– Чего-о-о?

Я и правда ошалел. Ну, забыть о предстоящем балете было сложно – мелкая трещала каждый день, какое она наденет платье, как поднимется занавес, какой счастливой она будет и вообще. Как будто мир разом перевернется, ага. Я болтовню ее даже толком не слушал, и не думал, что это как-то коснется меня. О балете я знал только два факта: первый – это будет адски долго, второй – адски уныло.

В общем, я сразу подскочил, сунул вторую котлету в рот – пока не отобрали – и попытался протиснуться в нашу с мелкой комнату.

– Я к Сереге должен пойти! У нас зачет после завтра. Мне никак, вот прям совсем!

– Серега этот твой! – мама подскочила и оглушительно чихнула. Вышло весьма театрально.

Серегу она не любила за то, что он мне расквасил нос в третьем классе. Мы об этом и думать забыли, но мама-то помнит, мама всегда все помнит.

– Сёма, все! Я сказала! Я за билеты эти знаешь, сколько отгрохала, а? Почти весь аванс!

– Ребенок об этом всю жизнь мечтал! – взвизгнула Дашка и тут же пугливо отступила: а вдруг, сейчас обижусь и точно никуда не пойду?

Я выскочил с кухни и треснул дверью со всей силы. В театр с мелкой идти придется, чего деньгам пропадать, но пусть понимают, что я против такого вот. А то совсем уже расслабились.

***

Сидим в третьем ряду. Эта дурочка такая смешная: притащила с собой кролика в балетной пачке. А говорит всем, что уже взрослая. Ей десять месяц назад исполнилось, а на балет с шести ходит. Вот ей мама и подарила билеты на день рождения. А мне теперь, вместо того, чтобы с пацанами у Сереги сидеть, приходится париться в рубашке и новом свитере.

И эта муть идет почти четыре часа! Интересно, им самим не надоест? Ну, тем, что на сцене?

Первые пять минут, пока все не стихло, и не погас свет, я постоянно думал, как можно отсюда слинять. А потом к мелкой обернулся, а ее лицо так и светится. Слишком счастливая она сейчас, нельзя ее обратно в реальность выдергивать.

Заиграл оркестр из своей ямы. Мы сидели со стороны барабанов, это я услышал. Ну, красиво играют, не спорю. Дашка тихо-тихо запищала и со всей силы сжала зайца. Смешная она у меня все-таки. Хоть и вечер испортила, зараза.

Она подергала меня за рукав идиотской рубашки и поманила к себе:

– Сёмочка, балет – это очень красиво! Ты скоро увидишь!

– Ага, да, – ответил я, скривившись.

На сцену выскочил идиот в лосинках, в костюме скомороха. Поскакал, побегал. Я слышал, как он тяжело ухает на пол, и из-за этого не мог нормально уснуть. Разве, блин, в балете все не должны быть легкими и беззвучными?

Хотя, ноги у этого мужика довольно мускулистые. Мне до таких ног, как ракам до Китая… И я заметил, как на шее у него вена вздулась. У меня так тоже иногда в качалке вены выступать начинают. Сложно это, наверное. И так высоко прыгает. У меня бы в жизни не получилось.

Теперь принц выскочил со всем своим двором. Колготки беленькие, волосы прилизаны. Фу. А Дашка снова пищит, что он какую-то антрашу шикарно делает. Вот детям мозги чем пудрят-то, а. Смотреть на такого мужика противно. А она от восторга писается. Прыгал этот принц, правда, еще выше, чем клоун. Высоко очень.

Я наконец-то засыпать начал, а тут другое действие. Спросил у Дашки, сколько еще осталось, а она зашикала на меня. Типа мешаю я всем. Нельзя говорить, когда такая музыка играет. Сквозь полузакрытые веки я увидел, что на сцену повалили лебеди. В полудреме смотреть на них было очень прикольно, как будто они из мультика какого-то. А я теперь хоть на пачки посмотрю, ну. А то до этого все девчата в юбках каких-то танцевали.

Минут через пять я закрыл глаза и зажал ладонями уши, чтобы не слышать грохота – они этими пуантами так по сцене топотали, что даже пацанам у Сереги не по себе было, я так думаю. Дашка сунула острый локоток мне под ребро. Я ахнул и хотел ей уже подзатыльника вмазать, но увидел, что тычет она подбородком в сторону сцены:

– Не спи, Сёмочка! Она-а-а-а-а…– на выдохе прошептала мелкая.

По центру, в окружении других лебедей, плясала типа их королева. Она и правда на королеву была похожа. С самой тонкой талией, с такой выправкой… Или как там, осанкой? Только взгляд печальный. На самом деле, очень она походила на грустную…лебедиху? А руки у нее вообще необычны были. Представить себе не могу, как ими так шевелить можно. Прямо от плеча и до самой кисти словно волну пускала. Суставы у нее там что ли лишние?

– Такие плавные движения! – зашептала Дашка. – Волшебница!

– Да. Волшебница, – тупо пробормотал я.

Почему-то спать теперь не хотелось. Внутри творилось что-то странное. Мне как будто стало неловко. За то, что она такая.... И в груди что-то кольнуло.

– Сёмочка, теперь понимаешь? Балет – это красиво!

***

Дашка сидела напротив и уминала бургер. А мне чего-то есть не хотелось. Серега звонил, но я решил уже к нему не идти сегодня. Не было настроения идти в шумную компанию после такого. Необычного. Нездешнего.

Мелкая раз в полгода разрешала себе схомячить бургер, и мы из театра пошли поесть. Дашка что-то рассказывала, а у меня перед глазами стояла девушка в черном платье, вертящаяся на одной ноге. И не свалилась, надо же. Мне вообще показалось сначала, что это королева лебединая. Похожи они были, но в глазах у черной искорки какие-то вспыхивали. Мне от них жарко стало.

– Дашка, слышь, а кто играл черную лебедиху? Ну, и белую? Кто они?

– Сём, ты че-е-его, – у мелкой от смеха кола пошла носом. – Партию Одетты и Одиллии одна девушка танцует всегда! Ну, или почти всегда!

Я аж подавился. Не знаю почему.

Дашка еще трещала что-то, о движениях, о совей преподше, о нарядах. А меня как будто по башке чем-то огрели. Сижу вроде рядом, а ни черта не слышу. В ушах звенит и все.

– А ты знаешь ее? Ну, эту черно-белую лебедиху? – спросил я снова, когда мы уже спускались в метро.

Мелкая посмотрела на меня, ехидно прищурившись. И где манеру-то такую взяла? Совсем как мать делает уже. Мне аж не по себе стало. Скоро обе меня строить будут. И почему она так быстро растет? Раньше моим другом была, а теперь, выходит, маминой подружкой станет?

Дашка схватила меня ледяной ладошкой за руку, и давай подбородком тыкать куда-то наверх. Глазищи огромные, то ли испугалась, то ли еще чего.

Я резко обернулся и увидел девушку, ехавшую на эскалаторе сразу за мной. Ну, ничего особенного в ней не было. Волосы красивые, волнистые. Наушники тонкие торчат, шарф огроменный.

Она как будто почувствовала, что кто-то на нее пялится, и как зыркнет на меня. Я резко отвернулся, как ошпаренный. Глаза, глаза! Печальные, сосредоточенные. Вот что что, а их я точно рассмотрел.

– Она? – одними губами спросил я у Дашки.

А самого аж колотит. Что за фигня? От мамы, что ли, заразился?

Мелкая быстро-быстро закивала. У нее от восторга аж пятна на щеках выступили.

Мы спустились, зашли в вагон, боясь обернуться. А тут я боковым зрением вижу, что она за нами запрыгнула. Успела проскользнуть, пока двери не закрылись. А у меня коленки чего-то задрожали.

– Дашка, слышь, – зашептал я, нависнув над мелкой, – иди, подойди к ней. Автограф там возьми или телефон.

– Сём, ты чего, дурак? – мелкая глаза выпучила. – Я стесняюсь, я не пойду. Иди сам для меня автограф возьми. Ты же старший брат, Сёма!

– И че, что старший? Дашка, ну она же тебе нравится, ну! Иди, а то она выйдет сейчас! – я подтолкнул мелкую в сторону балерины.

– Сёма! Отвянь! Я маме расскажу, что ты не взрослый совсем!

– Дашка! Ну, че ты! Ну, подойди!

Вагон остановился. И сердце у меня как будто тоже. А вдруг, выйдет сейчас и исчезнет? Но она осталась стоять. Такая прямая, как струнка. И волосы у нее красивые. Только из-за них я ее не узнал сразу.

Я прогладил джинсы мокрыми ладонями и сделал пару шагов в ее сторону и замер. Уставился на карту метро, как дурак. Мелкая яростно замахала руками, мол, иди уже, иди!

– Э-э-э-э, драсьте! – я тронул ее за плечо и резко одернул руку. Как будто испугался, что могу ей что-то сломать своей несуразной лапищей.