Геворгян тогда нас обоих убьёт. – Снял с себя гранатомёт и отдал его напарнику.

Матвеев улетучился и Юзбашев остался один. Свой автомат он повесил за спину, а гранатомёт повесил на плечо и стал мерно вышагивать по перекрёстку. Сначала вроде бы от ходьбы согрелся, но песок хоть и был дождём уплотнён, всё равно ноги проваливались и через полчаса солдат уже выбился из сил. Он остановился на середине дорог и замер, пытаясь сохранить тепло, но в условиях Германии и такой погоды это было невозможно. Постепенно, незаметно для самого солдата, его тело начало самостоятельно принимать позу, при которой потеря тепла сводилась к минимуму или как она называлась в армии – Зимняя стойка.