Улица в этот час была совершенно пустынна. Дело в том, что на ней располагались сразу две школы, а сейчас еще не кончился даже первый урок. Вика ногу за ногу добрела до тупика, где располагался книжный магазин. Зайти, что ли, "заесть" стресс хорошей книжкой? Деньги у Вики всегда были с собой — даже в младших классах старшеклассники не осмеливались грабить ни ее, ни всех тех, кого она брала под свою защиту. А, впрочем, магазин еще закрыт. Да и скучновато там стало в последние годы, эффект сюрпризов, что ли, исчез?
За этими рассуждениями ноги сами вынесли девочку к станции. Ну что ж, это судьба. Вика поднялась на платформу, дождалась ближайшей электрички и махнула в Валерьяновку. Ладно, пошли они все. Вика решила до папиного возвращения забить на эти дрязги и, как ни в чем не бывало, отправиться в конюшню. Лошади — они такие, они любую душевную рану залечат. Вроде бы, даже есть такое понятие — иппотерапия, то есть, лечение с помощью лошадей.
Когда девочка отправлялась в кружок из дома, она шла до поселка пешком, так было проще. Но ездить туда на электричке прямо из школы она любила больше — уж очень ей нравилась тамошняя станция. Дело в том, что рьяные воротилы от железной дороги давно изуродовали две главных станции их города — Западную и Восточную. Понастроили пластиковых павильонов с турникетами, так, что теперь без билета даже муха не пролетит. То, что из-за этого росли ряды самоубийц-зацеперов, их мало волновало. К тому же без всякой жалости разрушили красивые деревянные кассовые домики, радовавшие пассажиров уже больше ста лет. Что им красота, что человеческая память и даже жизни! А вот до станции Валерьяновка это безобразье еще не докатилось. Это была настоящая такая, заповедная станция — с кирпичным кассовым помещением, с названием, составленных из белых деревянных букв, набитых на черные рейки, со слегка обкрошившимся асфальтом на платформе. От нее так и веяло романтикой дальних странствий. Она еще хранила дух настоящей, не отравленной нынешним смутным временем, железной дороги. Сейчас этот дух пытаются искоренить изо всех сил, где-то уродуя станции, а где-то и вовсе разрушая целые ветки. Железная дорога вымирает, словно живые существа, но никто даже не думает хоть как-то защитить ее. Вот и в их краях недавно разрушили целую Динамовскую ветку с тремя станциями и еще одну ветку — Слободкинскую, где погибло уже целых четыре станции. Вика так и представляла, как они не хотели умирать, не сдавались до последнего, кричали от боли. Как будто живодеры убивали больших и добрых зверей, неспособных ни защитить себя, ни убежать. Медленно, с особо изощренным садизмом отрезали от них по кусочку, с живых сдирали шкуру. А уж когда папа рассказывал, как там когда-то было весело, то сами собой просились наружу слезы. Правда, постояв на пороге, закатывались обратно — ведь это же Вика- победитель.
Но станция Валерьяновка пока что оставалась прежней и всегда встречала пассажиров уютом своей древности и неприлизанности. Вот и сейчас, спрыгнув на ее слегка щербатую платформу, Вика почувствовала, что силы понемногу возвращаются к ней.
До жилища есаула было совсем немного, и этот путь Вика проделала всего за несколько минут.
Петр Леонидович встретил ее, как всегда, тепло, улыбаясь во все свои пышные усы:
— Привет, привет, Виктория! — он протянул ей через забор свою мозолистую ладонь. — Что-то ты рано сегодня, я, честно говоря, не ожидал.
— А, из школы выгнали, — махнула рукой девочка.
— Тебя? Такую отличницу? — поразился старый казак.
— Ну да, — кивнула Вика. — За то, что дала в морду одной твари.
— А за дело дала-то? — участливо спросил тренер.
— За дело, только…
— Ну, раз за дело, то не бойся всяких "только", — будто угадал ее мысли Петр Леонидович. — Вот увидишь, правда сама тебя найдет.
Девочка молча кивнула и пошла по тропинке вслед за тренером.
— Вот что, — обернулся к ней есаул, посмотрев на часы. — Времени еще совсем мало, остальные нескоро подтянутся. Так что, может быть, конюшня подождет?
И он заговорщически подмигнул ей.
Вика без слов поняла, о чем речь. Иногда во время занятий в кружке, Петр Леонидович давал ребятам подержать две своих старинных казачьих шашки, которые у него, впрочем, блестели, как новенькие. На первый раз оружие оказалось неожиданно тяжелым, но девочка все же сумела повторить за тренером несколько движений. Через некоторое время она и еще некоторые из ребят даже научились ловко вращать шашку в руке, как показывал есаул. Но дальше этого, конечно, не заходило, он не имел права учить ребятню боевым приемам. Не имел, да для лучшей ученицы все же сделал исключение — уж больно она упрашивала, с ее-то настырностью. Когда выдавался случай остаться наедине, они запирались в большом, просторном сарае и там, вдалеке от посторонних глаз, есаул учил Вику всем премудростям фехтования. А с тех пор, как девочка решила стать каскадером, такие тренировки участились вдвое. Обо всем этом не знал никто, кроме папы. Но уж он-то не выдаст.
И, надо сказать, что оружие слушалось Вику точно так же легко, как и лошади, клинок становился как будто продолжением ее руки. Первые занятия происходили, конечно же, на палках, но уже совсем скоро тренер решился скрестить с ней настоящую шашку.
Поскольку сегодня времени был еще вагон, тренировка затянулась на несколько часов. Вика рубилась с особенной яростью, вспоминая про Людмилу и Маргошку с ее папашей. Через полтора часа тренер решил сделать перерыв, и они пошли пить чай из настоящего дровяного самовара вприкуску с рафинадом, запас которого Петр Леонидович держал для всех своих питомцев — и четвероногих, и двуногих.
— А ты сегодня в ударе, Виктория, — произнес он, прихлебывая из кружки. — Вот только, слегка перебарщиваешь. Злишься, и теряешь голову. Будь хладнокровнее.
— Постараюсь, — кивнула Вика.
И вскоре уже снова зазвенели клинки в яростной схватке. Так продолжалось до тех пор, пока над калиткой не запел колокольчик — начали подтягиваться остальные кружковцы.
Дальше, вроде бы, школьные дрязги и вовсе забылись. Вика закружилась в хороводе привычных конюшенных дел — почистить лошадей, позаниматься с парой малышей, ну и, конечно, сделать с ровесниками несколько кругов вокруг всей Валерьяновки.
С недавних пор ее любимым конем стал белоснежный красавец по кличке Луч. Он появился в конюшне всего несколько месяцев назад, буквально через пару дней после того, как Вике исполнилось шестнадцать. Петр Леонидович даже пошутил — вот, мол, тебе подарочек. И действительно, Луч слушался ее даже еще прилежнее, чем все другие лошади. Но вот с остальными кружковцами он был не так уж ласков, проявлял сильный норов и подпускал к себе с неохотой даже самого есаула. И лишь в присутствии Вики кто-то осмеливался залезать к нему на спину. Стоило только девочке взяться за поводья, конь становился абсолютно смирным, и на него даже можно было сажать малышей. Но стоило Вике отлучиться, и вся морока начиналась по-новой. Даже рафинад он соглашался брать только из ее рук.
Но вот и начал спускаться вечер. Ребята потихоньку рассасывались по домам. Несколько мальчишек, живших на одной улице с Викой, предложили ей возвращаться вместе, ватагой. Они уже давно знали, что вдвоем с кем бы то ни было она идти не согласится, чтобы не было похоже на свидание. Но девочка сказала, что еще задержится в конюшне.
Когда все ребята разошлись, Вика попросила есаула еще пофехтовать с нею, но он отрицательно покачал головой.
— Ну, Виктория, больно ты прыткая сегодня. Совсем загоняла старика. Если не устала после такого дня, дай хоть мне отдохнуть.
— Хорошо, Петр Леонидович, — понимающе кивнула девочка — А можно я сегодня останусь ночевать в конюшне?
Такое бывало уже не раз, когда Викин папа уезжал в долгие командировки. Ночевать в пустом доме было слишком уж тоскливо. Разлука с папой больно била по сердцу девочки. Она понимала, что работа есть работа, а в ихнем городке журналисту ее найти довольно трудно, хотя своя газета и имеется. Поэтому приходится терпеть бесконечные скитания по отдаленным районам их довольно обширной области, равнявшейся нескольким европейским государствам. Ну а сейчас девочка подумала о том, что с утра можно будет снова взяться за шашку, или хотя бы просто в чем-то помочь тренеру.
