— Я не знал, но догадывался. Грен сказал, что подарок подрастает. Будет у нас теперь и собака.

— А что за порода? — спросил Баки.

— Кавказская овчарка. Кобель, — ответил тот. — Короткошерстная разновидность. Он будет меньше Карая и Алтая, максимум семьдесят сантиметров холке, но тяжелее раза в три.

Щенок вертелся и лизал Денису руки. Тот нащупал шлейку и поставил щенка на землю. Щенок тут же начал шустро обнюхивать ноги всех подряд. Он смешно переваливался и был похож на медвежонка.

— Как его зовут? — спросил Денис.

— Горан Даур Дон, — ответил Грен. — Я привез для него лежанку, игрушки, поводок, миски и еду на первое время.

— Спасибо, папа, — Денис обнял его. — У меня снова есть собака.

Стив подошёл к Денису и Грену.

— Спасибо, Грен, будет теперь и нам дело, и котам развлечение.

Юми уже ходила вокруг щенка и обнюхивала его. Щенок плюхнулся на пушистую задницу и заскулил, когда Юми потёрлась о него боком.

— Сильна кошка, — засмеялся Баки. — Какую добычу завалила!

В доме Грен осмотрелся, одобрительно улыбнулся. Он был здесь на разных стадиях строительства, но законченный интерьер еще не видел.

— У вас тут очень хорошо, — сказал он. — Стильно и современно. Хотя, конечно, главное, чтобы вам было удобно.

Зеркало, висящее на глухой стене, он одобрил:

— Зрительно увеличивает комнату, кроме прочего. Небьющееся стекло?

— Да, — кивнул Баки. — Коты, дети. Собака. Как ты будешь его связывать?

— Я не буду, — лукаво улыбнулся Грен. — Ты будешь. Ты же дорожник.

Баки заметно оторопел.

— А как? А если я вдруг куда-то не туда?

— Я подстрахую, — заверил Грен. — Я сам когда-то открывал зеркало из Ллимаэса в наш ситтин, а потом из ситтина — в Ночную Верону. Тебе придется всего-то соединить зеркала в пределах одного города одного мира. Давай. Положи ладонь на зеркало и представь себе ситтин, как ты его помнишь. Сосредоточься на этом образе, пока он не окажется за стеклом.

Баки взволнованно потёр ладони о джинсы, подошёл к зеркалу, прижал руку к стеклу и закрыл глаза. Первыми на ум пришли запахи ситтина: табак Туу-Тикки, кофе, древесный уголь. Он представил себе камин с играющим в нем пламенем, деревянные полы, колонны, увитые растениями, Карая и Алтая, наверняка устроивших возню. Раскинувшуюся перед камином Басту.

Он всем сердцем пожелал оказаться там, в ситтине, в знакомых запахах и звуках, в рассеянном золотисто-зеленом свете. Стекло дрогнуло. Отражение изменилось. Баки подался вперед и шагнул в ситтин.

— Ой, — сказал Баки, чуть не споткнувшись на ровном месте. — Получилось!

Из кухни выглянула Туу-Тикки, улыбнулась довольному Баки. За его спиной из зеркала уже выходили Стив и Грен.

— Ну ты и крут, — Стив восхищённо смотрел на Барнса.

— А теперь свяжи зеркала в обратную сторону, — скомандовал Грен. — Стив, Баки, мы с Туу-Тикки не будем злоупотреблять тем, что проход открыт, но Альку ждите.

Баки кивнул и через некоторое время скрылся в зеркале.

— А можно какие-то оповещалки сделать на зеркале? — спросил Стив. — Ну как здесь, чтоб оно подавало сигнал, когда кто-то проходит?

— Баки попроси, он сделает, — сказала Туу-Тикки. — Сейчас покормите его и пусть отдохнет, связывать зеркала тяжело.

— Покормим, — сказал Стив. — А Алька пусть приходит, только предупреждает, а то вдруг дома никого не будет.

Или мы будем заняты, подумал Стив. Очень.

========== Глава 23 ==========

Стив допечатал ответ на задание и отправил его на проверку. Закрыл все обучающие программы и блокнот, в котором иногда от руки писал решение. Так всё-таки было привычнее. Пока строили дом, и Стив, и Баки запустили учёбу, но Баки каким-то образом умудрился не отстать от графика так сильно, как Стив. Поэтому теперь приходилось навёрстывать под барнсово ворчание, что с неучем он спать не будет.

— А ты со мной и не спишь, — отшучивался Роджерс, — ты со мной трахаешься.

Но на учёбу Стив насел круто. Блок по истории, литературе и искусству закончил быстро. Естественные науки, от которых он не отказался, давался тяжелее, особенно абстрактная совершенно алгебра. Не то чтобы он планировал в будущем заниматься хоть чем-то, что потребовало бы знания алгебры и стереометрии, но старый стрип, найденный в сети, заставил его задуматься. «Зачем мне учить алгебру, папа?» «Чтобы ты мог помочь своему ребенку с домашним заданием».

Они втроем заканчивали работать над составлением брачного контракта. На завтра был назначен поход к адвокату и государственная регистрация контракта. После этого можно было регистрироваться в программе приемных родителей, чтобы взять ребенка. Результат не будет быстрым — Баки уже жаловался, что на усыновление ребенка из США вечная очередь на пару лет. Но Стива это радовало. Взять малыша прямо сейчас он не был готов.

А ещё его мучил финансовый вопрос. Стив смотрел итоговую цифру стоимости их дома, видел там почти тридцать миллионов и не знал, за что хвататься в первую очередь: за картины, которые стоят дороже, но продаются реже, или за коммишены, где количество заработанного зависело лишь от скорости, с которой рисует художник. За второе платили меньше и это было не творчеством, как его понимал Роджерс: идеи шли от посторонних людей.

Стив Роджерс не имел на счету и половины суммы, которую был должен за дом.

Не то чтобы его это всерьез беспокоило. Слишком велика была цифра, чтобы поверить в нее. И его мужья никогда не говорили о деньгах и о том, что их не хватает. Они построили дом и обставили его, им не приходилось считать центы, выбирая, купить дешевого фарша или куриные ножки, их счета не были пусты. Да, Баки работал как проклятый, но не только ради денег — ему нравилось что-то делать руками и не повторяться ни в одной работе. А Денис вообще на все вопросы о деньгах беспечно взмахивал рукой и говорил, что работа есть и за нее платят.

Кроме того, секс каждый раз выбивал из головы Стива все тревоги. Он не мог думать во время, сосредоточенный на своем и чужом удовольствии, и у него, оглушенного очередным эндорфиновым всплеском, не получалось думать после. Ему было радостно. Он был счастлив. Его любили, и он любил, и на этом торжествующем фоне любые проблемы казались несущественными.

Стив наконец-то понял тех людей, которые недовольны друг другом, но никак не могут разойтись: по-настоящему хороший секс делал несущественными все мелкие бытовые придирки. Он вообще многие сложности делал несущественными. А еще после него было легче договариваться и вообще говорить, потому что Стив раскрывался в постели настолько полно, что глупым казалось что-то скрывать от Дениса и Баки. Денис вообще не держал камней за пазухой, обо всем говоря сразу. В быту Денис оказался таким невероятным пофигистом, что Стив диву давался. Денису было все равно, что есть и пить, если еда была; когда спать, если у него была возможность выспаться перед работой; решать, кто платит за покупки во время планового похода по магазинам. Кроме того, львиную долю его внимания отнимал Горан. Баки говорил преимущественно о том, что давно обдумал, и только после того, как убедился, что об этом вообще стоит говорить. Баки часто шутил и много подкалывал, не забывал о мелких, но приятных подарках. Именно он следил за тем, чтобы все было сделано в срок: поданы налоговые декларации, получен налоговый вычет, именно он напоминал об адвокате и именно он узнал про систему усыновления. Именно Баки следил за графиком посещения ветеринара для всех трех котов и Горана.

Стив же взвалил на себя уход за домом. Первые пару недель он сидеть не мог спокойно, если видел где-то оброненную бумажку, пролитый кофе, пыль на полке или песок у дверей. Пятна краски в собственной студии Стив тоже поначалу безжалостно выводил. Потом понял, что если он не остановится, то у него не останется сил на творчество, и он начнёт срываться на мужьях. Как справлялась с хозяйством, пусть и гораздо меньшим, его мать, Стив просто не понимал. Как управлялась с домом миссис Барнс — тем более. Что бы он сам делал без духов, посудомоечной машины и прачечной в подвале, без автоматического отопления и системы климатизации, немнущейся одежды и ещё тысячи и одной вещи, Стив себе тоже не представлял.