Доскакать до площади было делом нескольких минут. Вика довольно хорошо изучила план крепости, и уверенно гнала Луча по узким улицам. Кстати, она отметила про себя, что ближе к центру строения стали более опрятными, и в них появились довольно крупные окна.

Вот уже и показался огромный просвет между домами. И тут пришлось, натянув поводья, придержать коней. Издалека было видно, что площадь заполнена народом. Но колдунов, обряженных в темные плащи с капюшоном, там было совсем мало, черноволосых ледьферфов — немногим больше. А в основном там виднелись светлые головы хонкийцев. Спиной к всадникам стояли, конечно же, взрослые, а дети находились ближе к центру.

В такую толпу нельзя было врезаться на полном скаку, поэтому всадники поехали медленным шагом. Им удалось сильно приблизиться к зрителям так, что те не обратили внимания. Все были слишком подавлены и запуганы, чтобы обращать внимание на тихий цокот копыт по мостовой.

И тут Вика наконец-то увидела Кизили. Прямо на ее глазах двое ледьферфов подтащили пленницу к возвышавшемуся посреди площади столбу. Ее ноги не ступали по земле, девушку волокли, держа под руки. Поэтому втащить жертву на возвышение, где уже были сложены дрова, им удалось с трудом.

Наконец, палач в плаще с капюшоном, таком же, как у всех ихмевалтов, начал деловито приматывать ее веревкой. Но вот, наконец, он спустился вниз, и теперь можно было как следует разглядеть Кизили.

Да, это, несомненно, была она, но во что ее превратили всего за несколько часов! Где ее привычный румянец, где задорный блеск в глазах? Девушка, так и пышевшая здоровьем, бодростью, юностью, вечно восторженная и нетерпеливая, заражавшая всех своим энтузиазмом, теперь превратилась в развалину с посеревшим лицом и головой безвольно болтающейся на шее. Волосы свалялись, превратившись в сплошную массу из-за запекшейся крови. Лицо покрывали многочисленные ссадины. Вместо консоумольской формы на ней было какое-то рубище неопределенного цвета. Кажется, ее держали в стоячем положении даже не ноги, а лишь веревки, которыми она была привязана к столбу. Сперва Вика даже не поняла, жива ли еще ее подруга — ведь у ихмевалтов было принято торжественно сжигать даже уже мертвых ученых, чтобы навести еще больший страх на пленных. Но вот, когда судья закончил читать приговор, и палач приблизился к будущему костру с факелом, Кизили нашла силы гордо запрокинуть голову и плюнуть в лицо врага. Палач стоял спиной к всадникам, поэтому они не видели, достиг ли плевок цели. Но судя по тому, как неистово заругался палач, девушка все-таки попала ему прямо под низко надвинутый капюшон.

Над площадью пронесся надсадный звук невидимых труб, вероятно колдовских. Один из ихмевалтов вышел вперед и, развернув свиток, принялся читать приговор:

— Именем великого сообщества ихмевалтов, приговаривается к смертной казни через сожжение опасная бунтовщица, имени которой узнать не удалось!

Последние слова сильно порадовали Вику — вот она какая, наша Кизили — не сказала им вообще ничего!

Тем временем, колдун, видимо, верховный судья, принялся перечислять вопросы, которые отказалась разъяснить пленница. Но, вопреки ожиданию, закончил он довольно быстро, и палач уже сунул свой факел в кучу дров.

Больше медлить было уже нельзя!

— Калык, хаяантуаке! (Народ, разойдись!) — крикнула Вика изо всех сил и подняла своего скакуна на дыбы.

Луч заржал, перекрывая давящий на мозги трубный звук. Люди, ничего толком не понявшие, невольно расступились, чтобы не попасть под копыта коня.

Вика погнала своего скакуна вперед, на середину площади, где уже вовсю полыхал костер. Она видела, как подол рубища, в которое была одета ее подруга, уже вспыхнул.

Колдуны, видя, что кто-то нарушил церемонию, заметались по сторонам. А четверо всадников мгновенно пронеслись по площади и оказались у самого костра. Луч вспрыгнул прямо к самому столбу, разбросав копытами пылающие поленья. А белокурая молния взмахнула своим кровным мечом и, словно бритвой срезала все веревки, державшие Кизили. Та попробовала протянуть к ней руки, и стало видно, что они ее не слушаются, должно быть все переломаны, к тому же, она тут же начала заваливаться. Вика стремительно подругу на руки и боком усадила перед собою на седло, затем тут же, не замечая боли, голой ладонью сбила огонь с ее рубища.

Колдуны и впрямь растерялись — такого еще не было за всю историю их господства — чтобы кто-то атаковал их прямо в центре собственного логова, без всякого штурма и осады!

Судья протянул руку в сторону Вики и начал бормотать какое-то заклинание на непонятном языке, но Луч взмахнул в воздухе копытами, и подкова из оберегающей стали навсегда запечатала его зловонные уста.

— Ты все-таки пришла за мною, моя Войтто, — прошептала Кизили слабым голосом. — Я так и знала, я верила в это.

— Молчи, молчи, береги силы, — ответила Вика, размазывая по лицу копоть и слезы, проступившие то ли от едкого дыма, то ли от радости.

Да, руки подруги и вправду не могли обнять ее, болтались словно тряпки. А Вика, тем временем обернулась к толпе.

— Люди! Хонкийцы! — прокричала всадница. — Я дева Войтто! Я наконец-то пришла, чтобы вас освободить! И я дарую вам оберегающую сталь!

С этими словами она проворно развязала один из мешков, притороченных к ее седлу, и швырнула под ноги собравшимся пленникам пригоршню длинных гвоздей. То же самое проделали и ее друзья.

Надо сказать, что в подземном городе всегда хранились довольно большие запасы оберегающей стали, и гвозди были общепринятой формой для ее хранения. В случае надобности их можно было переплавить во что угодно, ну а в таком виде можно было использовать, как оружие. Вика и ее друзья прикинули, сколько может быть пленников в крепости и взяли на складе такой запас гвоздей, чтобы для всех хватило в избытке. Надо ли говорить, что требованиям девы Войтто никто не удивлялся и не противился. Ребятам отсыпали ровно восемь мешков гвоздей.

Пленники, в отличие от колдунов, практически не растерялись — видно, ждали этого дня всю жизнь, передавая легенду о деве Войтто из поколения в поколение. Наверное, здесь, вдалеке от города ученых, эта легенда обросла какими-нибудь небывалыми подробностями, например о том, что дева непременно явится с неба, что ее пошлет сам Пейве или Таару. Ведь свалилась же с неба непорочная Ильматар, породившая весь этот добрый край и его народ. И, в принципе, они были правы — спасение и впрямь явилось по воздуху.

Словом, почти никто из хонкийцев не остался стоять на месте, все расхватывали гвозди и угрожающе наставляли их на пришедших в себя ихмевалтов.

Когда мешки опустели, Вика крикнула:

— Сарвет! Возьми Кизили к себе!

Великан молча кивнул и перетащил израненную девушку на свое седло. Решение было совершенно верным — ведь его конь, как и хозяин, был гораздо массивнее и выносливее остальных. Ну а Вика все-таки была командиром, ей требовалось быть самой подвижной.

Именно в этот момент один из колдунов отдал приказ, и ледьферфы пошли в атаку. В отличие от ихмевалтов, они могли нападать на людей, вооруженных чем угодно — против них стальная защита не действовала, но люди все же пытались обороняться хотя бы гвоздями. Больше в них не было той рабской покорности, которую веками прививали им колдуны. Теперь они предпочитали рискнуть жизнью за возможную свободу, чем опять вернуться в рабство. Несколько мужчин упало под ударами мечей, хотя и успело вонзить сталь в тело врага. А черноволосые воины уже пробивались к детям — ведь именно с ними они, прежде всего привыкли иметь дело.

Но на помощь пленникам уже кинулась четверка всадников. Белокурая молния сверкнула в очередной раз, отрезая ледьферфов от детей. Лепотауко и Ладвапунг врубались в пеший строй со всей методичностью ученых. И Сарвет тоже работал своей сыянуй изо всех сил, ни чуть не опасаясь повредить раненой Кизили, которая полностью скрывалась за шеей его могучего скакуна.

По толпе пронесся испуганный гул — кажется, они здесь никогда не видели, во что превращаются ледьферфы после смерти. К тому же, костер, из которого вытащили Кизили, продолжал полыхать. А мухи летели на него, как и все насекомые, и тут же падали вниз в поджаренном виде. "Чипсы для птиц", — мрачно усмехнулась про себя Вика.