Поругалась опять Олеся с мамой по телефону, и, загрустив, присела на сидение недалеко от единственного пассажира и затянула любимую «Цвете терен…» И уже допевала Олеся до самого грустного момента про «иншои шукаты», как вдруг за плечо ее кто-то тронул. Повернулась девушка, а там паренек, молодой совсем. Часто кондуктор на себе его взгляды ловила, последнее время только он до конечной и доезжал.

– Извините, Бога ради, что прервал вас. Но не могу больше молчать. Понимаете, Олеся, – кондуктор вскинула бесцветные брови и парень быстро закончил, – Да, я о вас уже все разузнал. Я в этом троллейбусе каждый день езжу. С работы, на работу. Вы слышали что-нибудь о театре музыкальной комедии?

– Слышала, не раз, – тихо отвечала Олеся, – Даже на оперетту одну летом ходила.

– А мюзиклы вам нравятся?

У Олеси огоньки в глазах зажглись, да и потухли сразу. Незнакомый, явно старше нее. Худенький такой, глаза карие. Не любила Олеся кареглазых. На мюзикл, что ли, зовет? Конечно, посмотреть да послушать хочется, но только вот без сопроводителей.

– Ну, смотрела парочку, – почти прошептала Олеся, не добавляя, что смотрела их еще дома у подружки, на старом затасканном диске.

– Вы не поймите меня неправильно, но ваш голос мне очень понравился. Я – молодой режиссер, ставлю свой первый в жизни мюзикл. Мне, как воздух, нужны артисты. Вы учились пению, Олеся?

– Да чего вы говорите такое, – смутилась девушка и бледные ее щеки залились краской. – Плохо я пою. Может и потому, что никогда не училась.

– А пойдемте ко мне петь, Олеся? Пожалуйста! Заплачу немного, декорации скудные, артистов мало, знаменитых вообще нет. Вы Собор Парижской видели? Только не наш, у нас подбор артистов не очень меня устраивает. А французский, с самым первым составом? Вот там и декорации, и костюмы все простенькие, а из-за голосов мюзикл легендой стал, вот как. Ну, пойдете?

– Видела такой. Его только, если честно говоря, полностью и посмотрела, – Олеся впервые улыбнулась. Человек, который любит мюзиклы, не может быть плохим, – подумала она.

– Меня Никита зовут. Приходите на прослушивание, а? У нас история светлая, о дружбе, о любви. О вечном. Придете?

***

– Эх, Олеська! – Никита присел на край сцены и закрыл лицо руками.

Курчавые волосы его торчали во все стороны, синяки под глазами расплылись на пол-лица.

– Правду режиссер сказал, что если мы провалимся, то выгонит тебя взашей? – Олеся присела рядом с другом и свесила ноги со сцены. – Я придумаю что-нибудь, честно!

– Сказал, если полного зала не будет, то полетим мы все отсюда…

Вышла Олеся из театра расстроенная. Если ничего не получится, то совсем обидно выйдет. Она танцевать, между прочим, научилась. А еще смеяться научилась, как девчата у них смеялись. Громко так, раскатисто. И петь гораздо лучше стала, она прямо сама это чувствовала.

«Васильки» – так называлась их история о еще вчерашних школьниках, о дружбе, о первой любви. Нравилась Олесе их мюзикл, но на Никитку взъелся кто-то сверху. Ругался, что он зал попусту занимает, время тратит. И затея его наверняка провалится. Точно провалится. А Олесе не хотелось этого, поэтому распечатала она рекламок, да и повесила по всему троллейбусу. «А вдруг, кто и заметит, вдруг, кто-то и придет?» – мечталось ей.

Настал день премьеры, и Олеся, все дрожа, долго рассматривала себя в отражении. Ей казалось, что от ее волнения даже по зеркалу сейчас пойдет рябь. Но счастливой Олеся была до ужаса. Не верилось ей, что она в городе своей мечты петь будет, да еще и на сцене настоящей.

В гримерку ворвался Никитка, крича так, что в ушах зазвенело:

– Аншлаг, Олесечка! Аншлаг! Поверишь, нет? Полный зал! Полный! – он схватил девушку за руку и поволок за собой.

Вышла Олеся из потайной комнатки, да стала в зал всматриваться. А там лица все знакомые! Весь маршрут ее, с обоих берегов! Все их туда-сюда Олеся возила, а теперь сидят они в зале, в основном бабули, конечно, но такие добрые, знакомые, цветы в руках даже у некоторых. И так спокойно стала Олесе. Не выходя на сцену еще, почувствовала она тепло, поддержку, которой всю жизнь у нее не было. И поняла Олеся, что счастлива, да настолько, что смеяться хочется.

***

Не стала Олеся звездой. ГУКИ, конечно, окончила. Даже в паре мюзиклов спела. Но вышла потом замуж, трое детей у нее появилось.

С Никиткой часто виделись, но он все по гастролям, да по гастролям. Даже заграницу Олеся к нему со всей семьей ездила. И женился он на француженке, смешной такой, хорошей. Чем-то похожей на Флер де Лис.

Кем же стала кондуктор Олеся? Пошла она в школу музыкальную преподавать. Рассказывать детям, что все возможно. А еще учила она их петь так, чтобы им самим нравилось. В первую очередь им самим, и никому другому.

Еще немного, и она придет. Я точно знаю. Она приходит каждую ночь, но совсем ненадолго. Скользнет светом по одеялам, по волосам смешно сопящих девочек, но потом всегда идет ко мне. Я представляю, как она меня обнимает и ласково шепчет на ушко: «Спи, мое солнышко». Шепчет так, как шепчут настоящие мамы. И она у меня почти настоящая.

Вот она входит тихо-тихо. В эти светлые ночи я долго не могу уснуть, но мне это нравится. Тогда думается очень много хорошего, кажется, что если даже попросишь какую-нибудь глупость, все сбудется. Я набрасываю простынь на голову и сквозь щелочку слежу за ней. От чего она светит так грустно? Солнце всегда радостно, а она так, как будто ей немножечко больно.

С утра я упросила Марусю сделать мне крендельки на голове. Крендельки – это такие косички, которые кругом заворачиваются, если вы не знали. Оксана Петровна сказала, что сегодня приезжают за девочкой Полей. Ей должно быть семь лет сейчас. А нас, Полинок, целых четверо. Мне пока всего шесть, но я тоже верю. Правда, без зубов я совсем некрасивая стала, да еще и разговариваю так смешно. Мальчишки теперь обидно дразнятся и смеются. Но с крендельками мне нравится, может быть, и новым родителям понравится?

Они уехали пару часов назад. Позвали меня. Я так бежала, что кролика своего на кровати оставила. А он мне всегда удачу приносит. Поэтому все так и получилось. Я бежала-бежала, ну вот коленки и разбила. Платье-то у меня совсем уже короткое, я из него еще прошлой весной выросла. Коленки вечно наружу торчат. Мне не нравится, и родителям не понравилось. Они так посмотрели строго-строго, и сказали, что не ту Полинку ищут. Мне обидно, конечно, но коленки больше болят.

И опять мне ночью не спится. Моя луна в глаза светит, но это хорошо. Я темноты боюсь. Она страшная. А луна не дает темноте ко мне подобраться. Я кролика рядом с собой положила и тихо-тихо рассказывала ему, какой должна быть мама. Чтобы руки обязательно были красивые. Это для того, чтобы детей по голове гладить, и по ночам одеяло поправлять.

Еще мама не должна быть злой. Помню тетку, которая меня прошлым летом забирала. Она так кричала всегда на всех. На мужа своего, на меня, на остальных детей… Мы сами не понимали, что такое сделали, а она все громче и громче. Ну, обошлось. Она нас всех обратно вернула. Здесь тоскливо очень, но все равно лучше, чем рядом с ней.

Луна осторожно скользнула лучиком по моей щеке. Это она меня так целует, чтобы я поскорее уснула. Завтра рано вставать, а я так этого не люблю. Голова тогда тяжелая и звенит. Когда ночью много думается, вредно просыпаться утром. Надо поближе к обеду, чтобы спросонья не натворить каких-нибудь глупостей.

Зубы у меня отросли почти, но крошиться начали. Тетя Наташа, медсестра, сказала, что кушать мне нужно лучше. А я чего сделаю? Сама поешь, маленьким немного отдай, а все молоко обычно старшие отбирают. Хотела бы я может кушать. Да мне хватает, я жаловаться не люблю. Я даже успеваю печеньем зайчика кормить.