Да нет, каким-то бого он точно быть не мог – слишком прост на вид, боги любят пафос. Но всё же…

“Пойду-ка я отсюда. Напуганных дриад что-то не видно, а если что – без меня разберутся” – решила Ксюша и хотела было уйти... как вдруг звонкая стрела вонзилась в то дерево, к которому она прислонилась.

- Что?.. – в голове мелькнуло сразу несколько громоздких непечатных конструкций из тех, что можно считать шедеврами уличного и студенческого словесного творчества. Благо, что не вслух (хотя вряд ли охотник мог что-то из этого уразуметь).

- Не советую подкрадываться к лучнику со спины. – спокойным и приятным голосом произнёс этот ненормальный, с интересом её разглядывая.

“Кажется, мне это уже говорили” – флегматично подумала девушка, чувствуя, тем не менее, как разгорается внутри злость.

- Ты что творишь, сумасшедший?! – прошипела она, по мере сил придав лицу выражение, обещающее жестокую месть. – Чуть не убил меня!

- Всё ещё сомневаешься в моей меткости? – рассмеялся лучник. – Я не прицеливаясь попаду даже в монетку.

Он неожиданно быстро оказался рядом и одним непринуждённым движением вытащил стрелу.

- Хвастун. – испуганно, но, как ни удивительно,уже почти беззлобно прокомментировала Ксюша, наконец подняв голову.

Сердце пропустило удар.

Пожалуй, она сама не поняла почему. Совершенно обычные черты лица, острые скулы, придающие ему хитрое выражение, тонкие бледные губы, извивающиеся в кривой усмешке, упрямый подбородок и великоватый нос, вихрастые непокорные волосы, но вот глаза... ни горгоновых молний, ни бесконечной морской синевы Посейдона, ни бездонности взгляда первородных, ни солнечных лучей Гелиоса – ни намёка на божественный огонь в совершенно смертных каре-золотых глазах. Так почему же ушли все звуки, кроме грохота собственного сердца, и откуда это чувство, будто она стоит на веточке, зависнув в последнем шаге над манящей бездной, у которой нет ни конца, ни края, ни пощады?..

- Не смотри так испуганно, титанида, я не разбойник. – по-своему понял охотник её растерянный взгляд.

- Кто ты?

- Атанас, охотник. – с секундной заминкой ответил он. – А ты – самопровозглашённая богиня, раздающая благословения? Много же богов развелось. Диво.

“Атанас? Почти как ананас” – вместо того, чтобы оскорбиться, неожиданно улыбнулась по-детски глупой курьёзной мысли, сдерживая смешок в уголках губ.

- Я не... – замялась, вспомнив, кто она и где. – Не раздаю никакие благословения. Просто иногда разговариваю с теми,кто приходит и просит приободрить. Так народ хотел, они ведь верят...

- Прекрасное оправдание для совести. – ехидно заметил тот. – Наверное, бездарные полководцы тоже так говорят, когда отправляют людей на смерть. Вот только это опасная игра, особенно в твоём случае, титанида, ведь победители-олимпийцы боятся вас, и не успокоятся, пока не заточат каждого, кто поднимет голову. Даже для нас, смертных, это очевидно.

- Это мне говорит человек, который стреляет в деревья в лесу! – фыркнула Ксюша, сложив руки на груди. – Между прочим, дриада может испугаться и покинуть свой дом. Или разгневаться, и тогда дерево беспощадно изобьёт тебя ветками.

Новый знакомый посмотрел на неё с нескрываемым скептицизмом, сверкая весёлыми искорками в золотых глазах, а Ксюша так живо представила себе разозлённое дерево, что вдруг вместе с охотником рассмеялась в голос.

- Мне пора, меня ждут. – улыбнулась, – Полечу дальше беспокоить новоявленных богов своим существованием.

- Готов сразиться с нападающим на меня деревом, если пообещаешь завтра прийти сюда же. – вслед ей добавил он, собирая с дерева стрелы.

- Зачем?

- Понравилась. – просто и без обиняков.

- Я титанида, богиня. – обернувшись, напомнила девушка.

Парень выразительно пожал плечами, показывая, где он видел всякие различия, что показалось несколько странным для смертного.

Или он всё же не смертный?..

- И я тебя почти не знаю.

- Это поправимо. Может, я тоже хочу божественное благословение. Откажешь страждущему?

“Этой улыбкой он девичьи сердца охапками собирает” – мелькнула непрошеная мысль, которую тут же от себя откинула.

- А вдруг ты всё-таки разбойник? Всё больше к тому склоняюсь.

- Тогда я тебя уже похитил бы. – предположил он и снова хитро ухмыльнулся: – Я видел, как ты засматриваешься на лук. Титанид стрелять из лука не учат, правда? Придёшь – научу.

- Чтобы я тоже распугивала дриад и дралась с деревьями? – хмыкнула Ксюша. – Нет, спасибо. Прощай, охотник. И мой тебе совет: с другими богинями будь чуть менее дерзок, иначе долго не проживёшь.

Девушка демонстративно медленно расправила крылья и быстро скрылась в вышине.

Прислонившись к злосчастному дереву, Эрос задумчиво вертел в руках стрелу. Обычную, как у всех смертных. Он иногда упражнялся с ними в стрельбе в этом лесу, приняв облик обычного охотника. Какие бесполезные деревяшки в сравнении с его настоящим оружием!

Стрела сломалась, превратившись в два ещё более бесполезных обломка, а Эрос вновь посмотрел вслед давно исчезнувшей из виду девушке,изучающе, словно надеясь что-то отыскать.

Смертная показалась... интересной.

Он давно наблюдал за ней, если можно так выразиться. Однажды почувствовал вдруг появление чего-то чужеродного. Этим “чем-то” оказалась новая душа в теле титаниды, более того, душа пришла из какой-то другой эпохи. Причём душа была именно новой, то есть обновлённой, а не чужой: девушку зачем-то отправили переживать заново одну из своих прошлых жизней. Чувствовался след Этернитас – всемогущей и в то же время совершенно бессильной богини вечности, что была собственноручным творением Крона, который сам же её и изгнал, испугавшись сделанного. С тех пор Вечность блуждает из эпохи в эпоху. Или, может, уже облюбовала себе одну, какую-нибудь далёкую, неведомую...

Пугаться было в общем-то нечего: да, Этернитас может любого смертного на некоторое время отправить в его же прошлое или будущее воплощение, но она не в силах изменить историю. Если отправила кого-то (вроде бы по собственной прихоти) – значит, так хотела Ананка-неотвратимость, значит, так заранее отмерили Мойры. Это знали все первородные титаны, а остальные даже не догадывались, что что-то не так.

Думал, что вот-вот Этернитас вернёт душу в ту новую точку отсчёта, откуда выдернула, таков закон времени, но пока нет. Мог только догадываться, чем же эта смертная насолила богине вечности, раз той так нравится с ней играться, но спустя какое-то время почему-то захотелось рассмотреть девушку поближе, а не с неизмеримой высоты.

Рассмотрел.

У неё была красивая, хотя и исполненная ядовитой горечи душа, и не менее красивый облик.

От размышлений неожиданно отвлёк увесистый подзатыльник и прутья, хлестнувшие при этом по лицу.

- Не смешно. – глядя на возвращающуюся на своё законное место ветку процедил Эрос.

- А по-моему очень. – рассмеялась вышедшая из дерева дриада. – Нечего было стрелять в мой дом! Озорничай со смертными, и только, а то матери пожалуюсь. Я стара для твоих стрел.

Бог Любви красноречиво фыркнул и просто посмотрел в глаза дриаде, зная, что она отреагирует так же, как все остальные без исключения: вздрогнет, побледнеет и поспешно отведёт взгляд.

Так и случилось.

Забавно: боги и их слуги всё ещё считали его глупым ребёнком, который зачем-то вдруг вырос и который любит пошалить, не подозревая, что он старше их всех вместе взятых и намного сильнее, хотя никто не может взглянуть ему прямо в глаза, никто никогда не мог, кроме отца-Хаоса – впрочем, в те времена, когда первоотец смотрел на своего первого сына, у Любви глаз и в помине не было.

Не могли смотреть в глаза боги, не могли первородные титаны, а вот эта смертная из далёкого Железного века- смогла. И как смотрела!..

Уж он-то ни с чем не перепутает этот взгляд.

А “малыш Эрот”... Эрос сам создал этот удобный образ: любую насмешку над богами, даже откровенное издевательство, олимпийцы считали обычной детской каверзой и не вполне осознавали, насколько они все подвластны ему. Конечно, даже в этом случае их терпение не безгранично, давно уже собираются что-нибудь сделать с его колчаном и стрелами. Глупые, им невдомёк, что дело не в стрелах (они вызывали только влюблённость, страсть, хотя и очень мучительную порой, только будучи выпущенными из его рук) и что от этого ничего не изменится, что сила Эроса – стихия, которую только он сам может подчинить. И то – не всегда.