С Роджерсом было хреново. Роджерсу было хреново. Но Брок не собирался кидаться в эту кашу очертя голову. Успеется. Роджерс явно не из тех, кто распахивает душу перед первым встречным, а именно первым встречным Рамлоу для него и был.
Пока комментатор озвучивал матч, Брок взял планшет и порылся в истории Капитана Америка. Что там ложь, пиздеж и пропаганда, он отлично понимал и так, но надеялся, что основные факты все-таки не переврали. Брок хотел найти причину, по которой доблестный Капитан Америка решил покончить с собой.
Пройдя по ссылкам по каждому из Ревущих Коммандос, Брок с удивлением выяснил, что все они, кроме снайпера Дж. Б. Барнса и собственно Кэпа дожили до конца войны и умерли своей смертью в положенный срок. А вот Барнс…
Брок зарылся в его биографию. Старше Кэпа на год, родом из того же района, призван в 1943-м, сержант, снайпер. Погиб во время операции по взятию Золы в Альпах. Тело не обнаружено. Ну, в Альпах в войну и не искали, скорее всего. И через какие-то две недели Кэп направил самолет во льды.
А, вот первая самостоятельная операция Капитана Америка — освобождение остатков сто седьмого пехотного из плена в Аззано. Кстати, Барнс был как раз в сто седьмом.
Интересно, Кэп так лихо за своим дружком ломанулся или просто остопиздело ноги в кордебалете задирать?
Барнс и Роджерс, Роджерс и Барнс… Дружки не разлей вода. Это что же, получается, Кэп свернул шею, потеряв друга детства? Любовниками они были, что ли?
Брок смотрел старые, пожелтевшие от времени фотографии Барнса, довоенные фото Роджерса, ролики старой хроники.
Может, и не были. Но друг за друга были готовы хоть в огонь, хоть в воду. А потом Кэп остался один и… рехнулся? Да нет, не похож он на чокнутого. На отчаявшегося он похож. И если подумать, для него-то, размороженного на днях, Барнс погиб — и месяца не прошло.
Брок покачал головой. Главная задача — заставить Роджерса видеть сегодняшний день, а не вчерашний, встала перед ним в полный рост. Но как к ней подступиться, Брок пока не представлял.
Оставшись один на один с этим днём, Стив бросил телефон на кровать и сел рядом, схватившись за голову. Пока события будто бы проходили мимо него, обтекая, как вода бурной реки, но сейчас он полностью осознал — засасывает. Та самая чернота, обрушившаяся на него после смерти Баки, накрывала, знакомо подсказывая варианты избавления, как тогда, в кабине самолёта, когда капитан Стивен Роджерс собственной рукой подписал себе приговор, направляя штурвал вниз. А потомки назвали это подвигом…
Стив тяжело поднялся, потёр лицо.
Баки погиб, и этого уже ничто не могло изменить, ни бог, в которого так истово верила мама, ни сам Роджерс, ни кто бы то ни было. Тогда у него в голове билась одна только мысль — найти тело и похоронить по-человечески. Пегги и Говард обещали, что как только закончится это задание, как только они разрушат тот завод, вскроют этот бункер… и так до бесконечности. А Баки так и остался лежать в альпийских снегах.
Стив приседал, отжимался и снова приседал. Физическая нагрузка позволяла хоть ненадолго отключить эмоции и попытаться оперировать только фактами.
Он поспал во льдах семьдесят лет и выжил, спасибо сыворотке.
Он молод, здоров, снова спасибо сыворотке, но нет, не надо было.
У него не осталось никого и ничего, только громкое имя прицепом из прошлого века, деяния, половину из которых он не помнит, а значит, и не совершал. Нет тех, кто помнит его живым, обычным человеком, а не лицом с агитационных плакатов и коллекционных карточек, кто-то, кто не примет всерьёз всё, что о Стивене Роджерсе вещали пропагандистские ролики.
У него нет ничего. Ни времени, ни памяти, ни вещей, даже самого себя — и то не было. То, что Фьюри что-то от него надо, было понятно, но вот что конкретно? Кровь? Сейчас технический уровень вырос и, возможно, директор ЩИТа надеется разобраться, что же понамешали в сыворотку для создания Капитана Америка. Служба во благо Родины? Так сейчас есть кому стоять на страже, да и навоевался Стив, а заставить? Что же, можно посмотреть, как у них это получится. Или они научились справляться даже с такими модификантами, как он? А может, опять стоять и махать рукой, улыбаться, фотографироваться с чьими-то детьми и петь дурацкие песенки, призывая покупать облигации? Если они ещё в ходу, конечно.
Стив стянул мокрую насквозь футболку и снова опустился на пол. Фьюри хитёр, это чувствовалось, он игрок, и игрок рисковый, привыкший ходить по грани, не боящийся ни бога, ни черта. Понятное дело, что без денег, документов и знания современных реалий ожившая реликвия никуда не денется, а потом одноглазый чёрт попытается найти точки давления. А значит, надо держать ухо востро с этим Броком Рамлоу. Ведь подчиняется он тому, кто доверия у Стива совсем не вызывал.
Быстро ополоснувшись в раковине — подходить к душевой кабинке со всеми этими кнопочками Стив не стал, решив оставить на другой раз освоение враждебной техники, и натянув на голое тело тесноватые короткие штаны, найденные в шкафу, вышел в коридор. Брок сказал, что он спокойно может передвигаться по дому, а значит, нет ничего плохого, если Стив попробует один из тех странных то ли фруктов, то ли овощей, купленных в супермаркете.
========== Глава 3. ==========
Брок сидел в гостиной перед телевизором и смотрел матч. Стив прошёл мимо, одним глазом глянув на экран. В спорте тоже никаких изменений, разве что стадион стал больше, ярче мигала реклама, а так ничего нового.
Первое, что Стив решил попробовать, был огромный желтый апельсин, названный почему-то «помело» и пахнущий совершенно неожиданно. Хорошенько обмыв его со всех сторон, потерев бока ладонями, Стив один ударом ножа располовинил «апельсин», принюхался, вырезал кусок сочной мякоти.
— Апельсин и есть, — и попробовал.
Нет, это помело точно не было апельсином. Стив скривился, прожевал крупные волокна, кое-как подавив в себе желание выплюнуть и прополоскать рот. Этот странный цитрус ему определённо не понравился, не было там такой желанной сладости, а толстая кожура и горьковатые белые плёночки и вовсе отталкивали.
— Как это едят? — Стив взъерошил волосы на макушке и облегчённо выдохнул, найдя сахарницу. Так есть и правда было намного вкуснее, но на будущее он запомнил — это большое покупать не стоит. Бесполезная трата денег.
Брок заглянул на кухню.
— Помело штука на любителя. Надо все пленки снять. Грейпфрут, — он ткнул в желто-оранжевый крупный плод, — горько-сладкий, очень кислый, пленки тоже горькие. У манго, — он подбросил на ладони вытянутый крупный плод в толстой пластиковой сетке, — счищают кожуру и едят. Этот, желтый — таиландский, он слаще и сочнее. Этот, — он ткнул в красно-зеленый, — индийский, тоже ничего. У личи, — Брок показал на ягоды в колючей кожуре, — съедобна только сердцевина. Папайю режут вдоль, вычищают косточки и едят мякоть. А авокадо, — он покатал по столу темно-зеленую грушу, — вообще хрень для креветочных салатов, несладкая, но маслянистая. Завтра забубеню с ним салат.
Роджерс в туго обтягивающих тесных штанах, не оставляющих простора воображению, просто заставлял пожирать его взглядом. Хуй у него был очень ничего себе, внушительный, а уж задница — просто полный отпад! Круглая, твердая, подтянутая. Так и хотелось подойти, спустить штаны и поцеловать там, где сходятся половинки.
Стив наклонился над столом, с сомнением разглядывая фруктовое разнообразие. Знай он то, что рассказал Брок, и половины бы не взял, но в новом времени хотелось чего-то необычного, чтобы хоть немного абстрагироваться от давящей памяти. Выбрав парочку апельсинов, вымыл их, разрезал на половинки и легко выдавил сок в высокий стакан, слизав несколько капель с ребра ладони, чуть ли не мурлыкнул от удовольствия.
— Сытое время, — прокомментировал он, глядя Броку в глаза.
— Сытое, — согласился Брок, допивая пиво и запихивая бутылку в мусорку. — Продукты с истекающим сроком годности просто так раздают, фудшеринг называется. Куча народу так кормится. Благотворительные кухни, приюты для бездомных, вот это все. Тебя попустило?
