========== Глава 31 ==========
Баки предвкушающе потер руки и открыл коробку с конструктором. Он совсем позабыл о нем, а теперь вспомнил. Еще одна радость. Не до небес, но все равно радость. Баки очень хотелось добрать все потерянное, недополученное, недоступное. Например, этот конструктор. Он бы что угодно отдал за него лет в двенадцать. Но в тридцатые, кажется, таких штук вообще не было.
Баки отложил в сторону цветную инструкцию на глянцевой бумаге и вгляделся в отсеки с деталями. Колесики отдельно, моторчик отдельно, узкие детали отдельно, плоские широкие — отдельно. Винты и гайки в запаянных пакетиках. Отвертки и шайбы, оси и уголки. Потрясающе. Можно собрать, наверное, вообще что угодно.
Он принялся перебирать детали. Как много в этом времени всего для детей. Отдел игрушек в мегамолле занимал целый этаж. Как будто дети так же важны, как и взрослые. Не половинка человека, не что-то возможное, не досадная необходимость, а что-то по-настоящему значимое.
Баки вспомнил, как часто он встречал отцов с детьми на плечах. Отцов, ведущих ребенка за руку. Отцов, разговаривающих со своими детьми. Вспомнил седого мужчину, на вид лет сорока, который перевязывал хвостики своей дочке. Маму, которая опустилась на колени прямо на тротуаре и обняла сына, который споткнулся, упал и расплакался. Пару мужчин, которые вместе везли коляску с близнецами. Мужчины были темнокожие, а дети — две девочки-азиатки лет двух.
Барнс пока совершенно не чувствовал себя готовым хотя бы общаться с такими маленькими детьми. Он ничего не знал о детях. О том, каковы дети в этом времени и в этом мире. Да и в Мидгарде, если уж на то пошло. Баки даже не знал, как бы воспитывал собственных детей, если бы он вернулся с войны и женился. Не как отец. Он бы постарался. Но сейчас Баки четко понимал, что на одном «я не буду делать так» далеко не уедешь. Надо еще и понимать, а как — будешь? Он не знал. Просто не представлял.
Надо бы больше наблюдать за Алькой — но мальчишка просто вводил Барнса в ступор. Он держался со взрослыми на равных; он не боялся; у него было чувство собственного достоинства. При этом Алька не был ни упрямым, ни зловредным. Баки не раз видел, как Туу-Тикки, Грен или Денис договариваются с ним о чем-то. Но все это было так… мимолетно. На полукасаниях. Буквально пара слов — и все. Со стороны это выглядело легко, но Барнс подозревал, что на самом деле все не так просто. Алька и взрослые как будто соблюдали давным-давно придуманные договоренности — но что это были за договоренности? Как они все пришли к ним? Что такого Алька знает о приемных родителях и брате, что дает ему такую смелость? Он вступает в разговоры взрослых, говорит с Туу-Тикки о ее привычках, высказывает свое мнение о семейных планах — и его никто, ни разу не поставил на место.
Сначала Баки решил, что Алька просто избалован и капризен, как бывают избалованы и капризны единственные дети в богатых семьях. Может, он, как Игорь, всегда слышал «да, конечно» на все свои «хочу». Но понаблюдав, Баки убедился, что это не так. Как-то раз Алька целый вечер рассуждал о том, что он хочет на новую экспозицию в Эксплораториум. Лучше всего — на открытие. Его выслушали. А потом Грен объяснил, что в день открытия у них с Денисом и Туу-Тикки репетиция перед выступлением. И в музей они сходят, но в «музейный день». Алька кивнул и заговорил о чем-то другом.
В другой раз Алька за завтраком хвастался, что у них в школе поставили новый автомат по продаже японской газировки. Долго перечислял вкусы, вздыхал, что домой они никогда не покупают никаких газированных напитков, и очень переживал, что до понедельника не сможет ничего купить, потому что у него нет денег. Баки тогда отметил, что в холодильнике действительно не бывает ничего такого. Ему было интересно, что скажут Грен и Туу-Тикки. Сам Баки в таких случаях просто искал, где бы сшибить десять центов. Находил способ заработать. А еще ему было интересно, почему именно до понедельника. Выяснилось это тут же: по понедельникам Альке выдавали карманные деньги на неделю. Вот уж действительно, богатая семья. Сам Баки в этом возрасте о концепции карманных денег и не слышал.
Занятно было то, что Алька, если только не было дождя, и в школу, и на все свои дополнительные занятия ездил сам. На велосипеде. Что он никогда не возвращался с расквашенным носом или подбитым глазом. Почти не рвал одежду, что с Баки случалось регулярно. Не вляпывался в уголь, глину, мазут или еще какую-нибудь пакость.
И не водил домой друзей. Никогда.
Последнее Баки понимал. Приводить людей в ситтин, полный невидимых духов, было бы странно.
Барнс довинтил последнюю гайку, ткнул в кнопку включения моторчика и выругался. По столу, тихо урча и переваливаясь через разложенные детали конструктора, ехала точная модель советского БТРа. И Баки не помнил, как собирал ее. Он задумался, а руки что-то делали, и вот — БТР.
Его учили водить БТР, он помнил. Зимнего Солдата учили. И Зимнему очень понравилась машина. Ее мощь, ее проходимость. Отличная для такой машины маневренность. Зимний часами гонял ее на полигоне, осваивал различные модификации, стрелял из бортового вооружения и из личного оружия, из люка и просто с брони. БТР-80. Шестидесятый и рядом не стоял.
Зимний Солдат больше не имел дела с БТР-80, кроме как на том полигоне. Афганская война закончилась, а когда началась Чеченская, он был уже далеко. В Штатах была в ходу другая техника, и Зимний осваивал ее, как осваивал любую новую технику и вооружение. Только сейчас Баки осознал, что Зимний Солдат скучал по БТРу. Что у Зимнего все-таки были какие-то эмоции. Хотя бы удовольствие от работы с новой техникой.
Баки выключил моторчик, взвесил машинку на ладони. Говорить о ней Стиву Барнс не собирался. Стив не поймет. Испугается, захочет что-то поменять. Баки и самому было не по себе от того, как порой прорывался Зимний Солдат. Не так часто и фатально, как это было в Бухаресте, но прорывался. БТР вот. Не так давно Баки обнаружил, что заточил все кухонные ножи и примеряется к обсидиановому с каминной полки. Только то, что невозможно заточить обсидиановый нож обычным бруском для стали, и привело Баки в себя.
К привычному охотничьему ножу под подушкой прибавился узкий стилет в тисненых кожаных ножнах в верхнем ящике прикроватной тумбочки. Баки не представлял, откуда взялся стилет. Он просто заглянул в ящик и обнаружил его там. Барнс точно его не покупал. Он проверил чеки. Он даже не был в магазинах, где продавалось бы оружие. К нижней части столешницы пластырем был прилеплен нож для стейков. Баки дважды возвращал его на место, а на третий раз просто смирился.
Зимний Солдат никуда не делся. Он жил в Барнсе какой-то своей жизнью где-то в глубине, под толщей новых впечатлений и старых воспоминаний. И иногда выныривал на поверхность. Баки только надеялся, что он не сочтет за угрозу какую-нибудь безобидную мелочь, вроде автомобильного выхлопа или петарды. На всякий случай Баки тщательно проверял себя перед выходом из дома — не прихватил ли он с собой нож. Так, на всякий случай. Хотя, конечно, Зимний Солдат сам по себе был оружием.
Барнс оставил БТР на столе, взял стилет и спустился вниз. Слишком дорогая с виду вещь. Баки совершенно не желал, чтобы его считали вором.
Грен нашелся там же, где и всегда — сидел в гостиной, играл на арфе. Баки подошел к нему, послушал. Дождался паузы между двумя мелодиями и сказал:
— Я взял. Нечаянно.
И протянул Грену стилет, чувствуя себя последним лжецом. Ну как можно взять такую вещь «нечаянно»?
— Это не мой, — покачал головой Грен. — Тикки?
Та выглянула из кабинета. Улыбнулась Баки, подошла к нему, взяла стилет.
— О, это сэр Эдвард когда-то подарил. Интересно, где он был?
— У меня, — Баки почувствовал, что краснеет.
— Нет, до этого. Я его несколько лет не видела. Я с оружием вообще никак не монтируюсь. Сунула куда-то и забыла. Хорошо, что ты нашел.
